С. С. Михайлов. Из истории ассирийской диаспоры в городе Муроме

Как, наверное, в большинстве крупных городов Центральной России, в Муроме уже в ­1920-х гг. существовала небольшая диаспора ассирийцев. Мы пока не знаем ее точной численности ни во время пика ее развития, ни в остальное время, но, предположительно, она явно насчитывала всего от нескольких до, максимум, десятка семейств. Точной информацией, к сожалению, мы не располагаем и, учитывая многие моменты в специфике изучения истории российских городских ассирийских диаспор, вряд ли будем когда-либо располагать. Нам не известно ни время, когда в городе появился первый ассириец и его имя, ни ее численность в разное время истории, ни даже подробности ее жизни, за исключением эпизода с репрессиями 1938 г. Тем не менее, опираясь на эти скудные сведения, кое-что все же можно понять об истории этой небольшой муромской городской этнической общины.

Ассирийцы, которые обосновались в Муроме, были представителями волны беженцев, покинувших в 1915 г. горы Хяккяри в Курдистане, на юго-востоке Турции, спасавшихся от чудовищного геноцида, развязанного по отношению к христианскому населению. Муромская диаспора, как и большинство других городских ассирийских диаспор Центральной России, что мы видим и по эпизодам жизни, связанным с известными нам фигурантами, так или иначе уже существовала в 1920-х гг., но начать формироваться она могла и ранее, возможно, что еще до начала Первой мировой войны и прибытия в Россию волны беженцев-ассирийцев. Ассирийцы-отходники, как с территории северо-западного Ирана, так и из турецких ассирийских уголков Ванского вилайета, к началу ХХ в. уже были не такими редкими гостями в российских городах, а кое-кто, по свидетельству некоторых семейных преданий, обосновывался на постоянное место жительства.

Люди, проживавшие в городе, должны были где-то в нем базироваться. На данный момент единственный муромский ассирийский адрес — это ул. Первомайская, дом 2, соседствовавший с домом Зворыкина, Муромским музеем. Этот адрес, опираясь на материалы следственного дела арестованного в 1938 г. Тома, сообщил автору о. Стефан (Садо), крупнейший специалист по истории своих соплеменников на территории России и государств, входивших прежде в СССР¹. От Ю. М. Смирнова автор получил информацию, что ранее по указанному адресу стоял одноэтажный деревянный дом. Проживала ли в этом доме одна семья, глава которой был Бела Тома, или же здесь обитала и семья его брата, которого звали Авика Тома, и другие муромские ассирийские семьи, мы не знаем. Осевшие в Муроме беженцы из юго-восточных районов Турции могли быть разбросаны по всему городскому центру — все зависит от того, когда та или иная из них приезжала в город, и какие жилые помещения на тот момент могли быть свободны, а, следовательно, предоставлены новым поселенцам властями. С другой стороны, ко второй половине 1930-х гг. некоторые семьи беженцев могли достаточно разбогатеть и взамен прежних более чем скромных «углов», которыми часто бывали полуподвалы, приобретать отдельные дома. Работа, связанная с обувью, с определенной свободой в плане заработка, весьма способствовала этому.

Не считая скудных сведений о том, что в послевоенные десятилетия в городе стояли как минимум три палатки чистильщиков обуви, которые можно считать индикатором присутствия семей ассирийцев волны беженцев времен Первой мировой войны, мы имеем только сведения о представителях этого народа, репрессированных в 1938 г. Но и они дают важную информацию о диаспоре, проживавшей в Муроме. К сожалению, мы знаем только о представителях только одной муромской ассирийской семьи, пусть даже и значимой в прошлом в рамках своей локальной группы. О двух ассирийцах — ее представителях, уже упомянутых нами выше братьях Бела Тома, 1912 г. р., и Авика Тома, 1914 г. р., иранско-подданных, уроженцев г. Урмия, чистильщиков обуви, арестованных в это время, известно из книги «Боль и память. Памятная книга жертв политических репрессий Владимирской области»². Еще один репрессированный, в российской биографии которого присутствует Муром, их родной отец Димко Тома (он же раис Зайя Нази), 1873 г. р., фигурирует в «Мартирологе ассирийцев СССР», написанном архимандритом Стефаном (Садо), и вышедшем в 2017 году. В указанной книге, видимо, в силу разнящейся информации из разных используемых источников, в главке, ему посвященной, указаны и московский адрес, и факт его проживания в Муроме, где он якобы на тот момент также работал чистильщиком обуви³. Там же снова упомянуты и оба арестованные в 1938-м брата⁴.

В начале 2018 г. Стефан посетил Владимир и Иваново, где имел возможность подробно поработать со следственными делами своих соплеменников. репрессированных на территории двух областей. В ходе этой работы были выявлены новые сведения по жертвам политических репрессий, происходившим из ассирийского народа, в том числе и по членам семьи, связанной с Муромом. О. Стефан поделился информацией с автором этих строк и, пока она еще не введена в научный оборот в ходе нового издания книги, мы будем ссылаться на устное сообщение этого неутомимого исследователя. В сообщенных новых сведениях ничего не сообщается про младшего брата, Авику Тома, но дает интереснейшие данные про Белу, их отца Зайя (он же Димко), а также еще одного брата, который на каком-то этапе также краткое время проживал в Муроме — Камбар Рустам-оглы. Сразу скажем, что Тома-старший в книге упомянут дважды — в первый раз под своим настоящим именем, а второй — как проживавший и арестованный в Иваново «Биткаш Том Дымко (он же Биткаш Захар Афанасьевич», родившийся «в 1876/1886 г. в г. Ван, Турция (обл. Джилу)»⁵. Здесь же показан и Биткаш Семен Семенович, 1891 г. р., происходивший будто бы также из г. Ван⁶. В новых же сведениях о. Стефана мы видим, что последний и есть старший сын Димко Тома.

Зайя Нази был раисом, т. е. главой группы, населявшей село Алсан и до сих пор именующейся в ассирийской среде «аласная». Чаще ассирийцы называли эту должность «малик-раис». Это был не просто глава селения, а нечто среднее между выборным старостой и мелким князьком, т. е. безусловно представителем знати. Малик-раисы избирались, как правило, из представителей одной семьи. Таким образом, Муром для проживания был выбран членами достаточно знатного семейства из горского племени джильвая, обладавшего до 1915 г. статусом «независимого» или «аширетного» («би-ашират»). После перехода с большой группой подчиненных ему односельчан российской границы, в 1917—1919 гг. он жил в Екатеринодаре (современный Краснодар), после чего перебрался в Москву. Там он поселился по адресу ул. 2-я Брестская, д. 39 кв. 23⁷. В Москве сложилась одна из двух крупнейших диаспор выходцев из с. Алсан, и раис поселился с односельчанами, видимо, дабы не терять свою власть над ними. О «маликах и стариках», которые в 1920-х гг. продолжали влиять на «темных» ассирийских беженцев-горцев и всячески мешали проводить среди них советскую работу, известно из некоторых публикаций того времени⁸. Димко Тома как раз относился к таким «маликам». Противодействие попыткам советизации односельчан закончилась арестом 6 сентября 1930 г. с обвинением в контрреволюционной агитации. Через три месяца раиса приговорили к выдворению за пределы СССР в Иран, гражданином которого тот официально являлся. Там Зайя Нази пробыл очень недолго, и где-то в 1931/1932 гг., точная дата подобного события просто не могла быть зафиксирована в следственном деле, он нелегально перешел советскую границу. Получив документы на другое имя — Захара Афанасьевича Биткаш (Том Дымко Биткаш, был изменен и год рождения), — он какое-то время жил в Тифлисе, Богородске (судя по всему — Богородск Нижегородской области, город с 1923 г. — С. М.), Муроме, в 1932—1934 гг. в Выксе, а осенью 1934 г. перебрался в город Юрьевец Ивановской обл. В Муроме он задержался очень ненадолго. Поменяв за 1932 год четыре города, раис-нелегал, скорее всего, пытался замести следы на случай слежки со стороны компетентных органов. В Муроме жили два его сына. Жили ли какие-то другие выходцы из Алсана в Богородске и Выксе, мы не знаем, но, скорее всего, наш герой перемещался по городам, где его могли прикрыть, если не односельчане, то какие-то другие выходцы из Джилу. Известно, например, что в 1929—1930 гг. в Выксе, в перерыве между двумя периодами проживания в Москве, жил и работал почтальоном Иосиф Барыкша Савришев, уроженец села Зирини (группа зерная) в том же маликстве Джилу Горта⁹. В Тбилиси таковых (джильвая) было немало, в Муроме же мы видим не только односельчан, но самых близких родственников. Что привело раиса в маленький и достаточно отдаленный от крупных центров Юрьевец, пока непонятно — там могли проживать джильвая из с. Алсан (выше по Волге, в Кинешме и Костроме, они были, включая и семью одного из диаконов-шамаша алсанской церкви — Матвея Ишо¹⁰). Возможно, перемещаясь по российским городам, от знакомых, не обязательно ассирийцев, он мог узнать про тихий городок, где ему ничего не будет угрожать. В Юрьевце Зайя Нази жил по адресу ул. Энгельса, д. 10, где задержался до своего ареста в 1938 г.

Стефан ссылается на «Книгу памяти Ивановской области» и ответ из областного архива ФСБ от марта 2013 г., Юрьевец здесь не упоминается. Арестовали этого человека 2 марта 1938 г., «вместе с сыном» и стандартно обвиняли в шпионаже и прочих прегрешениях. Что это был за сын, Стефан не поясняет, но Камбар Рустам-оглы, о котором пойдет речь чуть ниже, к тому моменту уже почти месяц как содержался в тюрьме. В 1930 г., во время первого ареста и приговора к депортации, у сына раиса Камбара упомянут брат Яко Рустамо, в возрасте двадцати трех лет, с двадцатилетней супругой Соней и годовалой дочерью Верой, но Яко вроде бы не упоминается как арестованный и высланный в Иран. Скорее всего, он, зная о проживании с подложными документами в Юрьевце отца и брата, не мог открыто переехать к ним — это закончилось бы раскрытием и арестом обоих. Возможно, в документах следственного дела было что-то напутано, и речь идет о Камбаре, но не исключено, зная о куче несоответствий в ассирийских документах того времени, что у раиса мог быть еще один сын. В деле об аресте в 1930 г. у Зайя Нази упомянуты только два сына — Камбар и Авика, — тогда как точно был в это время Бела и, как мы видим, еще и Яко. Между арестом и вынесением приговора прошло достаточно много времени — полгода. 28 сентября 1938 г. Зайя Нази (Захар Афанасьевич Биткаш) был приговорен к высшей мере наказания.

Старший сын раиса Зайя Нази изначально фигурирует в официальных сведениях под тюркскообразным именем Камбар Рустам-оглы (его брат носил фамилию Рустамо). Скорее всего, тюркская фамилия попала в иранский пас­порт во время следования семьи через территорию этой страны. Информация предоставлена автору о. Стефаном по результатам его работы в архивах ФСБ в Иваново и Владимире начала 2018 г., в книге 2017 г. о нем нет ничего. Он родился в 1898 г., согласно данным из иранского паспорта, в г. Урмия, в Иране, а по выясненным сведениям — в с. Алсан, обл. Джилу, Турция. Так же, как и отец, Камбар в 1917 г. попадает в Екатеринодар, из которого в Москву переезжает на шесть лет позже отца — в 1924-м. Там он живет по тому же адресу — 2-я Брестская, д. 39, кв. 23, так же 6 сентября 1930-го арестовывается и высылается через три месяца в Иран. Примерно в 1931/1932 гг., явно вместе с отцом, Камбар нелегально возвращается в СССР и обзаводится другим паспортом, по которому стал именоваться Семен Семенович Биткаш и «постарел» на семь лет — год рождения теперь значился ­1891-й. Его последующие перемещения по стране в материале Стефана показаны в последовательности, несколько отличной от того, что мы видели у предыдущего фигуранта: «Тифлис, Краснодар, Выкса, Богородск, Муром, Юрьевец». Мы не знаем, «путешествовал» ли он с отцом, или же они скрывались каждый по своей «программе». Годы, когда Камбар оказывался в том или ином из перечисленных городов, включая и интересующий нас Муром, нам не сообщают. Мы не знаем, и когда он обосновался в Юрьевце, одновременно с отцом, или же позже (раньше?). Стефан сообщает только, что Камбар Рустам-оглы жил по тому же адресу, что и отец — Энгельса, 10. В материалах об аресте в 1930 г. упоминается состав его семьи на то время: жена Марта, 28 лет, а также дети: трехлетний сын Михаил и шестимесячная дочь Роме. В деле 1938 г. упомянута только семилетняя дочь Надежда — супруга не названа. Как показывает опыт выяснения биографий репрессированных ассирийцев, приговоренных к высылке в Иран, члены их семей, а именно жены и дети, как правило, оставлялись в СССР. Это же явно произошло с семьей Камбара. Возможно, нелегально вернувшись в страну и получив новые документы, он решил «начать новую жизнь» даже в плане семейных отношений. Не исключено, что Камбар не хотел «подставлять» жену и детей и не поддерживал с ними никакой связи. Интерес здесь представляет и возраст Надежды на момент ареста отца, февраль 1938 г. Даже если день рождения у девочки был в январе—феврале, она все равно должна была родиться не позже начала 1931 г., т. е. времени, когда отец находился в Иране. Точное время перехода раисом и его сыном границы неизвестно, и в следственных делах обоих было показано условно — 1931/1932. Возможно, Надежда — младшая дочь Камбара и Марты, зачатая до ареста и родившаяся вскоре после высылки отца. По какой-то причине вернувшийся в страну Камбар взял жить к себе именно этого ребенка, оставив остальных с супругой в Москве. О том, как складывались события на самом деле, могут рассказать только потомки, которых не выявлено.

Арестовали этого ассирийца 5 февраля 1938 г. и уже через месяц вынесли смертный приговор. Если бы Зайя Нази и его сын Камбар к началу волны репрессий против ассирийцев 1938 г. оказались не в Юрьевце, входившем в состав Ивановской области, а в одном из городов тогдашней Горьковской области, где они проживали в 1930-х, все бы закончилось не так трагически. От представителей ассирийских диаспор Владимира и Иваново, чьи родственники также прошли через маховик репрессий, автору известно, что в Иваново в то время свирепствовал следователь Сафонов, любивший выносить смертные приговоры. Благодаря ему большинство арестованных ассирийцев из городов Ивановской области были приговорены именно к высшей мере. В других областях ситуация была иной: например, в Калининской (ныне — Тверской) обладателей иранских паспортов чаще всего приговаривали к высылке. В Горьковской смертные приговоры пачками не выносились: среди нескольких десятков арестованных ассирийцев по Горькому, Арзамасу, Бору, Лукоянову, мы не нашли ни одного приговоренного к расстрелу и увидели только сроки от нескольких лет высылки в Казахстан до восьми-десяти лет лагерей¹¹.

Фамилии Биткаш, которую взяли раис и его сын, является производным от «Бит-Каша» («бит» = «дом», «каша» = «священник»), что означает «из дома священника». Она нередко встречается у ассирийцев нашей страны, причем большинство ее носителей происходят из «отжах» (рода, клана) Биткаш, одного из трех основных родовых подразделений в селении Телана, которое также находилось в области Джилу, но входило в другое маликство — Джилу Сорта (Малая Джилу). Соплеменники-джильвая, которых после 1915 г. немало поселилось и в Грузии, а вначале после возвращения отец и сын побывали в Тифлисе, могли помочь в получении этих паспортов и посодействовать появлению в них своих фамилий.

Два младших сына раиса Зайя Нази и брата Камбара Рустам-оглы — Авика и Бела Тома, как мы уже сообщили выше, жили в Муроме и здесь же были арестованы. Бела Тома родился в 1912 г., по данным из иранского паспорта, — в г. Урмия, в Иране¹². На деле же он, как его отец, происходил из с. Алсан в области Джилу. «Ассириец, иранско-поданный, сын старшины села, малограмотный, быв. торговец, ч/обуви». В своем новом материале о. Стефан упоминает, что в Россию Бела прибыл беженцем с родителями и братом в 1917 г. У «старшины села», вместе с сыном Бела, было как минимум четыре сына. Возможно, здесь упоминают только Камбара, который на момент пересечения русской границы уж точно был совершеннолетним. В Екатеринодаре Бела, а, скорее всего, и вся семья, пробыл всего два месяца. В сведениях о Зайя Нази и Камбаре, т. е. в информации об их перемещениях, этого эпизода нет, пятилетний ребенок вряд ли мог перемещаться по России без родителей даже и с какими-то родственниками. В 1917—1918 гг. Бела, явно с родителями, находился во Владимире (!), после чего снова попал в Екатеринодар, в котором жил до 1923 г. Также в следственном деле Бела Тома о. Стефан нашел и то, что в Екатеринодаре умирает его мать, следовательно, мать Камбара и Авика Тома, супруга раиса. Точного указания на дату смерти нет, поэтому осмелимся предположить, что это могло произойти в 1923 г., после чего Бела уезжает (отправляется или привозится братом Камбаром?) к отцу в Москву. Здесь он живет всего три года, по уже известному нам адресу — 2-я Брестская ул., д. 39, кв. 23 и в 1926 г. попадает в Муром. Здесь он проживал в доме № 2 по Первомайской ул., в соседнем здании с домом Зворыкиных, т. е. с одним из зданий Муромского музея.

В Муроме Бела Тома женится, причем, что в то время было достаточно редким случаем для ассирийцев из горских групп, на русской. О. Стефан в новом материале сообщает об Анне Дмитриевне Гущиной, 1907 г. р., а также об их дочери Леоноре (явно производное от Элеонора), которой на момент ареста отца было шесть лет, т. е. она родилась где-то в 1931 г. В Муроме, при произнесении фамилии «Гущины», как правило, сразу возникает ассоциация с Гущиными из села Карачарова, которых считают потомками известнейшего уроженца села — былинного богатыря Ильи Муромца. Однако в России эта фамилия не является эксклюзивной, и о том, имела ли какое-то отношение супруга ассирийца — чистильщика обуви к карачаровским Гущиным, мы не знаем. Муром к тому моменту был достаточно большим промышленным городом, куда приезжало много выходцев из разных регионов, среди которых также могли быть носители этой фамилии. Скорее всего, Анна Гущина к известной семье отношения не имела, хотя ответ на вопрос сможет дать информация от потомков. Мы пока не знаем, в каком году был заключен брак; с учетом возраста на 1938 г. возраста дочери, это произошло с промежуток 1926−1930 гг.

Бела Тома был арестован в ночь с 26 на 27 января 1938 г. по стандартному обвинению в контрреволюционной агитации. Его очень долго держали в Горьковской тюрьме, и приговор был вынесен только 11 октября 1939 г. Скорее всего, молодой ассириец все это время отказывался признавать предъявляемые ему нелепые обвинения. Б. Тома был приговорен к пяти годам высылки в Северный Казахстан. Видимо, вместе с ним намеревались выслать семью, но супруга избежала этого, поскольку успела расторгнуть брак и выйти замуж за какого-то другого человека. О. Стефан не сообщает о дате этого брака, но вероятно, это произошло, когда Бела уже долгое время находился в тюрьме. В октябре 1943 г. он умер от туберкулеза легких в местах высылки.

Младший брат Б. Тома, Авика Тома, который также жил в Муроме, в новых материалах о. Стефана, предоставленных автору, почти не упоминается, и мы будем ссылаться только на книгу 2017 г., в которой приведены, прежде всего, сведения из книги «Боль и память…». Авика родился в 1914 г., по официальным данным — в иранской Урмии. На деле же известно о его происхождении из с. Алсан в области Джилу в горах турецкого Курдистана. «Ассириец, иранско-подданный, малограмотный, ч/обуви. В Россию прибыл с родителями в 1917 г. как беженец. Проживал: г. Муром Владимирская (Горьковская) обл…»¹³. Из новых материалов следует, что, по крайней мере в 1930 г., когда арестовали и выслали из страны его отца и брата Камбара, он упомянут в составе семьи первого. Следовательно, он жил в Москве на 2-ой Брестской ул., д. 39, кв. 23. Возможно, сразу после их высылки Авика был вынужден покинуть Москву и перебрался к брату Бела в Муром. С тем же успехом он мог какое-то время пожить в столице, где оставался его брат Яко с семьей, мог какое-то время провести с другими родственниками в ином городе. В сведениях о. Стефана 2018 г. Авика показан в следственном деле в составе семьи брата. Это говорит только о том, что в начале 1938 г. он жил в доме № 2 по Первомайской ул. и, скорее всего, еще не создал свою семью, хотя ему было около двадцати четырех лет. Авика был арестован 5 февраля 1938 г. и, также, как его брат, долгое время провел в тюрьме в ожидании приговора — тот был вынесен тоже 11 октября 1939 г. Как и брат, он получил пять лет высылки в Северный Казахстан¹⁴. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Несоответствие указаний на места рождения фигурантов, а именно паспортные сведения с упоминанием иранской Урмии и информация о настоящих местах рождения фигурантов, объясняется тем, что у значительной части ассирийцев, происходивших в территории Турции, которые шли в Россию через Иран, на руках оказывались паспорта этой страны. Ее власти, традиционно соперничавшие с турками, претендовали на земли Курдистана, включая и ассирийские области. Мечтая в дальнейшем использовать христиан-беженцев в своих целях, персы раздавали им, зачастую не имевшим до этого в родных горах вообще никаких документов, свое гражданство. Для этого была необходима небольшая формальность — указать какое-то место рождения на иранской территории. Беженцы из Турции чаще всего называли наиболее известное им место проживания своих иранских соплеменников — город Урмия. Так последняя оказалась у ассирийцев и в иранских паспортах, и затем в советских. Работая же с локальными группами ассирийцев в России, легко определить реальную принадлежность и исходную историю той или иной ассирийской семьи. В настоящее время иногда можно столкнуться с тем, что поколение внуков и правнуков ассирийских беженцев из Турции уверено в иранском происхождении деда или прадеда. Такое бывает только в случае, если семья оторвана от национальной среды и уже достаточно сильно ассимилирована. В Москве, к примеру, наоборот, поколение современной молодежи, которая так или иначе задействована в жизнь локального ассирийского сообщества, на вопрос, к каким ассирийцам они относятся, всегда четко ответят: «джильвая», «аласная», «дизная», «гяварная» и т. п.

Село Алсан, откуда происходили осевшие в Муроме ассирийцы, до весны 1915 г. находилось в небольшой горной ассирийской области Джилу, население которой составляли представители локальной группы («миллет», что на русский язык чаще всего переводят просто термином «племя»), именовавшейся джильвая. Последние относились к категории т. н. «независимых» или «аширетных» (ассир. — «би-ашират») ассирийских племен, сохранявших подчинение лишь собственным маликам и патриарху из рода Мар-Шимунов, являвшемуся и духовным, и светским лидером ассирийского народа. К началу ХХ в. в Джилу существовало два княжества-маликства, именовавшихся по числу входивших в них селений Джилу Горта (Большая Джилу) и Джилу Сорта (Малая Джилу). С. Алсан находилось в Джилу Горта, его жители являли собой локальную группу ассирийцев-джильвая, именуемую аласная. По сведениям русского вице-консула в г. Ван, В. Т. Маевского, по состоянию на 1899 год в с. Алсан было 80 «домов»¹⁵. Преемник Маевского на указанной дипломатической должности Р. Термен таковых насчитал уже 90¹⁶.

Аласная в России стали одной из многочисленных сельских ассирийских групп. К 1920-м гг. они создали две достаточно большие диаспоры, из нескольких десятков семей каждая, в Москве и Казани. Небольшие группы от одной-двух до нескольких семей каждая поселились в Твери, Туле, Орле, Серпухове, Подольске, Коломне, Рязани, Ряжске, Мичуринске, Касимове, Нижнем Новгороде, Рыбинске, Ярославле, Костроме, Кинешме, Коврове. До какого-то времени их семьи жили в Иванове, Владимире, Гусе-Хрустальном, Муроме и Юрьевце. Полагаем, что это не вся география их расселения и представители рассматриваемой группы жили в каких-то еще городах. Это явно больше 80 семей из упомянутых домов. Скорее всего, у Маевского и Термена представлена информация о «домах» в значении «бит», т. е. о родовых группах, семейных кланах, о родах-«отжах», которые составляли население с. Алсан. В реальности их могло быть не точно 80 или 90. Автору известны следующие отжах из рассматриваемого села, представители которых жили в городах Центральной России: Би-Шавлу, Би-Шадуси, Би-Адам, Бебешу (Би-Бешу), Би-Ишуни, Би-Джаджи. Об этих группах информация была получена от жителя г. Твери Станислава Салимовича Адамова, 1950 г. р., относящегося к группе аласная.

Выходцы из села Алсан, каковых мы увидели в Муроме, могут считаться одной из наиболее старых ассирийских групп, обосновавшихся в городах Центральной России. По сведениям того же В. Т. Маевского, ассирийцы-отходники из племен би-ашират активно посещали крупные города России, прежде всего Москву и Санкт-Петербург, уже в конце XIX в. В последних у них были своеобразные неофициальные подворья с церквами¹⁷. Какие-то семьи аласная жили в ряде крупных русских городов и перед Первой мировой войной. Косвенным подтверждением этого может служить, к примеру, то, что один из репрессированных ассирийцев в городе Калинине (советское название Твери), Георгий Тумасов, появился в этом городе сразу после пересечения русской границы в 1915 г.¹⁸ Большая часть беженцев в это время концентрировалась в Закавказье или городах юга России, где пытались дождаться благоприятного исхода событий, а некоторые семьи целенаправленно ехали вглубь вроде бы чужой и незнакомой страны. Явно им было к кому ехать.

Неизвестно, когда первые представители семейства Тома прибыли в Муром, но в таком достаточно развитом городе они могли появляться и до 1914 г. Сюда идет железнодорожная ветка от Коврова, по которой отходники могли попадать в рассматриваемый город уже в конце XIX ст. В 1912 г. через Муром прошла ветка Люберцы-Арзамас, которая еще более упростила связь с Москвой.

Краткое пребывание Бела Тома в 1917—1918 гг. во Владимире может быть связано и с муромской ассирийской историей. То, что представители ассирийского семейства, да еще и семьи раиса большого села, уже на раннем этапе своего нахождения в России попадают в этот далекий от южных границ город, может свидетельствовать о том, что там уже жил кто-то из их родственников или односельчан. В 1994 г., во время своего первого знакомства с ассирийской диаспорой Владимира, автору довелось услышать, что раньше, годах в 1920-х, в этом городе жило достаточно много ассирийцев-джильвая, которые потом выехали.

В 1926 г., Бела Тома, четырнадцатилетним подростком, когда его отец и старший брат жили в Москве, переезжает в Муром. Явно он ехал к кому-то из родственников, кто мог дать ему приют. Эти люди также могли происходить из села Алсан и из отжах, к которому принадлежали раисы этого села. Когда они обосновались в городе, мы вряд ли узнаем, но, учитывая факт проживания аласная в 1917 г. в губернском Владимире, у них могло быть своеобразное «подворье» и в Муроме. К сожалению, такая информация не зафиксирована ни в архивах, ни в опубликованных источниках.

Не совсем понятна причина, по которой несовершеннолетний мальчик, без отца и старшего брата (его мать умерла в Екатеринодаре) уезжает на жительство в другой город. Вполне возможно, что над семьей раиса в 1926 г. стали сгущаться тучи по причине его деятельности в среде соплеменников, которую советская власть считала неприемлемой. Поэтому ребенка надо было отправить куда-то в безопасное место. Почему же тогда в Москве оставался другой несовершеннолетний сын, Авика? Зная достаточно непростой нрав горцев-джильвая, можно предположить, что у подростка из не такой уж простой семьи, могли возникнуть проблемы в школе или еще где-то, что заставило отца срочно отправить его из Москвы.

Мы полагаем, что члены семейства Тома были не единственными ассирийцами в городе, и здесь могли проживать какие-то еще семьи аласная, а, возможно, и других групп. На последнее дает намек упомянутое выше проживание в 1929—1930 гг. в Выксе уроженца с. Зирини. Село, как и Алсан находилось в маликстве Джилу Горта, но имело куда большее значение — в нем проживали сами малики, т. е. оно было столицей Большой Джилу. Хотя в Зирини, по данным В. Маевского на 1899 г., находилось порядка 200 «домов»¹⁹, его уроженцев — зерная, — в России оказалось мало. Их редкие семьи поселились в Москве, Санкт-Петербурге, Рязани, Мичуринске и, предположительно, в ряде других городов. Часто, например, в тех же Москве и Рязани, зерная селились рядом с более многочисленными аласная и быстро ассимилировались ими. Беседы со старожилами этой группы, к сожалению, пока никаких сведений об их родственниках или просто односельчанах в Муроме и Выксе не дали. Еще одной группой джильвая, которая небольшим числом выходцев представлена в Москве и ряде городов, расположенных не очень уж далеко от Мурома (Рязань, Коломна, Мичуринск), являются уроженцы села Миди — медная. Они поселились среди аласная и в течение непродолжительного времени ассимилировались последними. В настоящее время память о принадлежности к этой группе сохраняется, однако и ее потомки, и аласная чаще всего считают медная одной из родовых групп (отжах), которая проживала в с. Алсан. Исключать поселение медная, пусть даже и весьма малым числом семей, в Муроме, мы также не должны.

Возможно, в Муроме, в разные периоды местной ассирийской истории были представлены и какие-то другие ассирийские локальные группы. Здесь мы что-то можем почерпнуть исключительно из полевых источников — архивный материал на эту тему вряд ли существует, да и никаких исследований на темы, которые так или иначе могли затронуть ассирийцев, не проводилось.

---

¹ Информация была выявлена о. Стефаном во время поездки во Владимир и в работе с материалами местного ФСБ в самом начале 2018 г., еще не вошла в его книгу, и мы пока можем ссылаться на нее как на устные сведения, предоставленные автору этих строк.

² Боль и память. Книга памяти жертв политических репрессий Владимирской области. — Владимир, 2003. — Т. 2. — С. 129.

³ О. Стефан. — С. 551.

⁴ Там же. — С. 550−551.

⁵ Там же. — С. 207.

⁶ Там же.

⁷ Там же. — С. 551; информация, полученная автором в 2018 г. от о. Стефана.

⁸ Либерман М. Н. Неизжитое. — М., 1931. — С. 33−46; Скоробогатов В. Айсоры в СССР // Просвещение национальностей. — М., 1931. — № 1. — С. 69−70.

⁹ О. Стефан. — С. 498.

¹⁰ Там же. — С. 364.

¹¹ Там же. — С. 55, 99, 114, 131, 155−156, 164, 190, 221. 237, 247, 257−258, 264, 277, 287, 292, 297, 305, 325, 343−344, 364, 377, 383, 403−404, 410, 439, 450, 467, 479, 497, 498, 512, 518, 522, 536, 588, 608, 638, 639, 643, 644.

¹² Там же. — С. 551.

¹³ Там же. — С. 550.

¹⁴ Там же.

¹⁵ Маевский В. Т. Военно-статистическое описание Ванского и Битлисского вилайетов. — Тифлис, 1904. — Приложения. — С. 80.

¹⁶ Термен Р. И. Отчет о поездке в санджак Хеккиари Ванского вилайета в 1906 году. — Тифлис, 1910. — С. 222.

¹⁷ Маевский В. Т. Указ. соч. — Приложения. — С. 85.

¹⁸ О. Стефан. — С. 554.

¹⁹ Маевский В. Т. Военно-статистическое описание Ванского и Битлисского вилайетов… Приложения. — С. 80.