Работа на минных полях. А. И. Черствов.

Л. 1

Работа на минных полях

Московское военное инженерное училище я окончил 8 мая 1945 года. Мне присвоено воинское звание младший лейтенант. За плечами три года войны. Два года из них работа минером. В училище теоретические познания значительно пополнились. В армии должность командира взвода самая трудная и тяжелая. Об этом говорят всем, кто решился стать офицером.

Я получил предписание, как и три моих товарища (все Саши) в 5 гвардейскую инженерно-саперную бригаду в г. Гумбинен (Восточная Пруссия). До границы ехали по железной дороге в вагонах, а от Бреста на платформах. Послевоенная опустошенность. Станции и полустанки — груды развалин. Питание — сухой паек: хлеб, селедка и какие-то концентраты. Мы, вчерашние солдаты, ни на что не сетовали.

Гумбинен — скорее всего поселок сельского типа, и он полностью сохранился. Жителей не было. В ходе боев все отступали и бежали. Проходили через один город (название не помню), сильно разрушен. Из каждого окна высовывалась палка, а на конце висело за шею подвешенное чучело, изображающее или Гитлера, или Геббельса, или Геринга. Всюду белые флаги капитуляции. Кенигсберг — столица Пруссии, который был взят штурмом, представлял из себя сплошную кучу щебня. Берлин, в котором мне довелось быть в 1949 году, приобретал в то время «культурный» вид. Улицы и тротуары расчищены, а в стороне аккуратные прямоугольные насыпи из битого кирпича. Долг платежом красен.

Итак, мое место службы — Гумбинен. Личный состав располагался в бывших немецких казармах, а офицеры в индивидуальных домиках, в которых ранее жили немецкие семьи. Если смотреть издали, то домик представляет собой как бы одноэтажное каменное строение с высокой крышей. Средний этаж — четыре изолированные светлые комнаты. Полуподвальное помещение — чулан и разные кладовки. Верхний этаж — чердак с двумя просторными комнатами. Все сделано чисто, точно, аккуратно. Особенно изящно выполнены столярные работы. На каждой двери стандартные надписи: «кухня», «ванна», «туалет» и т. д. Домик утопает в зелени декоративных растений. Ограда — металлическая сетка, покрашенная в зеленый цвет. Даже с близкого расстояния она почти незаметна. Немцам, работающим на хозяйской латифундии, иметь свое подсобное хозяйство не разрешалось. Даже домашнюю птицу. Все необходимое работник должен покупать в хозяйском магазине. Крестьянин был чистый пролетарий. Если семья уходила от своего хозяина, то в доме она оставляла все в нетронутом виде.

Из повседневной армейской жизни мало что можно вспомнить. Особенно, когда нет чрезвычайных происшествий. В свободное от занятий время учились играть в преферанс на «дейч марки», которыми нам доплачивали к денежному содержанию. Их негде было израсходовать. В России они не являлись денежными знаками, и мы их не берегли. В игре марки были для счета. Проигравший и выигравший не печалился и не радовался. Кино, ра-

Л. 2

дио, газет, книг не было. Одним оловом, скука смертная. Хорошо, что не было спиртного.

Июнь, июль, август — время созревания плодов. Яблоки, груша, слива, смородина и все другое осыпались, и некому было собирать. То, чем пользовались мы, был сущий пустяк, мизер. Нас особенно восхищала чистота и ухоженность лесов. Дороги проселочные или магистральные — сущий идеал. По сторонам взрослые деревья с пышной смыкающейся кроной. В дождливую погоду асфальтовая поверхность напоминала зеркало.

Мы выполняли работы по очищению территорий от мин и снарядов. Приходилось много ходить и осматривать населенные пункты. Командир батальона майор Ткачев приказал мне осмотреть в одном населенном пункте складированные мины, а при необходимости взорвать. Идти не менее 16 км. С собой взял солдата Ершова (сибиряк, таежник). Утром позавтракали, а на обед он взял кусок мяса, хлеба, соли. Шли без остановки и быстрым шагом. По карте нашли населенный пункт и при входе складированные противотанковые мины. Квадратная площадка метра три на три с минами в четыре яруса. Склад огорожен колючей проволокой. Здесь было не менее 5 тонн. Без тщательного осмотра улиц, домов я приготовил заряд и укрытие за каменным домом. Положил заряд. Бикфордов шнур свешивался через проволоку. Зажег. Ждем взрыва. Проходит минута. Слышим взрыв капсюля-детонатора. Ждем ещё минут пять. Подхожу и вижу: на проволоке висит обгоревший шнур. Когда он горит, то сильно укорачивается и тем самым капсюль был вынут из толовой шашки и взорвался на воздухе. Взрыва не получилось. И кстати, что не делается, все к лучшему. Мы решили оставить все так, как есть. Посидели и решили перекусить. Он отрезал по куску хлеба и мяса и говорит: «Берите». Солдат, переживший невзгоды фронта, всегда возьмет меньший кусок, уважая товарища больше самого себя. Я взял меньший. Мы поняли друг друга. У меня к нему появилось безграничное доверие и уважение. Когда уходили, мы заметили на улицах группы людей. Комбату я доложил, что склад огорожен, взрывать не стал, так как живут люди, в оцепление выставить некого, а на складе 5 тонн. Про шнур утаил.

На окраине одного города располагался аэродром. Мы обнаружили несколько бомб. Я решил взорвать их все разом. Заложил заряд. Укрылись в бункере. Заряд взорвался, а бомбы — нет. Подхожу, а мне навстречу со стороны города идет молодой человек. Бомбы были учебные из железа и бетона. Для меня это были первые напоминания серьезного отношения к профессии минера.

Наступил декабрь 1945 года. Как офицеру по штату был предоставлен первый месячный отпуск. Приезжаю в родную Горьковскую область. Вижу деревни, в которых прошло довоенное детство. От г. Павлова до с. Студенец дорога 18 км и ни одного встречного, ни попутного. Только в д. Рыбино вышел на дорогу дед и спросил: «Из какой деревни?». Со стороны деревня выглядит бедной и осиротевшей. Один домик и небольшой двор и ни одного деревца. Где были рощи, теперь чистое поле. Даже дере-

Л. 3

вья с кладбища пошли на дрова. Из каждой семьи с войны кто-то не пришел. Впечатление такое, как будто прошла эпидемия и все вымерли. После войны нас стало на 25−26 млн. человек меньше.

Увидел свое село, шаг все быстрее и быстрее, а потом бегом. Дома была мать, отчим. Пришли родные, односельчане. У нас не вернулся старший брат Михаил, а у отчима оба сына — Иван и Николай. Наутро был в Туркове, где учительствовала жена. Сыну Игорю шел пятый год. Военное лихолетье их не обошло стороной. Месяц промелькнул, как во сне. Уезжаю в Ростов Ярославской области, куда должна из Германии приехать наша бригада. Как служба, какой образ жизни офицера — без понятия. Ехать семьей воздержались.

Л. 4

Город Ростов Ярославской области, а короче Ростов-Ярославский, типичный районный центр с административными зданиями на центральных улицах. Город знаменит историей. Имеет Кремль с мощными крепостными высокими стенами, торговые ряды, колокольню-звонницу. Все это располагается на берегу озера Неро на значительном искусственном возвышении. Частично сохранился земляной вал, который когда-то полукругом опоясывал кремль и близлежащие постройки. Во времена Петра Первого возле кремля построена казарма «квадрат». Замкнутое двухэтажное кирпичное здание с широким входом на высоте первого этажа. От кремля в сторону города с понижением ровное место, никакими постройками не занятое. Тремя лучами с возвышением идут тротуары-аллеи до первой односторонней улицы Свердлова, которая образует полукруг. Через весь город идет центральная улица Ленина. При въезде в город находится Яковлевский монастырь с крепостными стенами, а внутри постройки — когда-то для прислуги и монахов. Внутри монастыря сущий божий рай. Росписи, резные выступы, картины, убранство под золото. Кремль имеет ещё более величественное и красивое оформление из истории <>ого государства. В библиотеке кремля обнаружен экземпляр «Слова о полку Игореве», считавшийся утерянным после московского пожара 1812 года. Озеро Неро 6−8 км в ширину и 17−15 км в длину в низинной болотистой местности. Жители города снабжают г. Александров рыбой и луком, тем и существуют. В городе кофе-цикорная и ткацко-прядильная фабрики.

В 20 км от Ростова находится город Борис Глеб с Кремлем и крепостными стенами. А поблизости в лесах разместился военный лагерь с круглогодичным проживанием.

В Ростове мне с перерывом довелось прослужить более 6 лет. Внутри «коробки» просторные помещения для целой роты. Вдоль стены в два яруса стоят койки, полказармы отведено для построения, есть канцелярия и каптерка.

После войны уставов, которые бы регламентировали порядок службы, не было. Все определял начальник с привычками военного времени. В мирных условиях — как воспитатели, методисты — со своими обязанностями они явно не справлялись. Командиры взводов и командир роты находились с солдатами от подъема до отбоя с перерывом на обед в офицерской столовой, где нас бессовестно объедали и обворовывали.

С личным составом взвода я как-то незаметно слился. Я — вчерашний солдат — их хорошо понимал, а они меня. У меня были отличные сержанты. Сержант Абрамов -строевик, подтянут, с хорошо поставленным командирским голосом, с правильными красивыми чертами лица, русые волосы, на щеках румянец, движения быстры и точны. Сержант Смирнов несколько медлителен в движениях, но он брал находчивостью, смекалкой. Старший сержант Саматойлов довоенного призыва, видавший виды человек. Ему бы быть в хорошей офицерской должности, а он только командир отделения. Сослуживцы по училищу: один — Саша Третьяков стал командиром учебного взвода в школе сержантов. Махоткин переведен в другую часть за провинность. Будучи дежурным по гарнизону, задержался в компании друзей к подъему. Карпова с талантом художника «приласкали» из политуправления. Его рисунок с меня отличался тем от фото, что там видишь все свои черты характера и хорошие, и плохие. К сожалению, при многочисленных переездах где-то затерялся.

Л. 5

Мы уже знали, что ранней весной едем на разминирование территорий районов бывших военных действий. Такая новость не всех воодушевляла и радовала, Из фронтовой жизни я знаю, что поставить минное поле значительно проще и безопаснее.

Занятия и учеба шли по изучению минно-подрывного дела. Но в конце марта неожиданно с отделением выезжаю на спасение моста от весеннего ледохода на реке Западная Двина недалеко от города Торжок. В послевоенное время ж. д. мосты стояли на деревянных опорах (клетках) с пролетом в 5−6 метров. До подвижки сверху взрываешь лед и пропускаешь вниз за мост в образовавшуюся полынью. Перед мостом стоят опоры («быки»). Периодически образующиеся заторы взрываешь. Выбегаешь на лед, зажигаешь бикфордов шнур на — 15 секунд горения, чтобы заряд, если льдина поплыла, не успел доплыть до моста и бегом, прыгая с льдины на льдину, на берег. Так как за сохранность моста отвечал лично я, то и взрывные работы производились лично мною. В такие командировки выезжал четыре раза. Апотом деревянные мосты заменили стальными арочными фермами на железобетонных опорах. Вспоминаю с чувством прошедшего страха. От населенного пункта далеко, средств спасения никаких, медицина отсутствовала. Выручала обезьянья подвижность.

В середине апреля 1946 года из Ростова-Ярославского выехали в Новгородскую область в г. Холм. От станции Великие Лукидо г. Холм шли походным маршем по левому берегу р. Довать. У населенного пункта река с шумом перекатывается через каменистые пороги, а чуть выше в реку впадает «ручеек», от весеннего паводка превратившийся в бурлящий поток. Вот его нам и предстояло форсировать. На берегу стояла одинокая высокая сосна. Решили, что с одного берега до другого вполне хватит. Спилили. Вершину занесли вверх и течением вершина уперлась в противоположный берег и остановилась. Через пару, минут рядовой Гаськов, держа в руках сапоги, по бревну перебежал на другую сторону. Точно также перебежали ещё человек семь. Остальные, балансируя, спокойно перешли, так как их с берега

Л. 6

подстраховывали с древками от щупов и шестами. У вершины бревно прогибалось, и вода шла верхом. Для себя я сразу решил, что перейти не смогу. Увидел, как с другого берега на плоту из трех бревен длиною в полтора метра переправляется девочка-подросток. Я решил воспользоваться. Плот на привязи скользит по проволоке, натянутой между кольями, забитыми на противоположных берегах. Встал на плот. Он стал тонуть. Перехожу на заднюю его часть. Течение переднюю часть подняло над водой и, не зачерпывая сапог, перебирая руками проволоку, благополучно перебрался на желанный берег.

Еще в Ростове перед отъездом ко мне обратился рядовой Чернов с просьбой съездить домой в Тулу, повидать мать, сестру. Призывался в армию еще до войны. Его голос, интонация, сила убеждения были неотразимы, нельзя было отказывать. Даже командир батальона, слушая мой доклад, без малейших возражений разрешил отпуск. Забегая вперед, скажу, что ему было суждено первому погибнуть на минном поле. Но об этом потом.

В г. Холм мы пришли перед заходом солнца. От города ничего не осталось. За 1944−45 годы построено несколько жилых деревянных домов. В одном расположился штаб батальона и отделение связистов. В другом личный состав роты трехвзводного состава. Командир роты и командиры взводов в летней палатке. Гражданское население проживало в окрестных деревнях, состоящих из нескольких домов. Горожане в землянках по берегу реки Ловать.

Через пару дней после разведки проведено распределение участников работ. Моему взводу полоса шириной два километра, проходящая через немецкую и русскую обороны. Немецкая оборона удерживалась два года и была хорошо насыщена минными полями как противопехотными, так и противотанковыми. За прошедшее время травяной покров сменялся трижды. Маскировка идеальная, но не в нашу пользу. Солдаты и сержанты подготовлены теоретически на учебных минах. Хищник хорош только в клетке зоопарка. И совсем другое дело, когда он на свободе, в своей стихии. Боевая мина, невидимая в земле, постоянно ждет свою жертву, когда она сделает ошибку.

Итак, мой первый взвод на правом фланге. Слева — второй. Третий взвод лейтенанта Сушкова проверяет территорию города, как бы у нас в тылу. К работе приступили, соблюдая все пункты инструкции. Исходное положение — немецкие окопы и прилегающая к ним тыльная полоса. Минеры встали друг от друга через 25 метров и в сторону русской обороны проделывают щупом проходы шириной один метр до тех пор, пока не найдет русскую мину, т. е. начало минного поля. Проход четко обозначался стойками с прибитыми наверху дощечками, направленными вдоль прохода.

Теперь пришла необходимость познакомить вас с устройством немецкой противопехотной мины. По-немецки «штрингель минен», т. е. прыгающая мина. Внешний стальной цилиндрический стакан диаметром 12 см и высотой 15 см называется рубашкой.

Л. 7

В эту рубашку вставляется корпус мины. По центру корпуса сверху ввертывается взрыватель, в котором помещается подпружинный шток с тремя стальными 4 см длиной проволоками, называемыми «усиками». Вся мина закапывается в землю. Над землей остается взрыватель с «усиками». Вся высота 8 см. Если мина установлена на луговине, в кустах, то её совершенно невозможно разглядеть. Мину можно найти только миноискателем. Если увидел «усы» и отвел взгляд в сторону, то снова отыскать удается не сразу. Когда наступаешь на «усики», шток немного опускается, освобождается ударник, который бьет по капсюлю воспламенителю (слышен щелчок). Пламя по трубке внизу воспламеняет пороховой заряд. Мина отрывается от рубашки и летит вверх. Одновременно через три пороховые столбика взрываются три детонатора. На все это уходит 1,5 секунды. На высоте 1,5−2 метра мина взрывается. Стальной корпус со стальными шариками разлетаются и поражают живую силу. У мины есть «мертвое пространство»! Это то место, с которого она поднялась. Мина по устройству — сложный механизм. Но она сделана добротно, в работе безотказна. В земле может стоять многие годы. Взрыватель из цветного металла, резиновые прокладки. Смазка густая. Мина как бы поставлена на консервацию. Кроме миноискателя мину можно обнаружить щупом. Шуп — это стальной, заостренный стержень диаметром 5 мм, который вставляется (вбивается) в конец деревянной палки диаметром три см и длиной два метра, Шуп — примитивный, малонадежный инструмент. Используется для прощупывания небольшой ограниченной площади или определения контура предмета.

В первые дни я работал в отделении сержанта Абрамова. В отделении сержанта Смирнова командир батальона Карлинокий. В третьем — мой помощник ст. сержант Саматойлов. День и два все шло хорошо. 22 апреля в понедельник я находился у Абрамова. Мы услышали одиночный взрыв и увидели бледно-коричневое облачко. Это взорвалась немецкая противопехотная мина. У нас была договоренность не делать одиночных взрывов, а взрывать два и более зарядов.

Когда я пришел к месту происшествия, то увидел, что рядовой Чернов находится в положении глубокого приседания на одно колено, остальные толпились в стороне. Сержант Смирнов, которому осколок пробил поясной ремень, отделался легким испугом. Он доложил, что когда Чернов наступил на мину, он подал команду «Ложись, я наступил на мину», а сам ложиться не стал, присел. Потом Смирнов доложил, что около Чернова была еще одна мина, которую он, наверное, видел. Он спас многих от поражения осколками. Прощупывать к Чернову тропинку долгая история. Солдаты в растерянности. Я подошел к Чернову, взял его себе на спину. Он был чрезвычайно тяжелым. Такими тяжелыми могут быть только мертвые.

На одиночный взрыв прибежал военфельдшер Фролов Иван Васильевич. После осмотра он установил, что смерть наступила от ранения в голову. Я обратил внимание на то, что проход

Л. 8

был начат не перпендикулярно к обороне, а под углом, и на краю вдоль прохода оказалось две мины. На одной подорвался Чернов, а на другую не было суждено мне наступить.

Чрезвычайное происшествие с гибелью солдата, которое случилось в моем взводе, по всем канонам того времени меня должны примерно наказать. Без объявления какого-либо решения я фактически был отстранен, Чернова хоронили в день его гибели без моего присутствия. Оркестра не было, но был прощальный <> отделения карабинеров.

Взводу устроили экзамен по политподготовке, желая найти причину несчастья в слабой политико-воспитательной работе. Потом мне рассказали, как из отделения связистов были подставлены грамотные солдаты. Все прошло более чем хорошо. Кто был инициатором, я так и не узнал. Капитан из политотдела этого не заметил. Пришли к выводу, что я могу продолжать службу и работать. Приезжал командир бригады. Ему показали вдали кустыи только. Меня представить комбригу посчитали нежелательным, так как мог сказать что-то лишнее.

Работать стали с еще большей тщательностью и осторожностью. В понедельник, 3 мая погиб командир 2-ого взвода лейтенант Кириленко. Он никогда с минами не имел дела даже в войну. Когда он наступил на мину, ему нужно было сразу же ложиться. Он мог остаться в живых. Он обернулся назад посмотреть, что такое щелкнуло. Мина выскочила, с силой ударила в лицо и взорвалась. Этих трагедий могло бы не быть. Нужно было просто подождать; когда привезут миноискатели. Начальство распорядилось начать работать щупами. О мертвых плохо не говорят. Лейтенант прошел войну и она воздействовала на его психику. Это было заметно при первом знакомстве. Медицина его обошла, а он, в свою очередь, её сторонился. Периодических медосмотров не было. Послевоенная неустроенность. Так или иначе перед всеми встал вопрос: как избежать потерь? Офицеры для себя этот вопрос решили просто. На участки, где работали солдаты и комвзводов ни для контроля, ни для любопытства ради никто не приходил. Правда, в этом деле они были полными профанами, но своим присутствием могли бы солдат поддержать морально.

Третий случай тоже в понедельник. Старшина роты (в роте капитана Слюнко) взялся не за свое дело. Он глушил рыбу, и ему оторвало кисть правой руки.

Я получил приказ — сделать три учебных мины. Комбат сказал: «Делать надо одному, чтобы не было у солдат соблазна». В каждой противопехотной мине три капсюля-детонатора. Это вещь стоящая и для дела и для диверсий. Плюс взрывчатка и металл. Устройство таких мин я знал ещё со времен Сталинграда. Снял с минного поля более десяти мин и начал их потрошить. Все знакомо, но одному работать просто боязно, и инструкция запрещает. Обезвреженные мины стояли на отведенной площадке, и каждый мог вдоволь на них наглядеться.

Л. 9

Работу на минных полях солдаты, сержанты, офицеры выполняли, как боевое задание государственного значения. Земля должна быть очищена от минных снарядов, чтобы после нас люди могли спокойно жить, строить, пахать, собирать урожай. Перед выходом на работу пятиминутный инструктаж. После рабочего дня разбор итогов работы. Регулярно проводили собрания всего личного состава роты и батальона с разбором всех случаев и как лучше выполнить поставленную задачу. Настроение личного состава было здоровое. Все зависело от самого себя. Вспоминаю случай 1 мая 1946 г. У костра на кухне замполит майор Мартышкин оскорбительно «пошутил» в адрес солдата-фронтовика. Солдат вспылил, вмиг разорвал гимнастерку и нательную рубашку и словами «Да, я за Родину! Да, я за Сталина!» и в броске лег на костер. Мы его подняли. И чтобы еще чего-то не случилось, увели. Но потом майору долго пришлось извиняться и просить прощения. Солдату выдали новое обмундирование.

Л. 10

После похорон лейтенанта привезли миноискатели. Дело ускорилось. Было снято нервное напряжение. Миноискатель давал гарантию, что мина будет найдена, обнаружена и не было риска подорваться. Менее месяца — и с немецкой обороной было покончено. До обеда обнаруживали мины, а после обеда их взрывали. Занятие увлекательное, азартное, но не для всех. Покончив с немецкой обороной, перешли на русскую. Здесь все было значительно сложнее и труднее. На противопехотные и противотанковые мины в деревянном корпусе иминоискатель не реагирует. Снова за щуп. От укола, нажатия противопехотная мина может взорваться. Такой взрыв произошел под щупом моего помощника Санатойлова. Он три дня не выходил на работу, ранений нет, а нервное потрясение. Он бывший фронтовик, награжденный тремя орденами, со дня на день ждал увольнения, как бы сейчас сказали — «дембеля». В очередной понедельник у солдата под щупом взорвалась мина. От взрывной волны он упал в воронку с водой, на краю которой нажал на вторую мину и тоже взрыв. Два взрыва. Тревоги нет. Я был рядом. Подбежал, взял его себе на плечи и отнес в сторону. В деревянных минах амматол закладывался в стеклянную, прямоугольной формы бутылочку. Стеклянные осколки его поранили. Всюду текла кровь. Когда прибежал Карлинский и увидел нас в крови, с ним стало плохо. Другой солдат побежал за машиной. Раненого увезли в больницу. О его дальнейшей судьбе нам ничего не было известно.

Как дальше продолжать работу? По инструкции противопехотные поля должны обкатываться катками, толкаемыми тягачами или бронетранспортерами. Но все гениальное просто! Разгадка найдена! Из деревянных стоек мы делали треноги. Вешали заряд, чаще всего противотанковую мину и взрывали. Взрывная волна в радиусе 5 метров с гарантией все уничтожала. Если попадались мины, они разрушались или взрывались. Шаг за шагом мы продвигались по минному полю. Выход был найден. Кончились наши беды. Но один случай был. Из роты капитана Слюнко ко мне во взвод перевели нарушителя дисциплины на исправление. Но он был себе на уме. Он взял 200 г толовую шашку и взорвал ее недалеко от себя. Его оглушило, сбило с ног. Повреждений не было. Из больницы он демобилизовался. Сержант Абрамов нашел обгоревший шнур, как неопровержимое доказательство того, что взрыв был преднамеренным.

На левой границе нашей полосы стояло противоосколочное минное поле. Это самое трудное по установке заграждение. Разминированию не подлежит. Вбивается стандартный деревянный кол. Сверху плотно насаживают круглую чугунную мину (вес 2 кг) Внутри круглая 75 г толовая шашка. Сверху взрыватель. От другого кола в 8−10 м тянется проволока, которая привязывается к взрывателю. Если проволоку натянуть, то выдергивается боевая чека и мина рвется. Осколки летят в радиусе 25 метров. Это поле мне не давало покоя, и решение созрело. Я решил рискнуть. П<> травой еще не заросло, все видно, как на ладони. В воскресенье я и рядовой Осипов Кузьма (из Мордовии) пришли на минное поле. Я вытаскивал взрыватель, вывертывал капсюль-детонатор. Он сматывал проволоку, а мины стаскивал в кучу.

Л. 11

До обеда работа была закончена. И вдруг никаких забот. Солдаты узнали. Ко мне подошел сержант Шишов, мой первый помощник ещё по Германии. Он сказал: «Вы много рискуете, будьте немного поосторожнее». Меня его слова тронули до глубины души. Но другого выхода не было. Солдаты новички и опыта работы не имели. Я помогал столько, сколько мог.

Природа не всегда нам противодействовала, но в одном деле хорошо помогла. Противотанковые мины в деревянном корпусе, находясь в земле, являлись хорошим удобрением, т. к. взрывчатое вещество — это азотистые соединения, и трава заметно отличалась своей свежестью и темно-зеленой окраской. На такие мины мы клали заряды и взрывали. Самое трудное — обнаружить мину, и природа нам помогла.

Однажды вечером в штабе батальона шло совещание офицеров. Слышим взрыв немецкой противотанковой мины. Выбежали. При повороте с дороги на улицу через кювет был настил из накатника. Накатник был сдвинут. Шофер решил поправить. Поднял конец накатника и взрыв. Он был убит. Женщина в кабине легко ранена в ногу. Территория города проверялась взводом Сушкоза На карте это место было отмечено, как проверенное, но в штаб бригады не было отослано. Это был непростительный брак. К месту трагедии прибежали его жена, десятилетний сын и другие. Мальчик плакал и кричал: «Верните моего папу». А что накатник был сдвинут, имеет роковую историю. Председатель Горсовета поговорил с солдатами о ремонте, обещая уплатить. Но окончательная договоренность не получилась. У солдат возникли сомнения, а вдруг мост заминирован. Начатая работа прервана. Председатель дело до конца не довел, на место не пришел, а в итоге погиб его сын. Как бы то ни было, а мина не обнаружена В этом вина минеров взвода. Мина поставлена отступающим врагом. Нужно особенно проверять те места, где мина могла быть сюрпризом. Территорию города проверяли заново.

В соседнем батальоне случилось ЧП. Но рации приняли приказ пригнать автомашину «амфибию». Но машина, отойдя от берега, стала тонуть. Шофер спасся вплавь. Чтобы её вытащить, прибыл личный состав обеих рот. «Кошкой» зацепили за капот и стали тянуть. Машина удачно села среди камней и ни с места. Оставили до следующего утра. Лейтенант Сушков напросился машину вытащить своим взводом. Он сумел сделать то, что оборвал веревку, которой была привязана автомобильная камера, какориентир. Карлинский встретил меня и сказал, что пришел твой черед попытать счастье. Я собрал взвод и стали обсуждать, как эту амфибию вытащить. К утру с переправы пригнали паром. Вода прозрачная, видно дно. На колеса накинули петли от стального троса (машина лежала на боку). Стали поднимать. Машина легко оторвалась, и взвод двумя канатами с берега подтянул паром и машину. Солдаты и я стали толкать машину на дорогу. Солдат Ковальчук говорит: «Товарищ младший лейтенант, садитесь». Я влез в машину и стоял. Все было мокро. Шофер за рулем. Вид у меня был, как у победителя. В душе я осознавал, что

Л. 12

мои усилия не более других. Нас встретили комбат и нач. штаба которые шли посмотреть, как идут наши дела. Из личных денег 100 рублей Карлинский перед строем вручил Воронцову, который по шесту спускался в воду и одевал на колеса петли.

Свободное время, когда все могли отдохнуть, отвлечься от тяжелых дум, было воскресенье. После ужина собирались на площадке у строящегося дома. Среди старослужащих были подлинные мастера. Один хорошо имитировал граммофонную пластинку «Утомленное солнце». Вот она делает круг, щелчок и опять по старой бороздке. На танцы приходили со всей округи, но долго не задерживались. Понедельник — день тяжелый. Дисциплина была времен войны. Ни у кого не было уверенности за свой завтрашний день.

Дважды за лето выезжали на спортивные соревнования, которые устраивались штабом бригады. Наша команда легкоатлетов готовилась с большим напряжением. Постоянно тренировались волейболисты, прыгуны и в перетягивании каната. Хорошо помню рекорд СССР в беге на 400 м — 50 сек. Мне удавалось уложиться за 54−56 сек. Мои успехи были замечены и в 1948 году я участвовал в летней спартакиаде Московского военного округа. Соревнования никого не оставляли равнодушными, все страстно болели за своих товарищей.

В начале августа в Холме работы закончились. Мы группами выезжали в отдельные места, где обнаруживались мины и снаряды. От г. Холма в 15 км находился склад снарядов. Я с отделением Абрамова прибыл на место и мы увидели железобетонную площадку, на которой когда-то стояла пушка «Берта». Ев снаряды 301 мм в диаметре. Сначала взорвали один снаряд. Впечатление внушительное. Но взрывать по одному не хватит и недели. Снаряды лежали в штабеле и было их где-то 200 штук. Решили взорвать все разом. Приготовили укрытие, зажгли шнур. Идут томительные секунды. Но вот прошла бесконечная минута. Земля вздрогнула, колыхнулась. Ждем пару минут. Подошли к воронке. Она была и широка и глубока. Видны были слои земли: серый, красная глина, известняк и все издавало запах тола. Продолжала оседать пыль. Лес осколками срезан, как ножницами, в виде воронки, опрокинутой вверх. Взрыв слышали в Холме. Это был наш прощальный салют.

В среднем каждый человек за лето обнаружил и обезвредил 100 мин. Лучшие из лучших были награждены. Сержант Абрамов — орден «Отечественная война» II ст., сержант Смирнов — орден «Красная звезда», рядовой Деменчук — «Отечественная война» I ст., рядовой Гаськов — медаль «За отвагу», рядовой Судама — медаль «За боевые заслуги». Награждения состоялись в конце 1946 года, когда мы были в Ростове на зимних квартирах. Рядовому Деменчуку в начале октября был предоставлен отпуск. Родина его — Западная Белоруссия. Повидался с родными, а ночью за ним пришли бендеровцы. Он бежал и спасся, сразу же приехал в часть. Как сложилась его судьба, когда по демобилизции он уехал домой, мне не известно. Орден его остался не

Л. 13

врученным. Было намерение послать меня на его родину и вручить орден. Но поездка не состоялась.

В Холме мы оставили три могилы и три памятника. В моем личном деле — «во взводе ЧП с гибелью солдата». Эта формулировка на два года задержала мое очередное звание.

В 1947 году «все повторилось сначала». Спасение моста от ледохода, летом разминирование. Все обошлось без происшествий и несчастных случаев. Практика — великое дело. Солдаты были уже другими. Да и оснащены мы были значительно лучше. Противопехотные мины с деревянными корпусами из дощечек и фанеры рассыпались, амматол растворился. В таком случае можно сказать «слава богу». Немецкие мины нам были уже не страшны.

Осенью принимали участие в строительстве пусковой вышки в Камышине под Сталинградом. Строили не более месяца. И нам довелось видеть пуск ракеты. Все были отведены на расстояние не менее трех км. Перед пуском — сирена. Огненный шар и стремительная яркая игла пронзает заоблачную высь. Стал слышен гром, рокот. Через секунду-другую огненная трасса изгибается и ракета ложится на заданный курс. Из отпуска вернулся мой помощник. Он родом из Сибири. Рассказал, что ракета упала в их районе на реке Иртыш.

В 1948 и 1949 годах все тоже. Ледоход. Разминирование. Но на этот раз вместе с семьей. Переезды по железной дороге в товарных вагонах. Дощатые нары. Под головы узелок с бельем. Остальное, как у цыган, то на машине, то пешком. Разминирование шло отдельными участками, где минные поля ещё проявляли себя. Днем разминирование, ночью сидишь на тракторе, т. к. тракторист один не едет и никаким заверениям не верит. Такая работа продолжалась до глубокой осени. Сын Игорь первый класс начинает в одной школе, а через неделю учится в другой и даже было и в третьей. Старшая дочь Ирина родилась в Велиже Смоленской области (1949 г.), младшая Таня в Нарофоминске (1952 г.). В летнее время поспевала земляника, и мы втроем ходили её собирать, никогда не забывая о постоянной опасности. В то время принимали металлолом. Гражданские ребята ходили по обороне и собирали артиллерийские гильзы. Если находили снаряды, то ухитрялись их разбирать. Снаряд отдельно, а гильза для сдачи отдельно. Было много несчастных случаев. Война продолжалась. Летом на минном поле в руках у сержанта Карулина взорвался капсюль-детонатор. От излишнего перенапряжения на внимательность упускаешь самую малость. В руках у него были зажигательные трубки для подрыва пяти мин. Но ему показалось, что один капсюль-детонатор съезжает, и он стал его поправлять. Ошибка и тут же расплата. После лечения ему предоставили 10-ти дневный отпуск. Он детдомовец. Я предложил ему съездить на мою родину, присмотреть место, завести знакомство, чтобы после демобилизации было бы куда приехать. Но послевоенная трудная «гражданка» мало кого увлекала. Сержанты срочной службы стремились стать сверхсрочниками. В 1950 г. я переведен в другую часть.

Л. 14

Но были случаи, когда, как говорят, бог миловал. В одном селении председатель колхоза попросил нас сделать небольшую яму, чтобы можно было напоить лошадей. Далеко от деревни на луговине выбрали место. Заложили десять зарядов, каждый из двух противотанковых мин. Заряды соединил детонирующим шнуром (ДШ). Взрыв получился гораздо мощнее, чем я ожидал. Земля летела через оцепление. Я побежал к первым домам. Слушаю. Никаких криков. Тихо. Около одного дома спокойно играли дети. За войну они и не такое пережили. Но у одной хаты ком земли разрушил угол, пробив крышу. Я испугался, сильно переживал. Прошло более полувека, и сейчас не спокойно себя чувствую, когда об этом вспоминаю. Яма получилась на славу. Из нее можно не только напоить коней, но даже искупать. Председатель распорядился дать каждому по два яйца. Аналогичный случай в другом селе. Там в годы войны в колодец сбрасывали мины, снаряды. То, что колодец нужно обезвредить, сомнений не было. С колхозниками стали обсуждать. Я предупредил, что два ближайших дома будут наклонены. Мне ответили: поправим. Заложил заряд. Из деревни все ушли и довольно далеко. Зажег трубку на 60 секунд горения. За это время я пробегаю 400 метров. Выбежал из деревни, а мне навстречу идет инвалид войны. Впереди меня и перед этим инвалидом с «неба» упал отрезок профильного железа. Он ударился о дорогу и перескочил через инвалида. Мы родились в рубашках.

Однажды с колхозниками зашел разговор. Им было интересно знать, как питаемся, как идет служба. Хозяйка решила угостить нас молоком. Хозяин вынес нарезанный кусочками хлеб. Хозяйка мне говорит: «Не ешьте, это не для вас». Вид у хлеба был приличный, по внешнему виду похож на наш солдатский. Я не послушался. Когда кусал, на зубах песок и еще что-то тяжелое. С трудом разжевал и проглотил. Запил молоком.

Колхозники жили трудной жизнью. Не хватало хлеба, обуви одежды. Семья — вдова и дети. Но люди знали и верили, что будет лучше. И это было так. После времени стало известно, что на создание атомной бомбы, атомного оружия страна отдавала все свои материальные возможности. 1949 год — испытание атомной бомбы. Потом первый спутник, первый космонавт. Мы стали сверхдержавой. В 1950 г. в г. Ярцево (Смоленская обл.) обучали допризывников. Весной и летом они уже работали. За допризывниками присматривал один старослужащий солдат. ЧПи несчастных случаев не было. Правда, в одном совхозе подорвались две коровы. Они быстро находили сочную, зеленую траву, которая росла на минах.

В 1952 году принимал участие в проверке Бородинского поля под Москвой. Происшествий не было. Проверяли тщательно, так как повсюду дома отдыха, пионерские лагеря, туристические достопримечательности. На Бородинском поле стоят многочислен-

Л. 15

ные памятники, церкви, часовни. Стоишь с благоговейным трепетом перед светлой памятью героев Бородина. Вот вкратце и вся моя нелегая послевоенная эпопея на минных полях.

О своей службе, которая проходила в послевоенное время, вспоминаю с чувством глубокого удовлетворения. В восстановлении народного хозяйства есть и мой труд. Да, мы жили трудно. Заново строили и восстанавливали города и села, промышленные предприятия. Одержав такую трудную победу, советские люди были полны сил и оптимизма. Мы все можем!

Советский Союз разрушен в союзе с иностранной буржуазией. Этому способствовала наша политическая неграмотность и детская наивность. Хотя у лжи короткие ноги, но действия её разрушительны. Наше время напоминает сюжет из басни И. А. Крылова «Лягушки, просящие царя». «Лягушкам стало неугодно правление народно. Вот им был дан царь, но он был плох. Другой был дан журавль. Так тот был лих, глотает их как мух. И опять не так. Почто ж вы прежде жить счастливо не умели? Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!» Вернуть правление народное уж невозможно. Цари не разрешат. Мы еще не осознаем страшных последствий трагедии века.

12 октября 1999 года А. Черствов