Смирнов Ю. М., Антонова Н. Д. Две графини одного фотографа (бытовая мифология в биографии Н. Сажина)

В биографии известного муромского фотографа конца XIX — первой трети ХХ века Николая Николаевича Сажина, кочующей в Интернете с сайта на сайт¹, есть несколько утверждений, вызывающих, если не сомнение, то некое недоумение и страстное желание проверить их. Источник этой информации устанавливается без труда — это мемуары внука фотографа, Вадима Игоревича Сажина², пилота борта № 1, который в свое время возил всю советскую партийно-государственную верхушку.

Чтобы избежать упреков в предвзятости и неточности, следует, видимо, подробно привести семейную легенду, изложенную В. Сажиным: «Особенностью отцовской линии стала неразрывная связь его семьи с историей фотографии в России. Так получилось, что мои предки стояли у истоков зарождения этого искусства в России. Поэтому хочется рассказать о становлении знаменитых фотографов-художников Сажиных. Их, образно говоря, взлетная площадка располагалась в географическом треугольнике Муром — Арзамас — Нижний Новгород.

Мой прадед Николай Николаевич Сажин (Сажин номер один, так как все первые сыновья его потомков будут называться Николаями) был крепостным крестьянином в деревне Большое Мурашкино, расположенной невдалеке от Арзамаса. Деревня эта принадлежала графине Уваровой, центральная усадьба которой находилась близ Мурома…

Таких деревень, как Большое Мурашкино, Уварова имела много. Тысячи крестьян трудились в них…

Николая Сажина от односельчан отличали не только трудолюбие, которое вообще было присуще русскому земледельцу, но и прирожденный талант художника, любовь к прикладному искусству, дарованная ему Богом.

Все свое свободное от тяжелого крестьянского труда время (это лишь длинные зимние вечера) Николай рисовал углем на бумаге, писал дешевыми красками на холсте и даже выжигал на бересте раскаленным на огне гвоздем портреты своих соседей и друзей. Он воспринимал мир как необъятное сочетание света и тени, цвета и многообразия его оттенков. Добавим к этому обостренное чувство композиции, что очень важно для художника, работающего в любом виде искусства. Если бы Николай получил возможность учиться и развивать свой талант, несомненно, из него получился бы большой художник. Но в крепостной деревне об учебе на художника, где вряд ли знали само это слово, нельзя даже было мечтать. Когда примерно в начале 30-х годов позапрошлого столетия в семье Николая Сажина родился первенец, Николай номер один стал передавать свои художественные навыки и секреты сыну — тоже Николаю Сажину (назовем его «Арзамасским»).

Художественный дар отца и его способности передались сыну. И уже через несколько лет вся деревня и окрестности знали о двух художниках — отце и сыне с одинаковыми именами. В 50-х годах XIX века слух о молодом Николае дошел до Мурома.

Графине Уваровой (кстати, родилась она в 1840 г. — Ю. С., Н. А.) доложили о способностях ее крепостных, прежде всего, о молодом Николае Сажине. Познакомившись с его работами, графиня решила использовать его талант для оформления декораций в своем крепостном театре. Успех театрального художника-самоучки превзошел все ожидания. За недолгий срок самоотверженная творческая работа Сажина при усадьбе Уваровой сблизила графиню и крепостного (как говорили) не только в области художественной постановки спектаклей.

После нескольких лет «подневольного» труда в театре, графиней Уваровой было принято, надо полагать, трудное для обоих, но абсолютно справедливое решение направить Сажина в мировую художественную Мекку — Париж — на учебу. Там в школе художественной фотографии Николай Сажин с огромным интересом и прилежанием познавал все секреты рисунка, живописи и модной тогда фотографии, которая в ту пору называлась дагерротипия. Причем, надо отметить, что деятельность в области фотографии XIX века была сравнима с труднейшей научно-исследовательской работой в области химии, физики, а также одновременно и производства. С успехом окончив парижскую школу, Николай вернулся в Муром.

Он не забыл свою благодетельницу. В архивах муромского краеведческого музея до сих пор хранится прекрасный портрет графини Уваровой работы Н. Сажина. Будет справедливым подчеркнуть, что графиня также не забыла своего крепостного. Еще задолго до официальной отмены царем Александром II крепостного права в России графиня Уварова пожаловала своему фотохолопу вольную, то есть полностью освободила его и отпустила на все четыре стороны»³.

Хотим мы этого или нет, но к этому тексту в контексте нашей работы следует относиться как к историческому источнику. С этой точки зрения он, как подавляющее большинство такого рода свидетельств — мемуарных — страдает субъективностью и тенденциозностью. Проще говоря, автор предлагает свою версию событий и при этом хочет показать себя и предков с лучшей стороны. Как правило, все воспоминания грешат неточностями в датировке событий, поскольку пишутся много лет спустя после того, что происходило. В нашем случае мы еще имеем дело с устным преданием, в течение нескольких поколений бытовавшим в семье. Естественно, что часть изначальной информации в таком случае отсеивается, забывается, цензурируется, видоизменяется и ее место занимают более поздние вставки, достоверность которых далеко не безупречна, поскольку зачастую они основаны на домыслах. В рассказе В. Сажина сохранилась некая канва событий с весьма приблизительной хронологией, скудными реалиями и беллетризованная таким образом, что практически невозможно понять, является ли какая-то часть изложения литературно украшенным фрагментом подлинной истории или это лирические отступления мемуариста. Это, собственно, и вызывает некоторые сомнения. И дело даже не в наивно-фантастических рассуждениях о художественных дарованиях предков.

Первое, самое очевидное и не требующее доказательств: портрета графини Уваровой работы Н. Сажина в Муромском историко-художественном музее нет и никогда не было, а портрет, опубликованный в книге В. Сажина, не имеет к ней никакого отношения. Точнее, отношение есть, но весьма специфическое, на уровне анекдота. В 1994 году тогда еще работавший муромский ликеро-водочный завод решил выпустить новую водку. Обратился в музей с просьбой оценить придуманное название: «Графиня Уварова». Музей товарную марку не одобрил, поскольку графиня была противницей употребления крепких напитков, а у себя в Карачарове объявила пьянству бой. Тем не менее, в начале 1995 года напиток все-таки появился в продаже, да еще с музейным портретом Уваровой на этикетке. Естественно, что сделано это было без всякого разрешения на коммерческое использование собственности, правами на которую обладал музей. Возникла ситуация подачи иска. Завод предложил мировую: поскольку у них уже был отпечатан тираж, а перерегистрация — дело хлопотное, и убытки за всем этим следовали немалые, попросили разрешения имеющийся тираж использовать, а затем этикетку заменить. Так оно и произошло. После того, как заготовленные этикетки закончились, на бутылках стали появляться самые разно­образные изображения, в том числе и портрет неизвестной красавицы, помещенный в книге В. Сажина. Кстати, по технике исполнения портрет не является дагерротипом.

Не удалось найти подтверждения и тому, что село Большое Мурашкино принадлежало Уваровым⁴. После того, как графиня в 1858 году вышла замуж за человека, которого всю жизнь горячо любила (почитайте ее письма), стала его помощницей и, более того, соратницей, в селе Карачарове под Муромом, где было одно из их имений Уваровых, она бывала наездами. Только после смерти мужа с 1891 года стала проводить здесь довольно длительное время. Совершенно очевидно, что крепостные театры к тому времени уже канули в Лету, а «крепостной художник-декоратор» едва ли мог присутствовать в ее имении⁵. К тому же в архивных документах упоминаний о театре нет, как нет и его обозначения на планах уваровских усадеб в Карачарове и Поречье⁶. Не встретились такие сведения ни в мемуарах самой Прасковьи Сергеевны⁷, ни в свидетельствах круга Уваровых. В Карачарове ее занимали гораздо более важные дела: занятия наукой, организация археологических съездов, раскопок и изданий, ведение нешуточного хозяйства, деятельность более двух десятков благотворительных обществ, председателем и членом которых она состояла, и проч. Она и сама, что в контексте нашего повествования важно, занималась помощью нуждающимся: в Поречье, например, была устроена школа ремесел для крестьянских детей — мальчиков и девочек, где графиня вела уроки по собственной системе. В Карачарове была попечительницей школы, покровительствовала талантливому юноше, будущему академику нефтехимику И. М. Губкину и проч. Примеры можно продолжить — не в этом суть. Суть в том, что при благоприятном стечении обстоятельств она вполне могла бы, как представляется, оказать воспомоществование самородку из глухой провинции. Однако одних благих намерений графини Прасковьи Сергеевны Уваровой было бы мало.

Дело в том, что с. Большое Мурашкино принадлежало совсем другому хозяину, а вместе с ним и жившие в нем Сажины — Николай «Первый» и Николай «Арзамасский». В интересующее нас время Б. Мурашкиным сначала владел князь Георгий Александрович Грузинский, губернский предводитель дворянства. Потомок древнего и знатного рода грузинских царей, он при крутом нраве и больших полномочиях полновластно распоряжался округой, к тому же слыл весьма любвеобильным. Как о его произволе, так и о его добрых делах можно рассказывать долго⁸. М. И. Пыляев так охарактеризовал князя: «Он вообразил, что послан на Землю, чтоб покровительствовать всем бедным и угнетенным, в силу чего принимал к себе с большим радушием всех беглых и несчастных, а также укрывал у себя и бежавших от его соседей крепостных, чем-либо недовольных»⁹. Для нас же в очередной раз важно, что граф не чурался благотворительности, порою весьма щедрой¹⁰. В главной усадьбе князя — Лыскове — был крепостной театр, которым занималась и ставила в нем спектакли дочь князя — Анна Георгиевна (1798 г. р., т. е. была она на 42 года старше Уваровой. — Ю. С., Н. А.)¹¹. Этот театр, правда, исследователи относят «к примитивным доморощенным представлениям на наскоро сколоченных подмостках с размалеванной простыней вместо занавеса»¹². Бывший дворовый рассказывал: «Когда занавес поднимается, выдет с боку красавица Дуняша — ткача дочь, волосы наверх подобраны, напудрены, цветами изукрашены, на щеках мушки налеплены, сама в помпадуре и в фижмах, в руке посох пастушечий с алыми и голубыми лентами. Станет князя виршами поздравлять, и когда Дуня отчитает, Параша подойдет, псаря дочь. Эта пастушком наряжена, в пудре, в штанах и в камзоле. И станут Параша с Дунькой виршами про любовь да про овечек разговаривать, сядут рядом и обнимутся. Недели по четыре девок, бывало, тем виршам с голосу Семен Титыч сочинитель учил, были неграмотны. Долго, бывало, маются, сердечные, да как раз пяток их для понятия выдерут, выучат твердо. Андрюшку-поваренка сверху на веревках спустят, бога-Феба он представляет, в алом кафтане в голубых штанах, с золотыми блестками. В руке доска прорезная, золотой бумагой оклеена, прозывается лирой, вкруг головы у Андрюшки золоченые проволоки натыканы, в роде сияния. С Андрюшкой девять девок на веревках, бывало, спустят; напудрены все, в белых робронах, у каждой в руках нужная вещь: у одной скрипка, у другой святочная харя, у третьей зрительная труба. Под музыку стихи пропоют, князю венок подадут и такой пасторалью все утешаны»¹³.

Вот на этих подмостках, собственно, судьба и могла бы свести княжну Анну Георгиевну Грузинскую с крепостным художником Николаем Сажиным («Арзамасским»). Хотя очевидно, что для оформления таких спектаклей особого художественного таланта не требовалось. Свела ли — не знаем, документальных подтверждений нет. Домашняя легенда Сажиных утверждает, что свела.

После смерти князя Г. А. Грузинского в 1853 году владение Большим Мурашкиным¹⁴ и Лысковым перешло к его дочери, которая к тому времени уже девятнадцать лет как была графиней Толстой. В 1833 году она вышла замуж за своего четвероюродного брата, графа А. П. Толстого, и с той поры в своем имении бывала не столь часто, наездами, приезжая туда из Нижнего Новгорода, Москвы, Парижа, Санкт-Петербурга, т. к. ее муж был обер-прокурором Синода и членом Государственного
совета.

Рискуя напустить тумана в эту и без того недостаточно резкую, как сказали бы фотографы — несфокусированную — картинку, придется все-таки вкратце коснуться истории замужества Анны Георгиевны. По воспоминаниям современников, она была очень красивой, хорошо образованной, острого ума, глубоко религиозной и скромной девушкой, к тому же сказочно богатой, и отличалась невероятной добротой. По отношению к себе графиня была всегда строга и не позволяла никаких прихотей и излишеств. Ф. Ф. Вигель рассказывает, что она «убегала общества и, вопреки обычаям других красавиц, столь же тщательно скрывала красоту свою, как те ее любят показывать»¹⁵. В юности Анна пережила трагический роман, герой которого, Андрей Гаврилович Медведев, аптекарь из лысковской больницы, ответил взаимностью на ее любовь. Однако о свадьбе не могло быть и речи — он оказался внебрачным сыном сладострастного князя Грузинского, т. е. ее единокровным братом. Юноша ушел в монастырь, став со временем настоятелем Троице-Сергиевой лавры и управлял ей почти полвека; в 1998 году прославлен среди святых в лике ­преподобных¹⁶.

Княжна тоже попыталась удалиться в обитель, но была возвращена в мир. Только тридцати пяти лет от роду по уговорам отца она вышла замуж, став графиней Толстой. С мужем, очень верующим, который, опять же, по воспоминания современников, «был святой человек», тайно носил вериги, анонимно занимался благотворительностью, они жили «духовным браком». «Вся ее забота, — вспоминала А. Смирнова-Россет, — состояла в том, чтоб графу устроить комнаты, вентиляцию и обед по его вкусу»¹⁷. А. П. Толстой был дальним родственником Н. В. Гоголя, познакомился с ним в Париже, и тот жил у Толстых в Москве, в доме на Никитской, где сжег второй том «Мертвых душ» и где умер. Николай Васильевич очень по­дружился с Анной Георгиевной, чему во многом способствовал их взаимный интерес к религии¹⁸. Последние годы, а умерла она в 1889 году в Москве, где, овдовев, жила с 1873 года, основной заботой графини стала благотворительность. В. П. Мещёрский писал, что графиня Толстая «славилась в Москве беспредельной добротою к горьким нуждам жизни»¹⁹. Практически все свое немалое состояние она завещала на всякого рода богоугодные дела, оставив, впрочем, толику наследства Е. Е. и Н. Е. Стоговым, крестной матерью которых была. Некоторые исследователи, как, например, М. П. Званцев, считают, что Елизавета и Николай были внебрачными детьми графини, хотя никаких документов, как-то подтверждающих это или то, что они — внебрачные дети князя Грузинского, не ­обнаружено²⁰.

Почти не остается сомнений, что такая женщина, заметив в своем крепостном искру божью таланта, могла отправить его учиться — даже в Париж. А вот сближение в области «не только художественной постановки спектаклей», как деликатно намекает автор мемуаров, по-прежнему остается под большим вопросом. «Где-то в начале тридцатых», когда родился наш герой Николай «Арзамасский», Анне Георгиевне было уже под тридцать пять лет. Вскоре она вслед за мужем стала надолго покидать родную усадьбу: с 1834 г. граф занимает пост Тверского гражданского губернатора, с декабря 1837 г. — военного губернатора в Одессе, а в феврале 1840 г. уехал с женой за границу, в хорошо знакомый ему по годам прежней дипломатической работы Париж, вернувшись к службе только в 1855 году²¹. После этого в Париж они уже не ездят, поскольку муж занят на высоких государственных постах. Сколь часто она бывала в Лыскове в те годы, сказать трудно. Возможно, по дворянскому обыкновению, лето проводили в деревне, зиму — в городе. Казалось бы, этот период — после 1855 года — представляется наиболее возможным для встречи Толстой с Николаем. Графине уже близится к шестидесяти (по понятиям того времени — глубокая старуха), Николаю — около двадцати пяти. Сложно судить и о том, насколько хозяйка увлечена театром: светская литература ее давно не интересует, читает духовные книги, любимое чтение — Евангелие, общаться предпочитает с ученым духовенством, хотя, конечно, можно ставить спектакли и по религиозным сюжетам… Так что судить и о том, насколько ей был нужен театральный художник, тоже весьма проблематично.

Тем не менее, семейная легенда Сажиных гласит, что графиня отправила юношу учиться в Париж, правда, непонятно, с какой целью, чему, почему и зачем. Сделать из него собственного графского фотографа? Но мемуарист утверждает, что Николай получил вольную еще до отмены крепостного права. К тому же деятели русской науки — а это очень узкий круг — впервые познакомились с фотографией в 1839 году, но уже в 1840-м московский гравер и изобретатель Алексей Греков открыл первый в России «художественный кабинет» для портретной фотосъемки, в 1843 г. открылся кабинет дагерротипии в Казани, в 1854 — фотокабинет в Саратове²² и т. д. Таким образом, на взгляд со стороны — даже если только принять во внимание проблемы со знанием французского языка, не говоря уже об общем уровне образования, — парня из нижегородской глубинки проще, дешевле и надежнее было отправить учиться в какую-либо российскую мастерскую.

Если же дать ему редкую профессию и отправить в «свободное плавание», следовало иметь в виду, что занятия фотографией тогда были безумно дороги. В середине XIX века камера для съемки стоила 400 франков²³. На российские деньги это было (примерно) 100 руб. золотом, или 1500 руб. сереб­ром, или до 5250 руб. ассигнациями по курсу²⁴ (для сравнения: в двух купчих, хранящихся в Муромском музее, указана, например, цена крепостных: в 1805 году девушку продали за 100 руб. ассигнациями, в 1821 — юношу за 200 руб.²⁵). Это не считая накладных расходов, куда входила и стоимость серебряных пластин, и солей золота, ртути. Сюда же входила необходимость содержать и специально оборудованный павильон для съемки, поскольку аппаратура была тяжела и громоздка, а выдержка при фотографировании достигала пятнадцати минут, и кабинет для обработки фото, так как препараты были ядовиты. Случалось, что неосторожный фотограф погибал от отравления. Так что даже овладевшему ремеслом/искусством фотографии простому крепостному (вольному?) крестьянину было бы чрезвычайно сложно открыть свое дело. Трудно было рассчитывать и на большой спрос: в это время стоимость снимка в Москве, например, могла равняться месячному жалованью служащего²⁶. Откуда же взялся загадочный портрет, после которого графиня благословила выученика на все четыре стороны? Для того, чтобы этот портрет появился, нужно, чтобы три необходимых условия — графиня, фотограф и мастерская — совпали в одно время в одном месте, совсем как триединство места, времени и действия в драматургии классицизма XVIII-XIX веков.

Однако свой первый салон Н. Сажин открыл только в 1876 году в Княгинине²⁷, то есть до этого времени своей фотоаппаратуры у него не было. Таким образом, получается, что фотография могла быть сделана только в Париже и до 1855 года, а это несколько смещает акценты. Наиболее правдоподобной в этом крайне сомнительном варианте биографии выглядит версия, что Николай оказался в Париже не сам по себе, пусть и волею пославшей его графини, а в одну из заграничных поездок был включен ею в сопровождавшую прислугу. Что, почему и как произошло в Париже — сложно даже догадываться, тем более, что остается под большим сомнением знание Сажиным французского языка. Но это умозрительная, скорее даже фантастическая версия, которая как-то прочитывается в туманных семейных преданиях.

Вернулся в Россию Николай (если он вообще куда-то уезжал) до 1865 года, поскольку в этом году он женился²⁸. Ему было уже за тридцать, а в то время для крестьянских парней это был нетипично поздний возраст обзаведения семьей, что косвенно может свидетельствовать об его отсутствии на родине. Техника фотографии совершенствовалась, и во второй половине XIX в. процесс фотосъемки и фотопечати стал быстрее и проще, техника — легче и дешевле, отпечатки можно было тиражировать. Аппарат для съемки, скажем, уже весил не 140 кг, а около 45-ти, а потом и того меньше. Фотографии, хотя и оставались достаточно дорогими — от 50 коп. до 11 руб. серебром, стали более доступны обывателю. Однако, несмотря на это, чтобы открыть свое фотодело, деньги требовались немалые. Николаю после женитьбы потребовалось одиннадцать лет.

Показательно, что в воспоминаниях Вадим Сажин называет графиню только по фамилии. Ни имени, ни отчества не приводится. Считанные единицы муромцев знают, что в разное время село Карачарово принадлежало кн. В. Я. Сулешову, кн. Черкасским, гр. Шереметевым и гр. Разумовским. Последней владелицей карачаровской усадьбы была графиня Прасковья Сергеевна Уварова, соответственно, в городской памяти оно осталось как «уваровское». Для жителей города слова «графиня» и «Уварова», являются, по сути, синонимами, вызывая привычный для муромцев ассоциативный ряд. Автор мемуаров родился в Муроме в 1932 году, и для него сочетание «графиня Уварова» было привычным оборотом. Домашние рассказы, которые он, видимо, слышал в детстве, и в которых фигурировала некая «графиня», прочно связались в его сознании с Уваровой.

Во всей этой семейной истории, как видно, гораздо больше вопросов, чем ответов, и с полной определенностью можно утверждать только то, что Сажины из Большого Мурашкино не были крепостными Уваровой, а в Париж — если он был в биографии Сажина — его возила графиня Анна Александровна Толстая, урожденная княжна Грузинская. Прасковья Сергеевна Уварова, судя по всему, вообще не знала о существовании ­этого крестьянина.

Ряд вопросов снимается, если к семейной версии приложить изыскания нижегородских краеведов. М. М. Хорев пишет, что князь Г. А. Грузинский незадолго до своей смерти, которая последовала в 1852 г., решил завести у себя в нижегородском доме дорогую и модную новинку — дагерротип. Учиться же новому делу — «мокрой» технике дагерротипа — он таки отправил двух «смышленых» крестьян: Николая Козина и его двоюродного брата Николая Сажина. Правда, овладевали знаниями они далеко от Парижа — в Москве. В 1859 г. на втором этаже флигеля дома А. Г. Толстой на Грузинской улице в Нижнем Новгороде Козин открыл фотомастерскую. И весьма интересная деталь: как в бродячих фольклорных сюжетах, кочующих из сказки в сказку, из страны в страну возникает уже козинская история с портретом высокопоставленной персоны. Во время посещения Нижегородской ярмарки наследником государя императора, Козин, якобы, сделал его портрет, который настолько понравился цесаревичу, что фотограф получил в награду золотые часы и разрешение продавать портрет всем желающим. В отличие от легенды с сажинским портретом графини, дошедшем до нас в «домашней» транскрипции, эта история задокументирована в заметке Н. Овсянникова из «Справочного листка для Нижегородской ярмарки» за 1861 г.²⁹ Однако и с этим портретом нет ясности: наиболее вероятное время для снимка цесаревича (Николая Александровича, ум. в 1865 г.) — это август 1858 года, когда Александр II приезжал в Нижний «с семьей». Во-первых, это произошло за год до открытия мастерской Козина, а, во-вторых, среди членов семьи императора указываются только его супруга и дочь Мария³⁰. В этой же заметке вскользь отмечено, что «виды села Лыскова и Макарьева сняты г. Козиным вместе с его двоюродным братом Г. Сажиным», из чего, собственно, можно сделать предположение, что своей мастерской у Сажина нет, но он какое-то время имел возможность работать вместе с Козиным, а к 1861 году переехал в Симбирск³¹. Правда, фотографа с такой фамилией в Симбирске нам пока не удалось отыскать.

---

¹ См., например: Евгения Сазонова. Муромские жители в портретах Николая Сажина // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: runivers.ru/gallery/photogallery/stories/41 197/; Аркадий Зражевский. Фотографы дореволюционной и послереволюционной России // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: zrazhevsky.krasno.ru/Oldfotos/Sazhin.htm; Фотопрогулки // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: foto-progulki.ru/sazini-foto›sazini-foto; [Электронный ресурс]. — Режим доступа: ru.wikipedia.org›wiki/Сажин,_Николай_Николаевич; Сажин, Николай Николаевич // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%D0%B6%D0%B8%D0%BD,_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87; Комлев А. Р. Муромский фотограф Николай Сажин // Уваровские чтения — Х. — Владимир, 2018. — С. 228.

² Сажин В. Записки кремлевского пилота. Воспоминания. — Владимир, 2003.

³ Там же. — С. 10−12.

⁴ См.: Приложения к трудам редакционных комиссий для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. Сведения о помещичьих имениях. — СПб., 1860. — Т. 1, 2.

⁵ См., например: Горячев Н. Н., Антонова Н. Д., Удалов А. А. Театральная история Мурома. — Выкса, 2019.

⁶ Бондарева Н. Усадьба Поречье (Уваровых) // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: nataturka.ru/muzey-usadba/porechie.html; Сазонова Е. Графы Уваровы // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: old.museum-murom.ru/project/fotoletopis-muroma/fotovystavki/grafy-uvarovy; Карачарово: дворец графини-археолога // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: holiday-trips.ru/page/karacharovo-dvorec-grafini-arxeologa.

⁷ Уварова П. С. Былое. Давно прошедшие счастливые дни. — М., 2005. — Труды ГИМ. — Вып. 144.

⁸ Мясникова А. Н. Князь Грузинский и его столица — село Лысково. — Н. Новгород, 2013; Сухорукова М. Из рода Давидова. — Н. Новгород, 2013.

⁹ Пыляев М. И. Замечательные чудаки и оригиналы. Цит. по: Князь Георгий Александрович Грузинский, владелец с. Всехсвятского, Лыскова и мн. других // [Электронный ресурс]. — Режим доступа:

https://stapelia2784.livejournal.com/68 012.htmlhttps://stapelia2784.livejournal.com/68 012.html.

¹⁰ г. Лысково. Усадьба Грузинских // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: nckn.ru/component/k2/item/29-g-lyskovo-usadba-gruzinskikh; Последняя любовь Гоголя // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: igorob.livejournal.com/3124.html.

¹¹ Там же; НИКИТА КИРСАНОВ. «БЛАГОСЛОВЛЯЮ ДЕСНИЦУ БОЖIЮ…» (2). // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.liveinternet.ru/users/4 211 284/post373316824/; В. Сахновский. Крепостной усадебный театр. — М.-Л., 1924 // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.booksite.ru/usadba_new/world/16₄_03.htm.

¹² Известные крепостные театры // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: uzlit.ru›813 239/izvestnye_krepostnye_teatry.

¹³ Пыляев И. М. Старое житье. — СПб. 1892. — С. 17.

¹⁴ См.: Приложения к трудам редакционных комиссий… — Т. 2.

¹⁵ Воропаев В. А. «Я вас полюбил искренно…» Графиня А. Г. Толстая и ее отношения с Н. В. Гоголем // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.domgogolya.ru/science/researches/1397/.

¹⁶ Последняя любовь Гоголя // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: igorob.livejournal.com/3124.html.

¹⁷ Толстая Анна Георгиевна, ур. кн. Грузинская // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: stapelia2784.livejournal.com/68 194.html.

¹⁸ См.: Воропаев В. А. «Один из немногих избранных» Граф А. П. Толстой и его отношения с Н. В. Гоголем // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.portal-slovo.ru/philology/44 730.php; Владимир Воропаев. Смиренный обер-прокурор Синода // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: orthedu.ru›ch_hist/hi_rpz/45116sm.htm.

¹⁹ Толстая Анна Георгиевна, ур. кн. Грузинская // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: stapelia2784.livejournal.com/68 194.html.

²⁰ АРХИВ ЦАРЕВИЧЕЙ И КНЯЗЕЙ ГРУЗИНСКИХ // [Элект­ронный ресурс]. — Режим доступа: www.nounb.sci-nnov.ru/fulltext/manuscripts/arh.html.

²¹ О пребывании Толстых в Париже см. упоминания: Бежанидзе Ю. И., Фирсов А. Г. Александр Петрович Толстой // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: istorja.ru/articles.html/russia/bezhanidze-yu-i-firsov-a-g-aleksandr-petrovich-tolstoy-r453/; НИКИТА КИРСАНОВ. Указ. соч.; Воропаев В. А. «Один из немногих избранных»…; он же: «Я вас полюбил искренно…»

²² Максимов Е. К., Сафронов Ю. А. Старый Саратов на фотографиях и открытках. — Саратов, 2004.

²³ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.fotokomok.ru/samye-dorogie-fotokamery-v-istorii/.

²⁴ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: investflow.ru/blog/mfursov/chem-rubl-serebrom-otlichaetsya-ot-rublya-zolotom.

²⁵ МИХМ. М-9684. — Л. 1; М-9694. — Л. 1.

²⁶ Фотография 19 // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.photorepair.ru/fotografiya-19-veka.

²⁷ Из письма М. В. Бондаревой (Сажиной) Ю. М. Смирнову от 4 июля 2019 г.

²⁸ Там же.

²⁹ Овсянников Н. Фотография Н. А. Козина // Справочный листок для Нижегородской ярмарки. — 1861. — 25 авг.

³⁰ См., например: Царственные особы в Нижнем Новгороде. К читателю // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: files/bib-posobiya…1 268 815 844.doc.

³¹ См.: Хорев М. Пионеры волжской фотографии // Приволжская правда. — 1985. — 2 нояб.; Хорев М. М. Пионер нижегородской фотолетописи Николай Андреевич Козин (1817−1897) // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: ns.nounb.sci-nnov.ru/library/clubs/31 0517etn.php; [Электронный ресурс]. — Режим доступа: docviewer.yandex.ru/view/1 130 000 002 600 376/?*=N1ARp%2FLRVJwLtP50q6%2FiWHv7iqB7InVybCI6InlhLW1haWw6Ly8xNzA1NzM4MzU4ODY2NjQ2MjYvMS4yIiwidGl0bGUiOiLRhNC%2B0YLQvtCw0YLQtdC70YzQtS5kb2N4Iiwibm9pZnJhbWUiOmZhbHNlLCJ1aWQiOiIxMTMwMDAwMDAyNjAwMzc2IiwidHMiOjE1NzIyNDMzMjA0MDEsInl1IjoiNTk1NTk4MDY0MTUwMjI3MzcwNyJ9. Сердечно благодарим М. В. Бондареву из рода Сажиных, любезно указавшую нам на эту группу источников.