Воспоминания Н. Г. Добрынкина

Л. 1

Родословие мое.

Иоанн — дядя мой (родитель отца моего) Добрынкин, был именитый купец и Городской Голова города Торопца, Псковской губернии.

Мария Яковлевна, прабабка моя (бабка моего отца) Добрынкина. При посещении Торопца Императрицей Екатериной II, бабка ездила с Государыней по городу в колымаге и затем чествовала Монархиню у себя в доме.

Варвара Добрынкина, тетка отца.

Гавриил Иванович Добрынкин — отец мой, родился в 1796 г., умер 5 октября 1857 г., на 61 году своей жизни. День ангела праздновался ему 13 июля.

Алексей Иванович Добрынкин, брат отца моего.

Л. 1 (оборот)

Мария Ивановна Добрынкина, сестра моего отца, скончалась 18-го марта 1867 года.

Мария Павловна Добрынкина, мать моя, родилась в 1812 г., скончалась 7 января 1888 года.

Я, Николай Гаврилович Добрынкин, родился в 1835 году 9 сентября.

Иван Гаврилович Добрынкин, брат мой, родился в 1841 г. Умер 14 августа, погребен 16 августа 1900 г. в Зяблицком погосте.

Сестра Евдокия, умерла младенцем.

Жена моя, Екатерина Павловна Добрынкина, урожденная Инихова, родилась в 1849 году, в брак вступила в 1870 г.

Дети наши.

Михаил — родился в 1871 г.

Сергей — родился в 1873 г.

Борис — родился в 1874 г.

Владимир — родился в 1879 г.

Николай — умер младенцем.

Л. 2

Казимир Иванович Барон Аш, Гражданский Губернатор г. Смоленска с 1807 по 1822 г., принявший мою мать на воспитание в 1812 году.

Екатерина Андреевна Глинкина, воспитательница матери моей с 1813 года, месяца марта.

Павел Львович Темиров, Вице-Губернатор в г. Смоленск в 1819 году, крестный отец моей матери.

Владимир Андреевич Глинка I, Генерал от Инфантерии, брат воспитательницы матери — крестный ее отец и мой; умер в 1858 г.

Л. 2 (оборот)

Не сохранилось у меня в памяти имя прабабки, которая замечательна по долговечности своей: она умерла в возрасте 120 лет и проживала в Торопце, когда мать с отцом, в первый год своего сожительства, приезжали в свой город к родным, то застали бабушку отца очень древней старушкой, ходившей быстро, с палочкой в руках; вскоре она умерла. Мать моя говаривала, что столетняя бабка замечала ей, «что ты, внучка, тихо-тихо ходишь, хотя бы у меня, старухи, поучилась ходить скорее». За исключением этого посещения Торопца мать моя более не бывала, а также и отец мой, и едва ли кто из родных остался в живых, так как нашей фамилии потомков кроме моего отца и бездетного дяди никого не было. Дядя умер холостым человеком от чахотки.

Л. 3

Рождение моей матери

Мать моя, Мария Павловна, родилась в разгром 1812 года, в г. Смоленске, пос ловам ее, в доме Губернатора Барона Аш, когда мать ее, а моя бабка, вскоре после родов умерла, то новорожденная осталась на попечении доброго барона Аш, который приютил ее у себя и воспитывал вместе со своими детьми, наравне лаская ее, как родную дочь, а не иноземного приемыша-сироту.

Кто были ее родители и откуда они

Бабка моя, по словам матери, была женой Майора Италийской армии г. Фантэ, урожденца города

Л. 3 (оборот)

Болоньи, папских владений, убитого под Смоленском, что и свело в могилу бабку.

Очутившаяся чужеземка в России подтверждает то, что за победоносной Французской армией непобедимого Наполеона, в хвосте следовали многие семества военных, в том числе и моя бабка.

Записи Екатерины Андреевны Глинкиной

По собственноручным записям Екатерины Андреевны Глинкиной, отмечено, что взята ею «на воспитание, после изгнания неприятеля в 1813 году, из лазарета пленная Саксонка, полугодовая». Но так

Л. 4

как Екатерина Андреевна была родная сестра Баронессы Аш, жены Губернатора, то и проживала у нее, а взятая ею на воспитание сиротка, пользовалась общею лаской всей семьи Барона Аш.

Время рождения матери

Поэтому следует заключить, что рождение матери произошло во время возвращения французской армии из г. Москвы, которая, истомленная, голодная и холодная, бежала в беспорядке, разоренным ею же, обратным путем, так что 5 Ноября

Л. 4 (оборот)

Жалкие обломки огромнейшей армии совершенно покинули Смоленск.

Вензель Наполеона в Губернаторском доме.

Мать передавала мне, что в Губернаторском доме, в гостиной, она хорошо помнит, на зеркале было написано мелом вензелевое имя Наполеона, изображенное им собственноручно, когда он проживал в этом доме, по взятии Смоленска, 6 августа, в нем он пробыл четыре дня. Барон Аш заботливо охранял этот вензель, а

Л. 5

потому на зеркало было накинуто легкое покрывало. Мать, в течение десятилетней жизни в губернаторском доме, много раз видела оберегаемый вензель.

В бумагах покойной матери нашлись некоторые из них, не лишенные семейного интереса.

Прошение к Архиерею о выдаче свидетельства матери о том, что она крещена по обряду Православной церкви.

1) Прошение к Архиерею о выдаче свидетельства матери в принадлежности к Православной церкви и Святом Крещении (писано неизвестно кем).

«Ваше Высокопреосвященство,

По всеподданнейшему моему, на Высочайшее Его Императорского Величества имя прошению, представленному вашему высокопреосвященству в июле месяце нынешнего

Л. 5 (оборот)

года, принятый мною в марте месяце 1813 года на попечение ребенок, оставленный неприятелями в Смоленске, приобщен к православной церкви нашей, с наставлением спасительному учению и исповеданию, и наречен в святом крещении Мариею, священником отцом Иаковом. Но как для новокрещенной, в последствии времени будет нередко настоять надобность в законном на то свидетельстве: то осмеливаюсь сим утруждать ваше высокопреосвященство повелить снабдить меня оным.

Л. 6

Испрашивая пастырского вашего благословения есмь…(помечено рукою Екатерины Андреевны Глинкиной)».

15 октября 1819

В то время был Архиерей Иосаф, Викарий Новгородский, с 1813 по 1821 г.

Денежная расписка Е. А. Глинкиной на имя матери

2) Писано собственноручно Екатериной Андреевной Глинкиной.

«Взята мною на воспитание после изгнания неприятеля в 1813 году из лазарета пленную саксонку полугодовую по имени Мария, а по крестному отцу Павловна, фамилия ей назначена по отчеству — Саксонова. После крещения в 1821 году получила я от крестного ее отца, бывшего в Смоленске Вице-губернатором, Павла Львовича Темирова, на крест сей дитяти Марии Павловны пятьсот рублей. В 1821 году по приезду ее крестного отца из Воронежа в Смоленск я еще получила у него для крестницы 500 рублей. В 1822 году,

Л. 6 (оборот)

в Январе он прислал ей 400 рублей. Всей суммы получила я от него тысячу четыреста рублей. Всю сию сумму я издержала на собственные свои расходы. В чем и дается ей сей вид, что после смерти моей она должна получить всю оную сумму с процентами от наследников моих, без з всякого прекословия. В чем и подписуюсь Гвардии подпоручичья дочь девица Катерина Глинкина.

Дана сия расписка в 1822 году в сельце Миролюбове, писана собственною моею рукою и в совершенной памяти.

Родной брат матери, и мой дядя.

Мать говорила, что у нее впоследствии времени отыскался родной брат, который был семи лет в разгром 1812 года, найден

Л. 7

был в лесу и воспитывался у помещика Витебской губернии, кажется, Ромельдова. Брат матери отыскивал в Италии родословную и оказался дворянином г. Болоньи. Он проживал в Витебской губернии, арендуя помещичьи имения. Я видел дядю очень в ранней молодости и никак не могу составить понятия о его наружности, хотя мать говорила о большом между ними сходстве. Дядя хороший пианист и скрипач. Фамилию носит Фантэ, состоит русским подданным, но крещен Католиком, так как воспитывался в Польском семействе.

Л. 7 (оборот)

Мать проживает в конном полку.

После Губернаторства Барона Аш Екатерина Андреевна переехала с моею матерью ко брату своему, Владимиру Андреевичу Глинке I, который в то время командовал полком Конной артиллерии, кажется в Полтаве. Владимир Андреевич был холост, не любил общество и был большой хлебосол, так что у него было в обычае, чтобы все офицеры являлись к нему обязательно обедать; следовательно мать выросла среди военных, которые обожали воспитанницу полкового командира и старались устраивать для нее всякого рода развлечения и удовольствия. Сам Владимир Андреевич баловал воспитанницу, ко-

Л. 8

(продолжение) торую называл Машкурой и делал для нее все, что бы она ни пожелала: танцы ли устроить, заставить музыку полковую играть у дома, или стрелять из пушки ради того, что захотела Машкура; простить ли провинившегося офицера, или освободить из-под ареста наказанного — все делалось и исполнялось по доброму ли побуждению, или по капризу баловня, так сказать полковой дочки — кумира.

Екатерина Андреевна много раз ссорилась с братом, что он избаловал совсем ее воспитанницу, но брат не унимался, и новые проказы и увеселения устраивались для Машурки. А если, случалось, матери нездоровится, то все общество офицеров

Л. 8 (оборот)

было огорчено, и Владимир Андреевич ходил хмурым. С выздоровлением ее все как будто оживали и предавались беззаботному веселью и радости — резвой молодости.

Барон Остен Сакен.

Припоминала мать, что главного начальника войск, вероятно, Корпусного Командира, седого старика Остен-Сакена, заставила за нею лазить под столом, чтобы поймать. Говорит, Остен-Сакен очень любил детей и ей всегда привозил сласти.

Женитьба Глинки В. А..

Вскоре беззаботная жизнь улеглась несколько в тесные рамки. Это было в зимнее время. Какой-то помещик, не помню фамилии, привез в Институт или женский Пансион в Полтаве, 15-летнюю

Л. 9 (продолжение)

дочь; Владимир Андреевич увидал ее случайно и так влюбился, что тотчас просил ее руки и немедленно обвенчался с нею. Ее звали Юлией. Она была очаровательно хороша и настолько была молода и легкомысленна, что постоянно увлекалась молодыми людьми; в конце концов бросила мужа и уехала с любовником в Швейцарию, Это совершилось по крайней мере, лет через десять и когда мать моя с своею воспитательницею не жила в полку у брата, а, кажется, у себя, в Смоленском имении.

Черепаха на пути.

Припоминала мать, как она с Екатериною Андреевною однажды ехала малороссийскими песками и неоднократно их карета переезжала черепах, которые оставались живы и продолжали свое медленное путешествие

Л. 9 (оборот)

по раскаленным песчаным глыбам.

Вдова декабриста Рылеева.

Раз остановились кормить лошадей в барской усадьбе г. Рылеева, это было вскоре после казни декабриста Рылеева, следовательно в 1826 году. В ожидании лошадей Екатерина Андреевна с матерью моей отправились погулять в сад. В саду на скамье встретили молодую даму в глубоком трауре, чрезвычайно печальную и задумчивую. Оказалось, это была жена декабриста поэта Рылеева. Вдова Рылеева очень плакала и рассказывала о своем ужасном горе, между тем добавила, что Государь жестоко поступил с ее мужем: он менее был виноват сравнительно с теми, которые были освобождены

Л. 10

от ужасного наказания.

Вступление Николая Павловича на престол.

Припоминает мать момент вступления на престол Николая Павловича, когда у Владимира Андреевича в доме совершалась какая-то суета, умалчивание чего-то и общая тревога всех и вся. Все это было порождено различными вестями, беспрестанно приходившими с курьерами из Петербурга, так что у Екатерины Андреевны порождались тревожные опасения по отношению положения брата — Владимира Андреевича, но его преданность царю не была поколеблена и он как был, так и остался навсегда неизменным и верным Царю и Отечеству!. .

Встреча с Паскевичем.

Припоминает мать, в одну из своих поездок с Екатериною Андреевною, встречу с Иваном Федоровичем

Л. 10 (оборот)

Паскевичем, когда он ехал на Кавказ. Их кареты встретились в непролазной малороссийской грязи из чернозема, карета Паскевича остановилась, и он проворно выскочил из нее, чтобы засвидетельствовать свое почтение дамам. Екатерина Андреевна была знакома с ним.

Отъезд матери в деревню.

Когда мать достигла возраста невесты, тогда Екатерина Андреевна поселилась у себя в Смоленском имении, где мать стала заведовать сельским хозяйством и амазонкой ездила в поля и луга, чтобы смотреть за работами.

В нерабочее время посещали соседей помещиков, родственников, своих: Аш, Глинкиных, Веселовских, а также принимали и у

Л. 11

(продолжение) себя этих гостей.

Посещение дочери Барона Аш.

Одна из дочерей Барона Аш, Мария Казимировна, подруга детства матери, была выдана в замужество за Велижского (город Велиж Витебской губернии) помещика, отставного полковника Гвардии Романа Федоровича Гернгросса. Екатерина Андреевна часто посещала Марию Казимировну, чтобы доставить подругам удовольствие видеться.

Отец мой.

В это время управлял всеми имениями и заводами винокуренными, а равно Велижским откупом Гернгросс — Гаврила Иванович Добрынкин (проживал в сельце Миловиды). Человек хорошо принятый у Гернгросса, молодой и красавец собою. Нередко встречался с матерью, между ними установилась симпатия, которая при

Л. 11 (оборот)

заботливом и покровительственном участии бывшей подруги, Марии Казимировны, приняла серьезное значение так, что Гаврила Иванович просил руки матери у Екатерины Андреевны, но на все домогательства и доводы ос стороны Гернгросс Екатерина Андреевна положительно отказала. Но факт отказа еще более усилил желание с обеих сторон, и вот, при посредстве Марии Казимировны, началась деятельная переписка, которая привела к тому, что в одну темную ночь мать исчезла из дому Екатерины Андреевны и с помощью той же Гернгросс обвенчалась с отцом в соседнем селе. Приют, конечно, полный был оказан молодой семье в доме Гернгросс, но Екатерина Андреевна не была более

Л. 12

у Гернгросс и, только спустя некоторое время, мать простила ее за сумасбродный поступок, а отца моего не допускала к себе на глаза, так и умерла не видавши более его.

Смерть Е. А. Глинкиной.

Хотя Екатерина Андреевна не переставала любить мать и считать ее единственной соей наследницей, о чем составила даже духовную, на случай смерти, но не успела при жизни своей все сделать, что желала; внезапно приключившийся с нею апоплексический удар, случившийся в гостях у вдовы Баронессы Аш, кажется в селе Закут Велижского уезда, закончил ее земное существование: она умерла не простившись с матерью и не передавши ей своего завещания и воли. По смерти же Екатерины Андреевны завещания не нашли,

Л. 12 (оборот)

вероятно, наследники скрыли и уничтожили его, а потому матери ничего не выдали, даже тех вещей, которые ей ранее были подарены.

Перемещение родителей моих в Смоленск.

Вскоре отец с матерью переехали в Смоленск и поселились на Митропольской улице, расположенной у подножия соборной горы. Отец поступил в комиссию по проведению шоссе Правительством во времена Губернаторства Николая Ивановича Хмельницкого, знавшего мою мать еще девушкой, а потому он у нас бывал желанным гостем. Здесь я родился.

Мое рождение.

Это было в 1835 году 9-го Сентября (в понедельник). Восприемниками у меня были: крестным отцом — Рачинский Платон Иванович, помещик Поречского уезда, в отставке полковник, и Полуэктова Варвара Григорьевна, вдова, помещица Духовщинского уезда, имевшая судебную тяжбу с Рачинским, которая после моих крестин совершенно прекратилась, и кум с кумою примирились. Следовательно, мое рождение принесло мир между двумя враждующими фамилиями. В раннем своем детстве помню свою няню, но только имя ее, что звали Терезой, она была Польская шляхтянка и, помню, когда она умерла и ее выносили гроб, то я был посажен на

Л. 13

крылечной крышке, или вроде этого — на балконе.

Памятка раннего возраста.

Помню какого-то посетителя на одной ноге, притопывавшего деревяшкою, это, оказалось, был какой-то зритель. Помню и табакерку с музыкой, которою меня забавляли, когда укладывали спать; даже помещали под подушкой. Помню красивый вертеп, не вошедший в комнату, а потому представление давалось в нем в сенях. Куклы были в треугольных шляпках и пели певчие, как потом мне сказали — архиерейские. Квартира моих родителей была на Митропольской улице, которая расположена у подножия Соборной горы на северо-западе города. Дом принадлежал Андрею Лукичу Глуховскому.

Знакомство мое с Архиереем.

На окраинах Соборной горы нередко прогуливался местный Архиерей и, иногда, встречая меня с нянею, благословлял меня и гладил по головке своею рукою, так что между нами установилось некоторое знакомство.

Однажды мать вместе со мною была

Л. 13 (оборот)

в соборе за обедней, которую служил Архиерей — мой знакомый и вот, как-то мать засмотрелась в сторону, а я, увидевши вышедшего к царским дверям Архиерея, поспешно побежал к нему, прямо в алтарь.

Я в алтаре у архиерея.

Архиерей, видя меня, погладил меня по головке и благословил, говоря, ну теперь ступай к матери и молись вместе с нею. Мать была поражена моей смелостью и долго не могла успокоиться моим поступком.

В это время был Епископ Тимофей, Викарий Новгородский.

Биография Архиерея.

Про него рассказывала моя мать, что он был ранее Профессором Семинарии в Смоленске и как человек умный и образованный был знаком со многими дворянскими домами. И вот понравилась ему одна девушка

Л. 14

из дворянской семьи, и она вскоре его полюбила, и вот он посватался к ней, но семейные ее были люди чванные, дорожившие своим дворянским родом и не пожелавшие родниться с кутейником — отказали ему не только в руке дочери, но даже от всякого знакомства с ним, пренебрежительно относясь к его происхождению.

Такое отношение родителей девушки к любимому человеку до того поразило ее, что она заболела и исходом болезни ее была смерть. Молодой Профессор с трудом перенес потерю любимого существа и постригся в монашество, несмотря на то, что у него была мать и он должен был ей помогать и служить утешением. Скудными монашескими средствами помогал он матери и не допустил

Л. 14 (оборот)

ее до нищеты, а между тем вскоре получил Архиерейство и назначение в Епископы туда, где была его родина, мать и дорогая могила любимого человека.

Мать помнит, как Архиерей хоронил в Смоленске свою мать, и как рассказывали его биографию.

Служба отца по Шоссе.

Служба по постройке шоссе была мало удачная: так как они сооружались Правительственными инженерами, то не обошлось без злоупотреблений, а потому большинство лиц пострадало впоследствии, так что честная и благородная личность, как Губернатор Хмельницкий, был заточен на некоторое время в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, и другие деятели. За отцом в полночь также приезжала жандармская

Л. 15

команда, чтобы арестовать, но по счастью его не было дома: он был в отъезде и этого не случилось, а затем отца больше не беспокоили и он признан был неприкосновенным по делу расхищения казенных сумм.

Переезд родителей в г. Поречье.

Но тем не менее он должен был оставить службу и переселиться в уездный город Поречье Смоленской губернии, где поступил в питейные откупа.

Приезд генерала Глинки и наше свидание.

Здесь я помню, мне было лет шесть. В полночь, когда уже все спали, разбудил нас от крепкого сна какой-то человек, оказавшийся посланный от Генерала Глинки, который, проездом через город, узнал, что здесь проживает моя мать, а потому пожелал нас видеть непременно. Мы тотчас наскоро приоделись и поехали на станцию почтовой

Л. 15 (оборот)

дороги в г. Поречье. Здесь встретил нас с распростертыми объятиями Генерал Владимир Андреевич Глинка и с ним Кихельбекер, какой-то родственник Генерала, все они возвращались из-за границы.

Желание Глинки взять меня на воспитание.

Генерал очень рад был нас видеть и, посадя меня к себе на колени, ласкал меня, как нежный отец. Просил мать: отдай мне своего сына, и я, клянусь, сделаю из него все хорошее, как для своего родного. Тем более я теперь один (жена уехала от него в Швейцарию), и мне он будет утешением.

Мать не согласилась отдать меня как единственного и любимого первенца. Тогда Генерал сказал: не дай Бог, чтобы когда-нибудь тебя коснулась нужда, но знай, что я

Л. 16

считаю себя обязанным сделать для тебя и твоего сына все, в чем ты нуждаешься. И ты, Машкура, не проси тогда меня, а требуй — и я сделаю.

Сознание гг. Глинкиных перед матерью.

Такие фразы вызывались тем, как потом говорила мне мать, что все Глинкины, скрывшим завещание Екатерины Андреевны, считали себя как бы виноватыми перед матерью и желали так или иначе загладить свой поступок в отношении ее, как бы ими ограбленной.

Благословение Генерала золотой монетой.

При прощании Генерал меня благословил и поцеловал, хотел подарить мне что-либо на память, и только нашедшийся под рукою золотой — арабчик вручил мне, говоря, что хотя мне и не нужны деньги, но он дарит меня червонцем только на память об себе.

Л. 16 (оборот)

В Загусинье.

Екатерина Андреевна Глинкина была похоронена в семейном склепу в родовом имении своем Загусинье, Велижского уезда. В Загусинье мать ежегодно, преимущественно по зимам, ездила на могилу Екатерины Андреевны. Раз и два брала с собою меня.

Г. Велиж.

Помню были в г. Велиж, видели массовое множество жидов, их огромные, деревянные, в виде усеченных пирамид синагоги, или школы, в которые евреи ходили с сумочками под мышками, в них, говорят, были положены молитвенные книги.

Убийство ребенка будто бы евреями.

Помню, рассказывала мать, что когда они проживали с отцом в Велиже, где он управлял откупом, то произошел такого рода возмутительный случай: у одной женщины, христианки,

Л. 17

служившей кухаркою, пропал ребенок, женщина заявила Полиции, и всякие поиски ни к чему ни привели. Между тем через некоторое время случайно нашли на берегу речки бочку, всю забитую гвоздями, острия которых были пропущены внутрь бочки. Бочка была с обычным дном — закупорена. Разбили бочку, и, о ужас, нашли в ней труп пропавшего ребенка, всего истыканного гвоздями и без всякой кровинки в теле. Такое страшного зверства над неповинным ребенком дало возможность подозревать в этом деле евреев, тем более к этому времени приближалась их пасха, и в народе ходили упорные слухи, что евреи к этому времени всегда делают подобного рода убийства, чтобы извлекать несколько христианской крови для их мацы

Л. 17 (оборот)

и тем выполнять еврейский закон, высказанный при осуждении Спасителя на крестную смерть, что «кровь его на нас и чадах наших!». Это убийство вызвало много волнения во всем христианском населении тем, что местные Власти потеряли к себе всякое доверие и уважение, а потому преследование производилось приезжими, будто бы из Санкт-Петербурга Министерскими чиновниками. Но, говорили, еврейские пенёнзы (деньги) настолько могучи и всесильны, что всякое преступление покроют и черное обелят, а потому неудивительно, что виновников в преступлении замученного христианского ребенка не только не отыскано, но даже подозрения ни на ком не остановились.

Л. 18

С. Миловиды и Гернгросс, с. Закуп.

Затем были в с. Миловидах у г. Гернгросс; помню Марью Казимировну, свежую, краснощекую, сильно близорукую, но проворную и ласковую барыню. Потом были, должно быть, в Закупе у вдовы Баронессы Аш, бывшей Смоленской Губернаторши, у нее встретил каких-то двух воспитанниц — детей, с которыми весь вечер гулял.

В гостиной видел металлические часы, столовые, бывшие Екатерины Андреевны, долженствовавшие принадлежать матери. Уезжая от баронессы. Видел только что отстроенный новый дом, в который Баронесса, по суеверию боясь смерти, не хотела пока переселяться, хотя вскоре умерла.

В Загусинье.

Отсюда поехали в Загусинье, где жила Устинья Карповна вдова Глинкина — вдова и кума мамаши,

Л. 18 (оборот)

у нее здесь было три дочери взрослых и безобразно долгоносых. Художницы, все что-то рисовали да перерисовывали. Очень носились с какими-то рисунками, на которых изображен был чей-то спящий мальчик из их прислуги.

Были с матерью в часовне, где похоронена Екатерина Андреевна, и так как день был постный, то нам готовили новый обед и мы обедали ранее Глинкиных.

Мне было скучно, так как не находилось сверстников, а потому я бесцельно блуждал по комнатам.

Взойдя случайно в гостиную, я увидел мать сидящею на диване, за круглым несколько столом, а Устинья Карповна стояла пред нею на коленях и горько плакала.

Л. 19.

Генеральша на коленях перед матерью.

Мать старалась ее утешить. Оказалось, как впоследствии передавала моя мать, что Устинья Карповна просила у матери прощения в том, что воспользовались завещанным ей, Екатериною Андреевною, имуществом и имением; оправдываясь тем, что она не была в том виновата, а вот родные… Мать говорила мне, что она никогда не заявляла им об этом, а они почему-то сами всегда разыгрывали эту комедию и прикидывались в раскаянии виноватыми. Все это было хотя и со слезами, но в одних непроизводительных словах, с которыми все оканчивалось, и мать оставалась при одном грустном воспоминании о Екатерине Андреевне и скверном впечатлении знатных комедиантов.

Л. 19 (оборот)

Детство мое в г. Поречье.

Детство мое в г. Поречье ничем особенным не отличалось: домашняя жизнь без сверстников была скучна и однообразна, тем более уличного знакомства мне никакого иметь не позволялось, а потому все игры и забавы сосредоточивались чаще всего в одном собственном мире и дома; редко случалось учиться или принимать участие в играх с другими детьми, где-либо у знакомых, да и то, как-то они для меня были не всегда приятны и удачны. Помню, раз был я с матерью у кого-то из ее знакомых и, пользуясь меньшим дозором няньки, выбежал на улицу, где мальчишки вели любопытную игру. Между тем некоторые мальчишки начали бросать в меня гвозди, через трубочку прихлопыванием, отчего гвоздь стремился

Л. 20

по прямому направлению, в виде выстрела.

Поражение у меня глаза.

Но такая стрельба в меня мальчишек не достигала цели, и все гвозди, пускаемые в меня, долго не долетали и ложились только немного возле меня. Один удар оказался чрезвычайно метким и вонзился мне в глаз, к счастию моему только в бровь, иначе быть бы мне без глазу! Независимо от того мне было очень больно, и кровь измазала мне все платье. Не знаю, что со мною было, но я очень перепугался и столько-то прохворал. Слышал я, что мальчишку, вонзившего в меня гвоздь, жестоко выпороли, и мне жаль было его.

Пролом у меня головы.

В другой раз был я в одном семейном доме, где собралось нас, детей, порядочно, и вот мы придумали кататься на стульях верхами. Посадили меня

Л. 20 (оборот)

на высокий стул и кто-то повез его, затем кто-то толкнул меня и ударил головою об угол печки, в изразцовый карниз, и прошиб череп в величину 1 ½ дюйма, кровь пошла ручьем, и я без памяти привезен был домой. В виду таких неприятных случайностей меня не оставляли без надзора и предпочитали собирать много детей у себя дома.

Анюта, друг детства.

Из всех сверстников, меня окружающих, был и у меня любимый друг, в виде одной девочки Анюты, с которой я чаще встречался и любил больше других с нею играть. Как-то однажды, играя с нею, мы вместе заснули на кровати, так что ее мать с трудом разбудила и увезла домой; на другой день мы оба слегли в постель: у меня приключилась скарлатина,

Л. 21

а у Анюты — корь.

У меня скарлатина.

В день кризиса, когда доктор потерял всякую надежду на мое выздоровление, мать прибегла к следующему способу: она достала у знакомых образок Божией Матери Почаевской и, обливая его водою, давала мне эту воду пить. Ровно полночь у меня остановилось дыхание и закрылись глаза. Мать ожидала с минуты н минуты моей смерти, как в этот момент часы пробили полночь и в комнату вошел посланный из дома Анюты, чтобы сказать матери, что Анюта сейчас умерла. Я тотчас открыл глаза и перевел дыхание, мать сколько была опечалена известием о смерти Анюты, но с моим вздохом она как будто ожила, и в сердце ее зажглась надежда о моем выздоровлении. Мать пала

Л. 21 (оборот)

пред образом Почаевской Божией Матери и стала молиться. Так провела она всю ночь, поя меня водою с Почаевской иконы и замечая ко мне значительную перемену к лучшему, так что, с утром следующего дня, я был совершенно вне всякой опасности.

Истерика.

С минованием болезни у меня появилась истерика и странное нервное состояние: я ничего не мог видеть висячим, подобное положение вещей вызывало у меня истерические припадки.

Рождение брата.

Вскоре после моей болезни у меня родился брат Ваня, следовательно тогда мне было семь лет; кроватка моя помещалась в спальне отца, и мать в это время находилась с новорожденным в соседней комнате. Однажды я проснулся ночью и вижу, при тусклом

Л. 22

освещении лампадки из соседней комнаты, что отец в белье спит препокойно на левом боку, а над ним, возле постели, стоит двойник отца, также в белье, и машет над спящим отцом руками.

Привидение.

Я так перепугался этого привидения, что бросился снова в свою комнату и заснул крепким сном. Утром, проснувшись, я увидел себя лежащим поперек своей кроватки, свесивши ноги. Над рассказом моего привидения только посмеялись, но я до сих пор живо помню его и сознаю, что видел не во сне, а наяву.

Сон матери при зачатии меня.

Мать моя рассказывала мне необыкновенный сон, который она видела в Смоленске до моего рождения.

В числе икон, бывших у моих родителей, был поясной образ Николая Чудотворца, написанный домохозяином

Л. 22 (оборот)

нашей квартиры на Митропольской улице Андреем Лукичем, по фамилии Глуховский; он был живописец и местный изограф. Однажды мать видит во сне, что икона Николая Чудотворца превращается воочию в Святителя — седого старичка, который величаво подходит к ней; мать упала пред ним на колени в священном ужасе, но Святитель ободрил ее, сказав: не пугайся, дочь, я знаю, что ты беременна, родишь сына, и дай ему имя Николай. Благословив мать, Святитель исчез.

Рождение мое и имя.

Утром мать почувствовала себя беременною. Наконец 8 или 9 сентября родился я, и священник хотел назвать меня Иоакимом, так как в это число (9 сентября) празднуется Иоакиму и Анне, но мать запротестовала и просила дать мне имя

П. 23

Николай, рассказав при том Священнику свой пророческий сон, после чего священник не мог отказать родильнице и нарек мне просимое имя Николай, говоря: «Это у вас будет благословенное дитя».. .

Первое проявление желания.

В раннем детстве у меня первым что проявилось, так это желание иметь лист бумаги и карандаш. Получа карандаш в ручонку, я старался отыскать на бумаге срединную точку и от нее начинал чертить концентрические круги до тех пор, пока исчерчивалась вся бумага. Несколько позднее любил рисовать, и каждого посетителя и гостя заставлял что-либо для себя нарисовать, и мне больше нравился процесс рисования, чем фигура, изображение на бумаге.

Музыка.

Любил также и музыку, и раз услышанные музыкальные звуки у мены

Л. 23 (оборот)

оставались долго в памяти. Под них, вызвавши в воображении, я сладко засыпал.

Игрушки.

Детские игрушки мало занимали меня, я интересовался ими только для того, чтобы разбить и изломать их и тем убедиться, «что в них, в середке», как я выражался в оправдание уничтоженной игрушки.

Часы.

Меня крайне занимали карманные часы отца, которые я долго осматривал в послеобеденное время, когда отец спал; однажды того увлекся изучением часов, что, открывши их конструкцию, я изломал их порядком, и когда услышал движение проснувшегося отца, наскоро прикрыл часы и удалился из комнаты. Отец, видя часы испорченными, ужасно был возбужден и выдрал меня бритвенным ремнем, в поощрение

Л. 24

моей любознательности. Мне было в то время не более 4 — 5 лет.

Школа.

Лет восьми отдали меня учиться грамоте к старушке-учительнице, где большинство учащихся были девочки. Дети учились с утра, 8 часов, до 12-ти, шли домой обедать, затем от 2-з до 6-ти часов вечера продолжали учебные занятия, все в одной комнате.

Отдых. Игры.

По временам давался отдых детям ненадолго, и в это время дети играли в разные игры, главным образом между девочек существовало излюбленное времяпрепровождение торговать разными товарами, а для того была устроена ими лавка с полками и разложенными на них различными товарами. Деньгами при покупке этих товаров служили черепки от битой фарфоровой посуды.

Л. 24 (оборот)

Вечерняя молитва.

Что особенно симпатично сохранилось в моей памяти, так это послеучебная молитва, в которой участвовали все учащиеся. Это делалось так: ежедневно, по окончании вечерних занятий, очередная ученица, второго отделения, читала вслух вечерние молитвы, иные читали их наизусть, и все усердно молись с поклонами и благоговением. Шалостей не было никаких, и все относились к общей молитве хорошо и сдержанно. После молитвы все прощались со старушкой-наставницей, целуясь с нею в губы, и она провожала всех с благословением и добрыми пожеланиями.

Школьные наказания.

Наказаний за леность и нерадение особенных не было, кроме лишения свободы при отдыхе, и иногда бумажный колпак надевали на провинившуюся ученицу, что считалось большим

Л. 25

позором. Вообще ласковое и мягкое обращение старушки учительницы заставляло каждого относиться к учебным занятиям усердно и внимательно.

Школьные занятия.

Уроков на дом никогда не задавалось, а все они приготовлялись в школе, под непосредственным наблюдением старушки учительницы, и ранее выученный кем-либо урок давал свободу ученику идти гулять и играть с ранее отпущенными товарищами. Такой способ преподавания хорошо шел у старушки преподавательницы, и у нее не было лентяев, а если кто не мог поспевать с другими выучивать урок, то она сокращала его до того размера, какой возможен был, для менее способного ученика. При этой методе, она с каждым отдельно занималась и отдельно от других

Л. 25 (оборот)

развивала его и тем достигала хороших результатов. Я в две недели выучил всю азбуку и знал наизусть все вечерние молитвы, которые при ежедневном чтении хорошо запоминаются. Из предметов преподавания я помню у нее было: азбука, часовник, псалтырь, чистописание на грифельных досках и бумаге, первые четыре правила арифметики, задачи: умственные (решать в уме) и письменные, на аспидной доске. Я был любимый ее ученик: скоро выучивал уроки и пользовался раннею свободою пред товарищами. И так как я был почти один мальчик, из порядочной семьи, то в кругу девочек я слыл за авторитет. И мне было так весело и приятно в этой школе, что едва дождешься времени в

Л. 26

нее отправиться. Кажется, и все так чувствовали и сознавали, а потому прогулов ни у кого не было, и встречались всегда задушевными друзьями.

Помнится мне, что утренние занятия были посвящены устным предметам, а послеобеденные — чистописанию и деланию арифметических задач. Так что подобное распределение занятий в школе, с перерывами для игр на воздухе, нисколько не утомляло учащихся; так получалось еще и потому, что совершенно полный отдых дома восстановлял молодые силы для следующего дня.

Учитель Власов.

В этой школе учился я недолго, кажется, одно лето, и меня отдали к Учителю Уездного Училища Ивану Павловичу Власову, за 500 руб. ассигнациями в год с тем, чтобы я

Л. 26 (оборот)

жил у него, пользуясь столом и уходом. Это была страшная ошибка моих родителей.

Одиночное ученье.

И. П. Власов, как Учитель Уездного Училища, ежедневно уходил на классные занятия, а меня с книгою оставлял одного в комнате.

Плохие результаты.

Власов был человек холостой, не первой молодости, с ним жила престарелая сестра Екатерина Павловна, очень добрая барышня, которая разнообразила одиночество мое различными завтраками и снедями так, что после них я препокойно спал за книгою, и возвратившийся

Наказания.

Иван Павлович с каждым разом изумлялся моей неспособности вытвердить какой-либо незначительный урок; вначале он делал мне выговоры, внушения, а потом стал собственноручно слегка посекать… Но и эта мера

Л. 27

не заставили меня быть примерным учеником.

Поступление в Уездное Училище

Между тем по истечении года я был принят в первый класс Уездного Училища, продолжая проживать у Власова. Успехи мои в Уездном училище были такие же, какие я выказывал у Власова раньше, а потому в училище подвергали меня ежедневно различного рода взысканиям: то без обеда, то на коленях простаивал целые часы, то секли меня розгами, иногда раза по два в день.

Малоуспешность.

И так как я просидел в первом классе два года и, более того, не знал, что успел усвоить у доброй старушки учительницы, — так что родители мои, видя малоуспешность мою у Власова и в училище, решили взять меня вовсе и на время прекратить мои учебные занятия.

Л. 27 (оборот)

Сказки.

Очень любил я в детстве слушать сказки, они до того интересовали меня, что ничем меня нельзя было утешить в каком-нибудь огорчении, как рассказать няне сказку, хотя бы она повторялась несколько раз, я слушал ее с вниманием и замиранием сердца, если совершались в сказке страшные сцены.

Сказочник.

Помню, по соседству с нашей квартирой проживал инвалидный, штрафованный солдат (без отставки по смерть), который чрезвычайно занимательно рассказывал различные сказки, но только я платил ему за хорошую сказку 7 коп. ассигнациями на табак. Говорил он их постоянно по вечерам, так как днем бывал на службе, и для сказки я приносил ему лист чистой бумаги на цигарки. Бумагу он раскладывал на столе и, рассказывая сказку,

Л. 28

водил пальцем по бумаге, как прочитывая на ней то, что говорил. Самый тон пересказа сказки был как бы читаемый из книги, так сказать, книжный. Долго и интересно говорилась стариком сказка, так что под обаянием ее я долго находился, пока другая сказка с иными впечатлениями вытесняла первую, и т. д.

Приятель в детстве.

Был у меня и приятель из соседских мальчиков, кажется, солдатский сын, не помню как его звали, но он доставлял мне немало развлечений своим затейливым мастерством. Но вместе с тем мальчик хороший и нравственной семьи. И вот мы задумали с ним сделать к Рождеству звезду и вертеп, с которыми, во все Рождественские вечера, мальчики ходят со звездами под окна, а с вертепами по домам славить Христа.

Сооружение звезды.

Для звезды мы употребили лубяное

Л. 28 (оборот)

лукошко, сбоку, на обечайке, прорезали пять дыр четырехугольных, над ними из лучинок укрепили пирамидальные лучи, оклеенные промасленною бумагой, на которой нарисовали яркими красками херувимов и арабески, к ребрам пирамидальных лучей приклеена была бумажная бахрома; у лукошка вместо дна была наклеена промасленная бумага с изображенными на ней лицами; внутри лукошка зажигалась свеча, которая освещала изнутри звезду, а на особо приделанном валике звезда, посредством наматывавшейся веревки качалась из стороны в сторону, с шумом от бумажной бахромы.

Славление со звездою.

В это время носильщики ее пели: «Рождество твое, Христе, боже наш, и

Ново — радо стало

Яко не бывало.

Пастушки с ягнятками

Пред малыми дитятками

Л. 29

(продолжение)

На колени припадали,

Христа Бога величали.

Молимся Царю

Небесному Государю.

Даруй лето, много жита

Сему дому господину.

За это дают носильщикам звезды мелкие деньги.

В то время в г. Поречье было обыкновение вечерами закрывать окна ставнями или соломенными щитами для того, чтобы стекла не обмерзали. И вот открывается соломенный щит с окна, и перед ним появляется Рождественская звезда с пением детским голосом, и хозяин должен был подать за это величание. Окна же закрытые деревянными ставнями, чаще с продушенными железными болтами вовнутрь комнаты, лишали славильщиков возможности показать свою звезду, и тогда они старались проникнуть во двор, где чаще всего

Л. 29 (оборот)

окна были или без защиты, или защищенные соломенными щитами.

Вертеп.

Вертеп мы соорудили из большого ящика, который вначале перегородили поперек двумя перегородками посередине и третьей в нижней части ящика, с промежутком между двумя и третьей с нижней стенкой ящика, вершка 2 ½, чтобы рука могла свободно входить. Поставив ящик на одну из боковых сторон, получился род шкафа, так сказать, в два этажа; верхние доски, в середине и внизу над нижней стенкой, были с прорезями такого вила (далее следует рисунок), под этими прорезями могли двигаться на проволоках куклы; а чтобы замаскировать прорези, и они не были бы видны зрителям, верхняя поверхность этих досок оклеивалась заячьей шкуркой, и шерстка от нее совершенно закрывал

Л. 30

прорези и не препятствовал передвижению кукол. Вид вертепа был следующий: (далее следует рисунок).

Внутри и снаружи он был выклеен цветною бумагою и разукрашен золотыми и серебряными бордюрами и бахромами; колонны — золотою бумагою, и в общем появился красивый и эффектный вид доморощенного вертепа. Куклы также были приготовлены домашними средствами, на которых я нарисовал лица и волосы, только смерть пришлось сделать с помощью мастера, так как она требовалась изобразиться скелетно, т. е. были бы одни ребра сквозные, ноги и руки представляли кости, и головной череп сквозил бы глазницами.

Л. 30 (оборот)

Смерть, при входе в вертеп, должна слегка дрожать и иметь в руках косу, посредством которой должна снести голову Ироду, а потому эффект требовал изобразить ее сквозною из одних костей и белою, тогда как черт, появлявшийся вслед за нею, должен быть в черной шерсти, с рогами, хвостом и крепкими руками, которыми он злорадно ухватывает труп Ирода и влечет тело его в ад. Такая кукла без труда обшивалась черною овчинкой, и остальные части делались немудреными способами.

В отношении всего представления в вертепе, мы прилагаем описание, сделанное С. П. Писаревым, дополненное нами по воспоминаниям или измененное в некоторых частностях; хотя полного описания существовавших представлений мы представить не можем.

Л. 31

Вертепы 1819 — 1824 гг. в Смоленске. (записано С. П. Писаревым)

С первого дня Рождества начиналось ношение вертепа и до Крещения. Нужно было взять билет из Полиции от Полицмейстера. Ходили до 12 часов ночи. Завидя очень большой дом, вертепоносцы предъявляли свои услуги повеселить присутствующих за условленную плату: за 5 руб. и 7 руб. ассигнациями. Бывали в домах и знатных и властей города, например у Губернатора Храповицкого, Хмельницкого. Вертепов устраивали не больше шести во всем городе.

Содержание драмы одно и то же всегда у всех вертепщиков,

Л. 31 (оборот)

из Св. истории; но еще вносились сцены, например: кто, зная на Богословской улице какую-либо даму, заслуживающую смеха, ее вводили в число действующих лиц вертепа. Вообще можно ввести в действие кого угодно было: девок, чиновников, турок, китайцев, цыган, особенно кого больше знаешь. Господина того вводишь, лишь бы выходило к слову и было по сличинке.

Господа смущаются и смеются. Кто даст больше, тому больше расскажут.

Устройство вертепа: два театра, а сверху глава. В первом театре идет Священная история, во втором светская. В середине того

Л. 32

и другого делаются престолы, вверху Предвечный Младенец и Божия Матерь, всегда остаются неизменно, а к ним приходят и кланяются пастушки и волхвы. Во втором театре на престоле при начале сидит Ирод, которого в течение драмы свергают с престола в ад. Для ада есть дырочка в нижней части и раздается хлопок, для доказательства, что попал в огонь. При выходе вниз всегда казак стоит с дубинкою. Эти сцены назван плясовыми.

Начало действия. Снимут главу вертепа. Придя, поставят на два стула. Сзади один

Л. 32 (продолжение) вертепоносец представляет куклы, а другой мз сундука вынимает их по парам и подает. Певчие для Священной истории и музыканты для светского аккомпанемента. Прежде всего появятся Ангелы с восковыми зажженными свечами, а певчие поют «Слава в вышних Богу, в человецех благоволение», зажигают мирт. Затем являются пастушки, и хор поет:

Пастушки с ягнятками

Пред малыми дитятками

На колени упадают,

Христа Бога прославляют.

Или: На колени припадали,

Христа Бога прославляли (величали).

Молимся Тебе — Царю,

Небесному Государю.

Просим, молим Христа:

Даруй лето счастливое,

Счастливое, дождевое.

Являются 3 царя, волхвы, показываются Иисусу, сзади хор об них поет, что они пришли сюда, видя звезду

Л. 33

грядущу чудну и принесли дары свои. Положивши их, удаляются на низ к Ироду. Здесь они извещают Ирода, что явился Спаситель Иисус Назарянин, царь Иудейский. Ирод в беспокойстве кричит (т. е. вместо него кричит сзади человек — драматург — приговорщик): Воин, воин!

Предстань ко мне вскоре,

Чтоб мои палаты

Передо мной и женой

Нерушимы были!

Воин является в шапке, большой, страшный, с пикой в руках. Называли его «Аника — воин». «Воин, заколи сего младенца!».

Является к Ироду Рахиль

Л. 33 (оборот)

и просит: «О Ирод! Не коли моего младенца, он невинен, прости! За моего чада будешь отвечать и в огне будешь гореть». Воин заколол, подняв его на пику. Рахиль плачет: «О Ирод нечистый! Будешь отвечать за мое чадо и в огне гореть. Яко воды кровь проливаешь…». /

Приговорщик утешает ее: «Не плачь, Рахиль, зря! Твое чадо цело, оно не умирает, но процветает. Вольные крылья и вольно со святыми: имеет причину (ы). «.

Ирод приказывает воину

Л. 34

«Прогони сию бабу!». Сообщается далее, что Ирод убил 14 тысяч невинных младенцев.

Приходи жрец и берет зерцало, чтобы узнать, сколько ему лет миновало.

Является смерть (скелет) с косою в руке, тонким и дрожащим голоском укоряет Ирода в его противозаконии и наконец сносит ему голову, которую подхватывает черт и исчезает, а затем утаскивают 2 ангела тело Ирода, после чего сцена пустеет.

Являются два ангела (дьявола (: «Ты погубил многих невинных младенцев. Тебя взять нужно». И ведут его в ад. Это делается так: устроено особое отделение, а в нем ямочка, в которой изображается пекло. В это время бросают в этот ад Ирода. Иногда вводится бегство в Египет, два разбойника: Медиант, а другой Годиант. Один хотел поглядеть на Божию Матерь, едущую на осле, но сияние отстранило, а Божия Матерь показала на небо. Тут Иосиф идет,

Л. 34 (оборот)

(продолжение) пилу несет.

II действие. Первая сцена.

Является ксендз с крестом по пояс.

«Ну господа! Христос народился, смерть уемртвися. Приказываете ли пускать светские штуки?».

Приказываем!

Идет с одного бока барыня, с другого кавалер.

«Шла, шла, употела

Сесть захотела…» (села к баляскам).

Кавалер: Здравствуйте!

— Здравствуйте!

— Кто вы таковы?

— Я Титя Митя Тверской Писарь. А вы кто таковы?

Л. 35

— Я дворяночка из деревни, Федосья.

«Позвольте себя не вынуждать, прикажи же музыкантам играть…».

— Играй, музыка!

(Музыканты играют танец).

2 сцена.

Бежит Казак: «Что вы здесь скачете? Здесь святыня». И прогоняет их, размахивая палкой.

3 сцена.

Тоже проходит барыня, идет и садится. Навстречу кавалер: «Кто вы таковы?».

— Я с Пятницкого ручья, Ульяна, а вы кто?

— Я Чепела (это был табачник).

Л. 35 (оборот)

— Я табак мелю.

— Я вашего отца знаю.

— Так и меня знаете.

— Прикажите играть!

(играют, Казак прогоняет).

4 Сцена.

Еврей идет, несет под локтем бочонок горилки и продает ее: «Ай, у меня водочка хорошая!». Идут два человека: «Что у тебя?».

— Водка (пьют и напились).

Казак хотел избить еврея и сам остался, увидев водку. Все пьяные трое остались лежать.

5 сцена.

Идет цыган, ведет лошадь, попадается купцу: «Продаешь лошадь?».

П. 36

— Продаю.

«Просил было 5 рублей».

— А дай-ка погляжу на зубы… О, да она стара, возьми 3 рубля.

Нет, не отдам! Дешево!

Казак их прогоняет, потому что здесь (при Святыне) коней менять нельзя.

В заключение является мужичонка с лукошком.

«Я Тимошка, набрал грибов лукошко, не желает ли кто купить их?».

Следуют разные прибаутки.

План вертепа (далее следует рисунок).

Л. 36 (оборот)

Существует ли в настоящее время представление вертепное и хождение под окна в Рождественские вечера со звездою, нам неизвестно; между тем, хорошо помнится мне, в 1859-м году, в год, когда я уехал из Смоленска, вертеп и звезды существовали у уличных мальчишек. Хотя вертепы обставлялись менее роскошно и были в руках полувозрастных парней, но представления в них исполнялись также, как и прежде, и пелись все те же вирши, какие ранее существовали.

Л. 37

Встреча матери с Пушкиным.

Припоминаю рассказ матери о встрече ее с А. С. Пушкиным. Это было, когда она была еще не замужем и гостила у Гернгросс в Миловидах (следовательно, около 1830 года).

Мать говорила, что Пушкина Гернгросс очень радушно и дружески приняли. Пушкин с дамами был любезен и остроумен: много смешил различными светскими рассказами весь вечер. После ужина отправился в отведенную ему комнату, где между прочим были поставлены восковые свечи, простое хлебное вино и графин воды; чернильница с пером и десть чистой бумаги.

Пушкин рано утром уехал, оставив почтение дамам и написанные им ночные стихи на память.

Л. 37 (оборот)

Вино и вода оказались выпитыми совершенно. Гернгросс объясняли это тем, что Пушкина более вдохновляло вино, оттого он и прибегал к нему ночью — как время тишины и покоя.

1852 г. Г. Смоленск.

В 1852 году я кончил курс в Смоленском уездном училище и дополнительный класс Землемерия. Преподаватели: во 2 приходском — Алекс. Вас. Дмитр. В Уездном Училище: Смотритель — Иван Михайлович Самойлов, Закона Божия — отец Иоанн Глухарев, Русский Язык — Иван Семенович Виноградский, Математики — Александр Сергеевич Сидоров и Уваров, Истории и Географии — Иван Иванович Попов, чистописания, черчения и рисования — Алексей Данилович Печенкин. Аттеста получил блестящий и 30 руб. награды. Оставлен при Губернской Чертежной и на первый раз командирован был для практических межевых занятий, в качестве помощника преподавателю Геодезии) в 4 классе) Уездному Землемеру Филиппу Терентьевичу Подъяльскому. В Мае месяце отправился

Л. 38

я с ним вместе в Поречский уезд, первое дело и стоянка наша были в сельце Турья. Здесь начались первые работы мои по межеванию; таким образом, участвуя в землемерных работах и, так сказать, сразу очутясь из родного теплого родительского гнезда под влиянием всевозможных воздушных стихий и неудобств в притоне, я вскоре заполучил зубную боль, которая, развиваясь все сильнее, ожесточилась до адских мучений… Никакие медицинские пособия и различные симпатические средства не могли излечить меня от нее, и так я страдал с месяц; затем боль стихла, и я переехал в деревню Ивашеву, казенных крестьян, здесь снова разболелись у меня зубы до того, что я как бешеный метался по хате — взад и вперед, отказываясь от еды и питья, которые мне предлагала крестьянская женщина, состоящая

Л. 38 (оборот)

у меня в качестве стряпухи. Эта добрая женщина утешала меня, соболезнуя о моем мучительном положении; наконец предложила мне заговорить зубную боль на молодик (молодой месяц), если я соглашусь. Соглашаясь на всякое предложение, я с нетерпением ожидал вечера, когда появится месяц. Наконец ночная дымка подернула окрестности, и на безоблачное небо выплыл серебряный серп молодого месяца. Добрая женщина поспешила вывести меня на двор и уставила задом к месяцу, а сама против меня начала нашептывать таинственные наговоры, дуть и отмахиваться в стороны. Зубная боль тотчас у меня прекратилась, и я не страдал ею долго, только впоследствии времени появлялся иногда флюс — опухоли десен и с ними нытье в зубах; от флюса я также избавился в 1862 году, благодаря

Л. 39

одному знакомому старичку г. Любенкову, сохранившему у себя в глубокой старости здоровые зубы и глаза. Он посоветовал мне постоянно выполаскивать рот святой водой после всякого принятия пищи, обтирая в то время зубы мякотью безымянного пальца; таким способом оставил меня флюс почти совершенно.

Возвращаюсь к 1852 году. Освободившись от зубной боли, я стал замечать по вечерам слепоту так, что вокруг свечи обозначался светломатовый круг, а самой свечи не видал; независимо от того, по утрам веки слипались, следовательно было некоторое нагноение, и такое состояние длилось до осени. Много разных симпатических средств употреблял я, но ни одно не помогло. Однажды случайно заехали мы в село Охтырку, где в сельском храме имеется чудотворная икона Охтырской Божией Матери.

Л. 39 (оборот)

Мы воспользовались удобным случаем и отправились к обедне, бывшей в это время; отстояв литургию, акафист Божией Матери и молебен, я с прочими богомольцами пошел приложиться к Святой Иконе. Приложившись, я утер свои глаза полотенцем, висящим у иконы, и отошел в сторону, душевно прося Богоматерь об исцелении меня от болезни. Вечером я прозрел как здоровый человек, и подобной так называемой куриной слепоты более у меня не появлялось во всю жизнь, и зрение сохранилось прекрасно.

Таким образом, в первом случае помог мне гипнотизм простой женщины, а во втором — Божие милосердие чудотворной иконы Богоматери. Эти два события в моей жизни мне хорошо помнятся и заносятся в тетрадь так, как они совершились.

Л. 40

73. Владимир Андреевич Глинка на Урале.

На тетрадный лист наклеена статья, напечатанная типографским шрифтом на газетной бумаге.

№ 83 1893 г.

Письмо в редакцию.

Милостивый государь, господин редактор!

Покорнейше прошу напечатать в издаваемой вами газете «Свет» возражение мое по поводу статьи г. Падучева, напечатанной в № 256 за ноябрь, 1892 г., «Света», в рубрике «Отголоски», — где г. Падучев в резких выражениях, ни на чем не основанных, осуждает служебные действия генерала Глинки, бывшего в 1830-х, 40-х и 50-х годах главным начальником горных заводов хребта Уральского.

Г. Падучев в письмах своих «о южном Урале» называет генерала Глинку «Перуном — громовержцем, типичнейшим из главных начальников; рассказывает, что старожилы в горном городе Златоусте доселе отзываются о нем с содроганием в голосе, что Глинка принадлежит к Аракчеевской школе; был верный слуга своему императору, но глубоко проникнутый тенденциями «муштры» и военной выправки, взглянул на горные заводы с точки зрения военных поселений; по приезде его, тотчас, по Уралу раздался лозунг «строиться в роты, смирно, равняйся». — Приказы были немедленно исполняемы, и заводской человек обратился в солдата. — Обучение делалось унтер-офицерами местных батальонов, имевших специальную цель производить над провинившимися заводскими людьми жестокое наказание «сквозь строй». — Батальонные офицеры делали отметки мелком на спинах солдат, наказывавших слабо провинившихся, с тем, чтобы взыскать с первых после экзекуции. — Наконец г. Падучев восклицает: «жестокие были времена!» и к тому прибавляет, что заводские люди, недовольные тяжестью работы и заводскими порядками, обращались или в бега, или занимались кражею лошадей и даже грабежом.

Читатель газеты «Свет», незнакомый с положением уральских горных заводов в сказанный период времени, может и поверить г. Падучеву на слово. — Тогда как в описании его подвигов генерала Глинки верно только оно, что этот начальник был верный слуга своему государю. — Но и этот эпитет Падучева противоречит в сущности самому себе, так как верный слуга государю не может творить возмутительные вещи в подрыв государству, а следовательно и доверию императора.

Прослужив 11 лет при генерале Глинке на Урале, поставляю священною для себя обязанностью отозваться об этой личности в опровержение обвинений г. Падучева.

Генерал Глинка, приняв в 1837 году, должность главного начальника горных заводов на Урале, в числе которых состояли заводы казенные, поссесионные и принадлежащие дворянам по крепостному праву, раскиданные между собою на больших пространствах — в пяти губерниях, нашел из заводов этих большую часть в самом неудовлетворительном положении. Почти везде существовали злоупотребления, как по заводской администрации, так и по техническому производству работ, с большим распространением кражи железа заводскими людьми. В некоторых заводах сверх неполучения задельной платы своевременно, люди не удовлетворялись продовольствием; кормились они затхлою мукою и испорченною соленою рыбою. От этих более причин, в некоторых заводах развились более и более кражи, побеги и даже грабежи. По приезду своему на Урал генерал Глинка увидел все это воочию, и потому, со свойственною ему энергиею, невзирая на повсеместный ропот по поводу его строгости вообще, привел заводы в продолжение пяти лет в лучшее положение и благоустройство. За что изъявлены были от государя благоволение и награды. Между тем, так как казенные горные заводы, в том числе и Златоуст, состояли на военном положении, т. е. продовольствовались от казны хлебным пайком и задельною платою по существовавшим штатам, имели во главе непосредственного своего горного начальника в штаб-офицерском чине и горных офицеров, имевших все полный военный мундир, по всему этому нет ничего удивительного, если г. Глинка над классом казенных мастеровых ввел военную дисциплину и учение. Обстоятельство это в то время являлось даже необходимостью, ибо заводские люди были крайне распущены, ослушивались начальников, делали самовольные отлучки и т. п. От такого нововведения выделка белого оружия и производство артиллерийских снарядов ничуть не потеряли, но даже выиграли, так как заведен был порядок, а за тем и улучшение. Даже в то время выделка оружия из булатной стали обратила на себя общее внимание ввиду того, что сталь эта равнялась с азиатским булатом. К тому введение между заводскими людьми военных упражнений отымало немного времени, всего четыре часа в неделю. Если же виновных в преступлениях прогоняли «сквозь строй», то и в этом случае генерал Глинка не был инициатором. Наказания эти назначались по решениям существовавших тогда в горных городах военных аудиториатов. Не мог же ген. Глинка уничтожить самоправно военный закон! Несмотря на все это, г. Падучев винит Глинку, как бы тоже инициатора, за введение им жестокого наказания. Затем, хотя резвившееся зло в самовольных отлучках и побегах при Глинке уменьшилось, но не могло быть истреблено совершенно, так как не все побеги можно было принять за уклонение от

Л. 40 (оборот)

работ или за избежание от наказания; побеги эти делались иногда в силу религиозных убеждений, перешедших в обычай и появившихся в разных местах Урала. Начало этому, преимущественно, показали раскольники. Последние, испытывая более или менее правительственное преследование, старались укрываться в горах, а иные из находившихся постоянно в заводах навещали отошедших в горы и принявших название схимников, приносили им продовольствие и разного рода припасы, творя все это в виде богоугодного дела. Таким образом, завелись в горах между Златоустом, Саткинским и Юргозанским заводами, у подножия больших гор Зичалоги и Еремеля, составляющих пояс Урала, так именовавшиеся скитки. Многие из заводских людей, даже очень нравственных, отправлялись в скитки эти летом помолиться Богу и отдохнуть. Пробыв там до осени, возвращались в заводы, где, претерпев наказание за самовольную отлучку, считали и это угодным Богу, в смысле самоистязания за Христа, и затем, несмотря на предстоящее наказание, отправлялись на следующий год опять в скитки. Правда, в таких скитках бывал летом всякий сброд людей, преимущественно, беглых из разных сторон. Эти последние находились днем в скитках при каких-либо ничтожных занятиях и отдыхе, а ночью отправлялись за поимкою проходящих по дорогам жертв и их грабили. Зимою скитки делаются малолюдными. По поводу грабежей и убийств, мне случалось быть расследователем этих скитков. Их, при содействии башкирской команды, много найдено между сказанными горами, до 20 скитков, выстроенных в роде маленьких изб, неподалеку одна от другой. В них я нашел только тех отшельников, которые были или старики, или калеки, остальные же разбежались по лесу.

Оканчивая возражения мои по поводу обвинений генерала Глинки г. Падучевым, нельзя не упомянуть, что Глинка хотя и не был подготовлен специально к горному техническому делу, но был весьма образован, чтобы понять и уничтожить все существовавшие по горным заводам и золотым промыслам на Урале неурядицы и упущения, кражи и разные злоупотребления; поставить заводских людей в положение удовлетворительное по отношению к продовольствию, улучшить заводское хозяйство, увеличить доходность заводов, и вообще поставить их в цветущее состояние — чего генерал Глинка и достиг в продолжение своей там 19-летней службы.

Не упоминая г. Падучеву о геройских подвигах генерала Глинки в отечественную войну 1812 года и войн с Турциею, ограничусь указанием, что Глинка, прослужив со славой и пользою государям и отечеству 65 лет, умер на службе в звании сенатора 85 лет.

И так, неизмышленными выражениями, в смысле насмешек, следует упоминать об этом доблестном, бескорыстном и верном слуге государя, а добрым словом, как о человеке выдающемся по своей высокой честности, доброте и благонамеренности.

Н. К. Солонина.

Хут. Оврут, 1893 года.

«Свет»

Н. И. Хмельницкий, Смоленский губернатор, 1829 — 1837 гг.

Н. И. Хмельницкий часто бывал у нас запросто и очень любил со мною возиться; всегда привозил мне сласти. Мы были друзья, и я всегда сидел у него на коленях.

Н. И. Хмельницкий потомок известного малороссийского гетмана Богдана Хмельницкого, виновника воссоединения Великой и Малой России под высокою и сильною рукою

Л. 41

великих царей Московских. Сценический писатель, имя его наряду с именами: Гоголя, Грибоедова, Фонвизина, Сумарокова, Озерова, украшают плафон Александринского театра.

У меня есть портрет Хмельницкого, литографированный на камне Эл. Гоппе с факсимиле Н-о И-о.

Моя болезнь и образок святого мученика Пантелеймона.

24 февраля 1895 года я очень опасно заболел, вероятнее всего инфлюэнцей так, что болезнь шла прогрессивно до 2 марта; когда я сподобился приобщиться святых таинств, она стала ослабевать и медленно сокращаться. Вскоре служившая у нас горничной девушка, сирота 17 лет, Софья Леонтьевна Щеглова из деревни Большое Макарово, нашла небольшой деревянный образок св. великомученика и целителя Пантелеймона, как бы в исцелении меня от болезни. Такая находка была для меня чрезвычайно приятна и отрадна. В ней я видел Божие милосердие к себе и выздоровление. Образок до сих пор хранится у меня, и я перед ним молюсь ежедневно.

1898 г. Февраль.

Л. 41 (оборот)

Вклеены четыре квитанции, на обороте квитанций — текст.

1) Соборный храм в г. Муроме, полагать надо, первоначально сооружен если не в XII веке, то в XIII — несомненно — во времена княжения Муромского князя Петра и супруги его Февронии. Что же касается до возобновления града Мурома после татарского разгрома Муромским князем Юрием Ярославичем в 1351 году, то в летописях отмечено, что храм поставлен князем во имя Благовещения Пресвятой Богородицы.

В подтверждение существования соборного храма, на месте ныне им занимаемом, сохранились камни от прежнего

2) построения, с признаками XII — XIII веков. Из подобного рода камней выложен настоящий храм в нижнем его этаже.

Известно, что древние храмы на Руси — до XVI века сооружались из камня, и на бут употреблялся крупный кругляш — камень.

По писцовым книгам 1624 и 1637 гг. собор значится построения блаженныя памяти царя Ивана Васильевича, вероятно, Грозного, как ближайшего по этому времени. Собор отмечен о трех верхах, т. е. главах. В описании путешествия Голландского посольства по России

3) Адама Олеария, в 1636 году, и приложенном виде г. Мурома соборный храм зарисован деревянный о трех верхах, тогда как он был каменный, и городская стена, окружающая кремль с собором, показана каменная, а она, между тем, существовала дубовая деревянная.

Во время Генерального межевания Землемером Пылаевым в 1769 году, собор записан каменным о пяти верхах. В настоящее время он также о пяти главах. Внутри собор имеет четыре четырехсторонних колонны, на них строятся пять пробковых сводов, с куполом под серединной главой.

4) Полагают, что древний соборный храм был небольшой, если только из его камня мог выложиться нужный этаж, остальной же верх сложен из красного обожженного тяжеловесного кирпича.

При последней реставрации собора 1800 — 1818 гг. обнаружены в стенах его выгоревшие деревянные своды, отчего и была трещина в верхней стене храма. Это обстоятельство, как деревянные своды, указывает, что предыдущее переустройство собора относится к XVII столетию, половине его, когда сооружали его в более обширном виде и о пяти главах (верхах), но с того ли времени или ранее его окружали с трех сторон паперти, которые при позднейшей реставрации заменены были каменными террасами.

Л. 42

Вклеены рукописная заметка и письмо на двух листах.

В «Историческом Вестнике» за 1897 год № 8, стр. 351, «Записки графа Е. О. Комаровского».

«Император Павел, желая увеличить число кадет, приказал составить новый штат и уничтожить все гимнастические классы, даже и танцевальный, оставив фехтовальный и манеж. Для составления сего штата назначены были Генерал Майор Андреевский, служивший в корпусе, эконом оного Барон Аш и я (Комаровский). Не этот ли Барон Аш был потом Смоленским Губернатором в 1812 году?

Глубокоуважаемая Екатерина Павловна!

Среди суетливых приготовлений к отъезду, я не успел побывать у Вас, — при всем искреннем моем желании, — чтобы лично поблагодарить Вас за Ваше сердечное письменное приветствие в стихах, свидетельствующее впрочем не столько о моих заслугах, сколько о Вашей христианской любви ко мне, недостойному служителю Алтаря Господня.

От всего сердца благодарю Вас за Ваше доброе слово, которое служило для меня лучшей наградой за то немногое, что Бог помог сделать мне моей Муромской пастве. Уча, мы сами учимся, и в Муроме, проповедуя с церковной кафедры, я не столько других учил, сколько себя. Вам, глубокоуважаемая Екатерина Павловна, и прочим богомольцам училищного храма приношу искреннюю признательность, ибо благочестивая ревность Ваша оказала доброе влияние и на совершителя богослужения, располагала его к молитве и к исповеданию Слова Божия.

25 октября прибыл я в новый город, к новым людям, к которым еще нужно привыкать. Слава Богу, налаживаются добрые отношения и к сослуживцам, и к воспитанникам. Что меня утешает, так это семинарский храм, представляющий громадный зал с высоким амвоном, обширным алтарем, с хорами для певчих и разной утварью.

И мое жилище ухожено и благополучно, с мебелью, электричеством и ванной. Выдают по 20 фунтов ржаной муки или по 1 пуду печеного хлеба на человека. Съестные припасы еще дороже, чем в Муроме: мясо — 1 р. 70 к. за фунт, молоко 3 р. 50 коп. за четверть.

Пока не втянулись в Костромскую жизнь, живем Муромскими впечатлениями.

Не успели мы с женою познакомиться с Вами (о чем очень сожалеем), но весной, в конце апреля или в начале мая, приедем в Муром за своими вещами и непременно побываем у Вас.

Жена моя шлет Вам сердечный привет и самые наилучшие пожелания, Вам здоровья, душевного спокойствия и полного благополучия.

Испрашивая Вашей святой молитвы, имею честь быть Вашим покорным и признательным слугой

Протоиерей Николай Владимирский, Ректор Духовной Семинарии.

Г. Кострома.

2 ноября 1917 г.

Сердечный привет и благословение шлю всем богомольцам училищного храма.

Благодать Господа нашего Иисуса Христа да будет со всеми нами.

Л. 42

Пустой лист.

Л. 43

Получено в Смоленске 21 Мая 1857 года (вторник).

Милостивая Государыня, Марья Павловна!

Письмо Ваше к его Высокопревосходительству Владимиру Андреевичу от 16 апреля получено вчера. За неимением свободного времени, а также за слабым зрением глаз Владимира Андреевича, он писать сам затрудняется; приказал мне уведомить вас касательно просьбы о сыне вашем. Его Высокопревосходительство при всем своем желании быть полезным сыну вашему не имеет в виду места, куда бы мог определить его.

В 1837 году, когда Генерал был назначен Главным Начальником Уральских Горных Заводов, видевшись с вами в Закупе, предлагал вам взять вашего сына под свое покровительство; с тех пор, конечно, давно бы ваш сын был офицером и имел бы на Урале хорошее место.

Л. 43 (оборот)

Тогда вы сами от этого предложения отказались. Для лучшего же объяснения по этому предмету, Владимир Андреевич располагает быть в конце будущего Июля месяца текущего года, в Закупе и в Петровском, где вы постарайтесь вашего сына представить Генералу лично, и о всех обстоятельствах, до него относящихся, расскажите на словах, что будет гораздо удобнее всякой переписки.

С истинным уважением и преданностию, имею честь быть Вашим покорным слугой, Михайло Куприянов.

15 Мая 1857 г.

Санкт — Петербург.

Л. 44

(на решетчатой бумаге, серой, шероховатой и жесткой, на просвет водяные знаки: часть щита с перевязанными внизу концами стеблей. Рукопись исполнена неизвестной рукой).

Ваше высокопреосвященство,

Ко всеподданнейшему моему, на высочайшее Его Императорское величество прошению, представленному вашему высокопреосвященству в Июле месяце нынешнего года, принятый мною в Марте месяце 1813 года на попечение ребенок, оставленный неприятелями в Смоленске, приобщен к православной церкви нашей, с наставлением

Л. 44 (оборот)

спасительному той учению и исповеданию, и наречена в святом крещении Мариею, священником отцом Иаковом. Но как для новокрещеной, в последствии времени, будет нередко настоять надобность в законном на то свидетельстве: то осмеливаюсь сим утверждать вашего высокопреосвященства, повелеть снабдить меня оным.

Испрашивая пасторского вашего благословения есмь. -

(Выноски написаны рукою Екатерины Андреевны Глинкиной).

Л. 45

(Ниже помечено рукою Екатерины Андреевны).

15 Октября 1819. С. Полыковичи.

(На другой бумаге синеватого цвета, такой же грубой, как и предшествовавшая, с водяными знаками: щит в репьях и наверху крыло. Письмо собственною рукою Екатерины Андреевны).

Взятой мною на воспитание после изгнания неприятеля в 1813 году из лазарета пленною саксонку полугодовую

Л. 45 (оборот)

по имени Марья, а по крестному отцу Павловна, фамилия ей назначена по отчеству Саксонова — после крещения в 1821 году получила я от крестного ее отца, бывшего в Смоленске Вице-губернатором, Павла Львовича Темирова, на крест сей дитяти Марьи Павловны пятьсот рублей. В 1821 году, по приезде ее крестного отца из Воронежа в Смоленск, я еще получила от него для крестницы 500 рублей. В 1822 году в Январе он прислал ей 400 рублей. Всей суммы получила я от него тысячу четыреста рублей. Сию сумму я издержала на собственные свои расходы, в чем и дается ей сей вид, что после смерти моей она должна получить всю оную сумму и с процентами от наследников моих с имения моего, без всякого прекословия,

Л. 46

в чем и подписуюсь, Гвардии подпоручичья дочь девица Катерина Глинкина.

Дана сия расписка в 1822 году Июля 5 числа в сельце Миролюбове, писанная собственною моею рукою и в совершенной памяти.

В замужество вступила в 1829 году, 16 лет от роду.

По письму бабки от 12 мая 1830 г. видно, что сестра была уже родившаяся.

Барон Казимир Иванович Аш был Гражданским Губернатором в г. Смоленск, с 1807 по 1822 год.

Взята в марте, следовательно, родилась в октябре 1812 года.

Была девица. В 1800 году имела жениха и обручена была с ним. Он назначен был Послом в Константинополь и при переправе через р. Дунай утонул. Она дала себе слово не выходить замуж ни за кого, что и сдержала, осталась навсегда девушкой.

Выписки написаны рукою Екатерины Андреевны Глинкиной, а по отчеству крестного отца названа Павловной.

Если ей случится поступить в казенное училище, то непременно она должна иметь свидетельство, что она введена в православную грекороссийскую религию в 1819 году Августа 10 числа.

Возможно, это было в 1837 году. Когда отец получил направление, мне было 2 года. (Далее этот комментарий зачеркнут и пометка карандашом) В 1841 г.

На самом деле Псково-Печерская Божья Матерь, судя по списку с той иконы, имеющейся у меня, списанной иконописцем тогда же на помощь в избавлении меня от болезни.

Из преподавателей помню: Ивана Павловича Власова, учителя русского языка, Лебедкина — арифметики; рисование, черчение и чистописание — Деньшиль (француз).

Ржи.

В 1887 году, со слов старика Якима Ивановича Снитко, Смоленский Свирский мещанин, 97 лет, делал вертепы.

При переходе из класса в класс получал награды: из первого во второй — похвальный лист, из второго в третий — похвальный лист и книгу, такую же награду — из третьего в четвертый класс.

А по отчеству крестного отца названа Павловной.

Буди ей случится вступить в казенное училище, то необходимо она должна иметь свидетельство, что она введена в православную грекороссийскую религию в 1819 году Августа 10 числа.