Вверх

К. В. Жадин. Колбаса

Фотоателье Н.Сажина. Прасковья Петровна Жадина. 1914 г.

28 октября был день рождения мамы. В этот день приезжали поздравители, проходили, здоровались, шеркаясь и сморкаясь, через гостиную в столовую, ели пирог, выпивали и закусывали, а дамы сидели у стола и пили чай. Дамы не снимали шляп и перчаток, а мужчины держали под мышкой шапки.

Я любил смотреть в окно, где у подъезда останавливались пролетки наших визитеров; любовался лошадьми, толстыми кучерами в армяках. Мне очень нравилось, как кучер, подбирая вожжи, подергивал лошадь и та, покручивая гордой головой, слегка — кокетливо — переступала ногами и сразу подкатывала пролетку к подъезду, где появлялся, откланявшись визитер. Он садился в свое пролетку и она быстро отъезжала от крыльца. На смену подъезжала другая и так они сменялись.

Гости сидели обычно в столовой, где мама, почти все время на ногах, расточала улыбки, принимала поздравления и угощала гостей. В гостиной отец встречал гостей. Закусочный стол, между окон в столовой, уставляли и накрывали с вечера.

Помню, как однажды, нас с братом уложили пораньше спать, чтобы мы не мешали накрывать стол. Я лежал, прислушиваясь к позвякиванию столового серебра, посуды и рюмок, и тихому разговору мамы и тети Лены с прислугой. Меня разбирало любопытство: что теперь представляет этот стол и что на нем наставили? Брат уже заснул, а я все прислушивался.

Наконец, приготовления, видимо, были закончены, прислуга ушла к себе, тетя Лена проскрипела по лестнице наверх, в свою комнату и мама, шумно задувала свечи. Наконец она прошла по коридору, зашла к нам, наклонилась над братом, потом надо мной. Я притворился спящим, крепко сожмурив глаза. Вот она прошла в смежную спальню, стала тихо раздеваться. Вот скрипнула пружина двуспальной кровати. Вот отец, как спросонья, сказал маме: «Довольно вам возиться. Спать пора!». И все смолкло. Горела только, чуть похрустывая стенная лампа в коридоре, против двери в детскую.

Тогда я тихо перелез через решетку кровати и босиком, на пальчиках, пошел в столовую, придерживая на животе рубашку. В столовой было тихо и сумрачно от уличных фонарей. Я подошел к закусочному столу, рассматривал, как занятно сложены, чешуей, салфетки, разной величины рюмки, стопка тарелок и графины и бутылки…

Вдруг я заметил, что недалеко от меня, на тарелке лежит моя любимая копченая колбаса, нарезанная тонкими ломтиками. Минуту колеблясь, я решительно запустил персты в тарелку и стащил эти ломтики. Мне показалось мало, тогда и другой рукой я взял еще горсть колбасы. Прижав обе горсти к груди, я, так же на цыпочках, пошел обратно. В отверстия решетки я побросал на кровать колбасу, осторожно перебрался в кровать и стал, наслаждаясь, жевать ее. Настроение у меня было роскошное! Нравилась обстановка похищения и таинственности. «Завтра подумают, что это мыши» — лукаво думал я, улыбаясь не сообразительности старших. И блаженно уснул, слегка икая.

На утро, безмятежный сон мой прервал громкий разговор в столовой.

«Ну я не понимаю, все-таки, как это могло случиться?» — говорила мама, видимо, что-то разглядывая.

«Неужели — мыши?!»

«Это про колбасу» — подумал я и улыбнулся.

Вдруг голос тети Лены заставил меня насторожиться: «Паша, смотри! И на полу кусочки колбасы… Да они и в коридоре! Ну, знаешь, — это, конечно, Костя».

Краска залила мое лицо. Брат, уже вставая, прислушивался в разговору, посмотрел на меня и качая головой, сказал «Это ты стащил колбасу? Когда же ты успел?». Только мама и тетя Лена, а за ними горничная Стеша, приближались, по коридору, все более изумляясь

«Вы смотрите — и тут!» — изумилась Стеша.

«Да вот они, на пороге в детскую» — сказала тетя Лена.

Я притаился и молчал.

Сыщики пришли в детскую. Возмущенно, повысив голос, мать сказала: «Ты, Кот, озорник! И за это ничего сегодня не получишь. Мало того, я тебя отправляю наверх и будешь там сидеть весь день. Что это за безобразие? Зачем ты воруешь, да еще ночью, когда ты не должен вылезать из кровати? Ты думал, что я ничего не узнаю? Ты хотел обмануть меня?».

Последний аргумент меня сразил и я, протягивая руки к маме, громко крикнул: «Я только посмотрел стол! Я взял чуть-чуть — хотелось очень… Я люблю ее…»

«Все равно, ты пойдешь наверх» — отстраняясь от меня сказала мама и ушла.

В этот день я не смотрел в окно на рысаков в пролетках, на толстых кучеров в армяках, а сидел в нянькином плетеном кресле, без парадного костюма, наверху и грустно рисовал своей слюной по пыльному столу непонятные рисунки. Нянька приходила и уходила (она была моей тюремщицей), приносила мне кусок пирога, икры и ту же роковую колбасу, чашку чая и, уходя, грозила пальцем и ворчала: «Баловник! Тебя бы в ларь с черным бельем запереть! Вот ты бы знал! Понюхай как там. Ишь ты! Смотри — сидеть у меня».

Приходил брат и, как всегда, примирительно, говорил: «Ну-у! Что наделал? Вот и сиди теперь. А там Анна Петровна приехала. Привезла картинок с шоколадкой. На вот — это тебе». Я прислушивался к голосам внизу, выбегая на площадку лестницы и просовывая голову в перила, прислушивался к голосам. Вечером с меня сняли арест и разрешили выйти в столовую. Я с жадностью смотрел на чайный стол, где стояли конфекты, варенье и торты. Так авантюра с колбасой надолго осталась в моей памяти.

Москва, 1946 год


← Назад | Вперед →

04 февраля 2019

1 4081

← Назад | Вперед →

А. А. Горская
Подготовка текста