Т. О. Галкин. Два письма к графине П. С. Уваровой из фондов Государственного архива Владимирской области

2019 год официально объявлен годом столетия академической археологии в России. Эту дату решено отсчитывать от дня выхода декрета Сов­наркома 18 апреля 1919 года, по которому была создана Российская академия истории материальной культуры, впоследствии разделившаяся на две основных научных археологических организации: московский Институт археологии РАН и санкт-петербургский (ленинградский) Институт истории материальной культуры РАН.

Как и любой юбилей, это повод остановиться, выдохнуть, оглянуться на то, что сделано, и наметить грядущие цели. Особенно — «оглянуться на прошлое», ведь академическая археология в России имеет глубокие корни. Тем приятнее в небольшом сообщении рассказать о двух корреспонденциях, полученных графиней Прасковь­ей Сергеевной Уваровой в начале XX столетия от Василия Алексеевича Городцова и неизвестного адресанта, в которых открываются некоторые интересные особенности взаимоотношений этих людей как между собой, так и с археологической наукой и даже властью, военной и гражданской.

В «уваровском фонде» государственного архива Владимирской области¹ нами были обнаружены два письма, адресатом которых являлась гр. П. С. Уварова. Нельзя утверждать, что это стало неким «открытием», поскольку, судя по записям в архивном деле, до нас к письмам обращался известный отечественный археолог, специалист по неолиту и истории археологии, д. и. н. А. С. Смирнов при подготовке своего фундаментального труда о взаимоотношениях археологии, власти и общества в Российской империи со второй половины XIX до начала XX столетия².

Однако в свое работе А. С. Смирнов только мельком упомянул об этой корреспонденции, не вдаваясь в подробности, что вполне объяснимо, учитывая огромный объем работы и ее общую монументальность. По словам одного из оппонентов на защите, д. и. н. В. Я. Петрухина, «объема материала и проблем, проанализированных А. С. Смирновым, хватило бы не на одну докторскую диссертацию, и его работа будет способствовать продолжению изысканий, связанных с научной рефлексией, необходимой для понимания места археологии в современном мире»³.

Итак, в первом письме сотрудник Русского (Государственного) исторического музея В. А. Городцов пишет Прасковье Сергеевне об отклонении генералом Малаховым его просьбы быть прикомандированным к штабу.

«Ваше Сиятельство Милостивая Государыня Прасковья Сергеевна!

В субботу, пред Пасхой, я случайно встретился с генералом Малаховым и он сказал мне, что прикомандирование мое к штабу не может состояться.

Считаю долгом сообщить Вашему Сиятельству об этом крайне прискорбном для меня решении начальства, так скоро забывшего заветы своего Высочайшего предшественника.

Простите, что извещаю Вас письмом, а не лично.

Искренно почитающий Вас и всегда благодарный Вам

В. Городцов»⁴.

Особое внимание обращают на себя два важных момента. Во-первых, история российской армии знает несколько генералов Малаховых. Однако, сопоставляя факт нахождения В. А. Городцова на действительной военной службе (с 1880 по 1906 годы) и его переводе в Москву в 1903 году⁵, это может быть только генерал от инфантерии Николай Николаевич Малахов. В 1903—1905 гг. — помощник командующего войсками Московского военного округа, а с 16.02.1905 — командующий войсками того же округа. Что интересно, И. В. Белозерова с соавторами пишут о прикомандировании Городцова к штабу Московского военного округа, однако письмо говорит об обратном.

Прошение Василия Алексеевича удовлетворено не было, что, возможно, и предопределило его уход из армии и сосредоточение исключительно на служении науке и работе в музее. Это, возможно, уберегло его от участия в подавлении революционных событий в Москве во время первой русской революции, и, вероятно, сыграло огромную роль в его дальнейшей судьбе после октября 1917 года⁶.

Второй, обращающий на себя внимание факт — это очень вежливое и учтивое обращение В. А. Городцова к графине. И дело здесь, как нам кажется, не только и не столько в преклонении сына сельского священника Городцова, выходца из низов, перед аристократией, сколько именно безмерное уважение графини и ее покойного мужа, которых Городцов считал (и весьма справедливо) своими учителями в археологии. Показателен пример, что в личном архиве В. А. Городцова хранилось 261 письмо от гр. П. С. Уваровой к нему за 1898−1917 годы⁷.

Как отмечал С. П. Щавелев в своей рецензии на изданные «Дневники» В. А. Городцова, «Городцов с полной отдачей трудился на ниве археологии, преодолевая выпадающие на его долю лишения и несчастья. Именно он, приняв эстафету от поколения Уваровых и Спицына, пронес ее до конца, передав в руки следующих за ним поколений археологов»⁸. Или, говоря словами самого Василия Алексеевича, «гр[афиня] Уварова сказала мне, что в Историческом музее увеличился штат администрации и спросила, желал бы я занять место в музее. Я согласился, и она обещала ходатайствовать перед Великим князем (Сергеем Александровичем Романовым). Было бы счастье переменить службу»⁹.

Таким образом, в этом небольшом документе отразилось, возможно, то судьбоносное для нашей археологии решение об окончательном оставлении В. А. Городцовым военной службы и переходе к работе в Историческом музее уже не в должности младшего хранителя, которую он совмещал с 1903 года с военной службой, а с 1912¹⁰ — старшего хранителя. 28 марта 1906 года капитан В. А. Городцов Высочайшим указом вышел в отставку¹² в чине подполковника с сохранением мундира и пенсии.

Второй документ, хранящийся в Государственном архиве Владимирской области, — это письмо от ноября 1892 года об археологических находках в Средней Азии и при Красноярске, написанное мелким, убористым почерком на трех листах¹¹. Документ отражает ту гигантскую работу, которую проделывает графиня П. С. Уварова, принявшая после смерти мужа, графа А. С. Уварова, руководство Московским археологическим обществом.

В 1893 году IX Всероссийский археологический съезд впервые должен был проводиться в западных регионах Российской империи, конкретно, в городе Вильно. В этот момент, благодаря политике насильственной русификации бывших польских территорий и прибалтийских провинций, начатой при императоре Александре III и продолженной его сыном императором Николаем II, эти регионы считались достаточно недружелюбными. Археологический съезд в данном случае служит уже не только научным целям, но и проведению имперской политики.

Вот что пишет по этому поводу А. С. Смирнов: «В дореформенное время большинство научных обществ возникает в прибалтийских и западных губерниях России, в национальных регионах империи, в чем можно видеть стремление жителей этих губерний сохранить и подчеркнуть свою национальную идентичность»¹².

Подобная ситуация в конце XIX — начале XX столетия не могла не вызывать озабоченность имперского правительства. Поэтому, с одной стороны, была предпринята попытка создания подобных научных обществ в центральных районах империи, а с другой, — произошел перенос общероссийских археологических съездов в западные регионы.

Виленский археологический съезд был первым в череде подобных, когда археология становится элементом политики. А ведь еще А. С. Уваров, утверждая систему поэтапного рассмотрения программы съездов последовательно — через Министерство народного просвещения, Министерство внутренних дел и Комитет министров — старался избавить съезды от излишней политизированности, чтобы их участников ничто не отвлекало от подлинно научных целей.

Однако неспокойная обстановка привела к тому, что съезд 1893 года оказался подотчетен непосредственно Виленскому генерал-губернатору, а ближайший надзор поручен попечителю Виленского учебного округа.

Попытки П. С. Уваровой отстоять права Московского археологического общества на руководство съездом были жестко отвергнуты Министерством народного просвещения. В своих директивах министерство стремилось свести тематику съезда исключительно к обсуждению «русских начал жизни в Северо-Западном крае». В этом, безусловно, нашла свое отражение борьба с полонизацией западнорусских земель, а также фактор противостояния католицизму¹³.

В этом контексте рассматриваемое нами письмо, где среди находок упомянуты «бронзовые топоры из-под Красноярска»¹⁴, интересно тем, что большая его часть принадлежит описанию раскопок в Средней Азии и непосредственно в Самарканде.

В этом отражаются две интересных особенности политики в области археологии в Российской империи: с одной стороны, начиная с IV съезда в Казани, использование национальных языков, как на Виленском, не было под запретом, с другой, — именно на Казанском съезде особенно пристальным было внимание к борьбе православия с исламом в контексте археологических исследований. Это не удивительно: Казань в этот период — крупнейший миссионерский центр империи, и недаром именно казанский съезд отметился самым большим числом участников из церковной среды.

Таким образом, можно сделать вывод, что сбор данных о Самарканде в недавно присоединенной и еще не до конца покоренной Средней Азии продолжал национальную и религиозную политику империи, что и нашло отражение в материалах, указанных в письме.

По воспоминаниям П. С. Уваровой, «съезд… был очень многолюден, прошел блистательно и без всяких поползновений с какой-либо стороны на политическую окраску или враждебность к русским ученым», «поляки делали доклады на русском языке… не поднимали никаких вопросов, кроме чисто научных, что и позволило расстаться с ними совершенно друзьями»¹⁵.

Впрочем, один из выводов А. С. Смирнова был как раз в том, что оттенки в политических взглядах археологов, особенно на местах, имели место, но их диапазон оставался невелик: от прямого черносотенства до некоего либерализма в кадетском духе. И на первые роли либеральничавших любителей археологии в научных обществах и в кружках краеведов не пускали¹⁶.

---

¹ Киприянова Н. В., Ясашнова Н. А. Род графов Уваровых в истории России (по материалам государственного архива Владимирской области) // Манускрипт. — Тамбов, 2018. — № 6 (92). — С. 30−33.

² Смирнов А. С. Археологические организации и властные структуры Российской империи (в контексте внутренней и внешней политики второй половины XIX — начала XX века). — М., 2011.

³ Петрухин В. Я. Официальный отзыв на диссертацию Смирнова Александра Сергеевича «Археологические организации и властные структуры Российской империи (в контексте внутренней и внешней политики второй половины XIX — начала XX века)», представленной на соискание ученой степени доктора исторических наук (специальность 07.00.06 — археология), 693 стр. с библиографией // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: inslav.ru/images/stories/other/2013_Petruhin_Smirnov_otzyv.pdf.

⁴ ГАВО. — Ф. 631. — Оп. № 1. — Д. 538. — Л. 1−1об.

⁵ Белозерова И. В., Кузьминых С. В., Сафонов И. Е. Судьба ученого: жизнь Василия Алексеевича Городцова в его дневниках и воспоминаниях // Российская археология. — 2011. — № 1. — С. 158.

⁶ Крупнов Е. А. О жизни и творчестве В. А. Городцова // Советская археология. — 1956. —  XXV. — С. 5−12.

⁷ Белозерова И. В., Кузьминых С. В., Сафонов И. Е. Жизненный путь Василия Алексеевича Городцова (к 150-летию со дня рождения) // Российский археологический ежегодник. — 2011. — № 1. — С. 452.

⁸ Щавелев В. А. Рец: Василий Алексеевич Городцов. Дневники. 1928−1944 // Российская археология. — 2017. № 3. — С. 172−175.

⁹ Василий Алексеевич Городцов: дневники, 1928−1944. — М., 2015. — Кн. 1.

¹⁰ Белозерова И. В., Кузьминых С. В., Сафонов И. Е. Судьба ученого… — С. 158.

¹¹ ГАВО. — Ф. 651. — Оп. № 1. — Д. 99.

¹² Смирнов А. С. Археологические организации и властные структуры Российской империи (в контексте внутренней и внешней политики Российской империи во второй половине XIX — начала XX века). Автореферат диссертации на соискание степени докт. ист. наук. — М., 2013. — С. 16.

¹³ Смирнов А. С. Виленский археологический съезд и русско-польские противоречия в Северо-Западном крае // Научные ведомости Белгородского государственного университета. — Белгород, 2012. — № 13 (132). — Вып. 23. — С. 67−74.

¹⁴ ГАВО. — Ф. 651. — Оп. № 1. — Д. 99. — Л. 1.

¹⁵ Уварова П. С. Былое. Давно прошедшие счастливые дни. — М., 2005. — С. 202.

¹⁶ Кузьминых С. В., Сорокин А. Н. «Ты сгорел на полуслове…» (А. С. Смирнов в истории российской археологии // Поволжская археология. — 2015. — № 2 (12). — 
С. 278−299.