Вверх

В. Г. Пуцко. Художественный музей в городе: желаемое и действительное

Никто не станет отрицать важностъ миссии художественного музея на современном этапе. Предполагалась она и прежде, при любом государственном строе и при различном экономическом положении в стране, не исключая и «голодные годы». И музейные работники, надо признать, честно выполняли свой профессиональный долг, несмотря на не лучшие условия и нищенскую зарплату, о чем говорить не полагалось. Высокие принципы всегда были на первом месте, и, может быть, только по этой причине существуют сегодня те музеи, которым давно суждено исчезнуть. Речь идет о провинциальных музейных учреждениях, рожденных в муках, преимущественно в послереволюционные годы, переживших испытания военных лет и всегда не терявших веру в светлое будущее, неизбежно удалявшееся вместе с горизонтом. Сейчас в это будущее верят уже далеко не все.

Судьба каждого музея определена интеллектуальным уровнем и имущественным положением его «родителей»; многое зависело от того, какая коллекция художественных произведений оказалась в основе, и как она обогащалась на протяжении последующего времени, периода передела музейной собственности. Среди таких благополучных музеев обязательно будут названы Саратовский государственный художественный музей имени А. Н. Радищева, Иркутский областной художественный музей имени В. П. Сукачева, Пермская государственная художественная галерея. В основе первого из них собрание А. П. Боголюбова, второго — собрание В. П. Сукачева, а основу Пермской галереи составила коллекция Пермского Общества любителей живописи, ваяния и зодчества. Все эти музеи интенсивно пополнялись после революции, в том числе через Государственный музейный фонд. А Калужский художественный музей, возникший в 1918 г. на основе завещанной городу коллекции врача Н. И. Васильева, напротив, не столько приобретал, сколько терял. Картинная галерея и коллекция рисунков князя Д. С. Горчакова в усадьбе Барятино при их поступлении в Калужский музей были сильно обескровлены в результате изъятия в московские музеи и перераспределения в те провинциальные, которые пользовались особым покровительством представителей Государственного музейного фонда. Этот «тришкин кафтан» навсегда разрушил исторически сложившиеся собрания. Затем прошелся по музеям Антикварный экспортный фонд, немилосердно выдергивающий самые ценные экспонаты. Довершила разрушительное действие оккупация в годы войны, после чего пришлось прибегать к закупкам, чтобы привести музей в более-менее пристойный вид. Такие различные судьбы у провинциальных музеев.

Нет музея, который не был бы заинтересован в представлении в своем собрании произведений именитых мастеров, пусть и не самых значителъных. Но для этого существовали неодинаковые возможности. Одним такие работы достались как бы по наследству, другим — повезло их перехватить у менее расторопных, а третьи, лишенные средств для закупки, в лучшем случае могли показывать копии прославленных оригиналов. Так возникла своеобразная «ступенчатость» в просветительной миссии. Однако и при наличии денег приобретение подлинников оказывалось рискованным делом, поскольку рынок буквально наводнен подделками. Относительно безопасным было приобретение у семей художников, если там оставалось еще что-то ценное. В провинциальных музеях обычно количественно преобладают произведения русского искусства XIX-XX вв. вместе с творчеством местных художников. Иногда встречаются разделы древнерусской иконописи и западноевропейского искусства, как правило, составленные из случайно подобранных образцов.

В советский период экспонирование икон не приветствовалось по идеологическим соображениям как противостоящее антирелигиозной пропаганде, а в новейшее время почему-то некоторые лица полагают, что эти иконы непременно надо передать в действующие храмы. Это преимущественно те, кто рассматривает музей как оптовый склад с даровым товаром. Разумеется, один-два десятка икон не могут украсить несколько церквей, а их отсутствие в музейной экспозиции, даже если это поздние списки, вычеркивает из истории важнейший этап ее духовной культуры. В Греции, — испокон веков православной стране, — подобный вопрос даже не возникает, и существуют государственные, епархиальные, монастырские и частные музеи, где представлены иконы. И никто свое исключительное право на них не предъявляет.

В любом художественном музее являются актуальными реставрация и атрибуция произведений. Свои реставраторы есть далеко не во всех музеях, и поэтому существует необходимость обращаться в центральные учреждения. Атрибуцией теоретически должны заниматься почти все научные сотрудники, хотя на практике дело обстоит иначе. Для атрибуционной работы необходимы сравнительный материал и хорошо укомплектованная специальной литературой библиотека. Это то, чего фактически на месте нет, а на командировки в столицы отсутствуют время и средства. В итоге работа затягивается на многие годы, и вместо определяемого авторства на этикетках остается стереотипное «н. худ.», хотя мог бы обозначиться хотя бы круг, к которому принадлежал автор произведения. В самой работе тоже есть риск, и почти любая атрибуция справедливо или несправедливо может быть оспорена, особенно если проведена без привлечения новейших технических средств. Критики всегда найдутся в изобилии. Существенную помощь могут оказать коллеги из столичных музеев, и образцовым примером такого сотрудничества являются превосходные каталоги Челябинского областного государственного музея искусств. Здесь играет роль проявление доброй воли. Правда, случается и иное. В музейном архиве Калуги оказалось ответное письмо известного искусствоведа Б. Р. Виппера, который на запрос заявляет, что картина не представляет интереса, но кто-то из местных сотрудников может заняться ее изучением. Говоря иными словами, «смотри не выше сапога».

Отношения столичных и провинциальных искусствоведов редко cкладывались удачно. Первые были убеждены, что им свойственен особый дар, тогда как их провинциальные собратья способны лишь для черной работы, Конечно, концепционные и обобщающие работы могут писать только они, равно как и делать научные открытия. «Вы можете в наш журнал присылать лишь короткие заметки о неизвестных в науке вещах, а дальнейшее их изучение — дело нашего института», — говорила известная исследовательница древнерусского искусства в 1970-е гг. «Зачем вам мучиться над атрибуцией выдающихся произведений? Приглашайте столичного специалиста, который все определит и опубликует», — этот совет прозвучал совсем недавно, адресованный пишущему эти строки, посвятившему ровно половину столетия изучению истории искусства. Корпоративность превратилась в огромный неподвижный камень, лежащий на пути каждого, кто намерен посвятить себя изучению духовной культуры. И в провинции их большинство. С появившейся возможностью проводить научные конференции и печатать сборники статей, их голос стал слышнее. Для утверждения собственной исключительности остается только не замечать их усилия, игнорировать пуб­ликации, не допускать к изучению материала. К сожалению, это продолжается.

Никто не отрицает необходимость научных экспедиций, ставящих своей задачей изучение искусства отдельных регионов. Но позволительно ли при этом усомниться, что значительно больше могут сделать в этом направлении сотрудники местного художественного музея? Увы, им приходится выполнять другую работу, в частности, проводить неимоверно большое количество выставок, перечень которых невозможно запомнить, для достижения показаний, требуемых сверху. Там, в тиши рабочего кабинета, кто-то определяет эти нормы, как и заработную плату в десятки раз заниженную по сравнению с собственной, установленной неизвестно за какие заслуги. Все это имеет непосредственное отношение к той основе, на которой строится просветительская работа музея. Когда-то она велась с использованием репродукций известных произведений, хранящихся в столичных музеях. Набитая оскомина на этих «картинках» сегодня серьезно затрудняет восприятие широким зрителем графического искусства, не усматривающим между ними существенного различия.

Поразительно, что в дореволюционный период, при жестких сословных ограничениях, приветствовалась частная инициатива в изучении быта, исторических и церковных древностей. Об этом свидетельствует существующая литература. Декларированная свобода не замедлила обнаружить организованную монополию на открытия, и здесь примером может служить стремление И. Э. Грабаря никого не допустить к изданию раскрытых реставраторами произведений. Об этом подробно писал А. И. Анисимов в Прагу Н. П. Кондакову. Парализована была научная работа замечательных специалистов. Выжившие надолго притихли. Новое поколение уже училось в основном чему-нибудь и как-нибудь, и поэтому с нескрываемой завистью смотрело на свою смену, приходившую в музеи и нарушавшую привычное спокойствие. Ломать этот «лед» приходилось с большими усилиями, при деятельном сопротивлении администрации и хранителей, при редком одобрении со стороны столичных специалистов. Среди последних, однако, были люди, с симпатией относившиеся к молодежи. Один из них — В. Н. Лазарев, ценивший искренность и увлеченность исследователей. Со временем в провинции осела значительная часть здоровых научных сил, не сумевших сделать карьеру в столице. Но ее судьба нередко оказывалась трагической, особенно в тех случаях, когда она не вела себя тихо и не занималась изучением конкретного материала. а стремилась опрокинуть существующие положения с применением новой методики.

Сравнительно недавно произошла «веерная» смена директоров ряда крупных музеев, преимущественно опытных и пользовавшихся большой поддержкой каллектива. Не помогли никакие ходатайства и протесты. Это тоже сказалось на атмосфере в музеях: были нарушены установившиеся традиции. Все, здесь упомянутое, имеет непосредственное отношение к миссии художественного музея, потому что основную роль в ней играют не столько «спущенные с потолка» директивы, сколько живые люди с их повсе­дневным и кропотливым трудом. Эти люди массу своего рабочего времени тратят на паспортизацию произведений, на чтение лекций, на проведение экскурсий, на организацию выставок, столь усложненную существующим законодательством. Эти люди не считают себя героями, и очень немногие из них удостаиваются наград. Но на это целиком уходит человеческая жизнь. Посетитель музея об этом не имеет никакого представления и часто предъявляет необоснованные претензии, которые порой достигают высоких инстантций и нарушают рабочий ритм, благодаря очередным нововведениям. Потом происходит возращение к прежнему порядку, и в этом проявляется свое­образная цикличность, как и в начислении заработной платы.

Говорить собственно о миссии художественного музея в обществе как будто излишне. Она определена распорядком, практикой и традицией оте­чественного искусства.