Вверх

В. И. Васильев. Особенности облика Пскова, влияющие на его восприятие

Название любого города, где нам довелось побывать, для нас обычно ассоциируется с теми его неповторимыми €образами, благодаря которым этот город надолго (а то и навсегда) остается в нашей памяти. Петербург вызывает воспоминания об Адмиралтействе и стрелке Васильевского острова. Киев ассоциируется с Владимирской Горкой и Анд­реевским спуском. Флоренция — это Кампанилла и Дуомо. Прага для нас неразрывно связана с Карловым мостом и Староместской площадью.
Какие образы вызывает у Вас название моего родного Пскова? Я спрашиваю тех, кому повезло увидеть его в хорошую солнечную погоду, в апреле, когда едва распустившаяся листва ажурной фатой слегка прикрывает его храмы. Или в сентябре, в любимую пушкинскую пору, когда сдержанная величавость наших церквей и башен оправлена в роскошный багряно-золотой оклад.
На мой взгляд, Псков выделяется из неисчислимого ряда прочих городов почти уникальным сочетанием четырех отличительных признаков: это крепостные стены, множество храмов, реки и невзыскательный облик большинства остальных зданий.
Стены и башни псковской крепости встречают Вас везде — начиная с открыточного вида псковского кремля и вплоть до укромных уголков тихого Запсковья. Там, среди зарослей боярышника и сирени, в окружении ветхих деревянных домишек Ваш взгляд упирается вдруг в трещиноватую брутальную кладку из серого выветренного известняка. Вы видите осыпающиеся руины древней крепостной стены, тянущиеся откуда-то издалека и уходящие куда-то за поворот. Как будто во время блуждания по незнакомому лесу Вы встретили заброшенную железную дорогу, ржавые рельсы которой уходят в обе стороны в неведомые края, теряясь в обступающих зарослях.
Так уж сложилась история Пскова, что в нем сохранилась до наших дней б€ольшая часть крепостных стен и башен — практически все внешнее кольцо укреплений крепости, да еще и кремль — историческое ядро города. Только те стены и башни, которые оказывались внутри вновь ­построенного очередного полукольца крепостных укреплений, были разобраны по камешку моими рачительными земляками-предками, став стенами новых амбаров и жилых домов.
Сохранению псковских крепостных стен (даже после утраты ими существенного оборонного значения) способствовало то обстоятельство, что они мало кому мешали. В отличие от тех городов, которые пережили бурный рост и потому без сожаления сносили свои старые крепости, расчищая себе жизненное пространство, Псков, наоборот, испытал три периода стагнации. Первый из этих периодов начался во второй четверти XVIII в., когда после победы России в Северной войне граница нашего государства отодвинулась далеко на запад. Потеряв оборонное значение, Псков утратил вместе с ним и внимание к себе со стороны столичной власти, после чего не сразу обрел новый стержень своего экономического существования и развития.
До былого своего средневекового величия Псков так больше никогда и не поднялся, однако смог удержаться от полного запустения благодаря своему выгодному географическому расположению. Под Псковом древний торговый путь из Риги в Новгород пересекался со старинным Великорусским трактом, который вплоть до второй четверти XIX в. петлял по северо-западной Руси, как заяц по полям. Худо-бедно, но Псков продолжил жить как большой постоялый двор, давая приют многочисленным путникам, проезжающим по упомянутым трактам и вконец измученным утомительным путешествием. В клетке старых крепостных стен места хватало всем, поэтому даже внутреннюю стену XIV в. никто разбирать не стремился. А те, кто не желал жить в паутине кривых улочек старого города и платить городские налоги, селился в многочисленных слободах, облепивших Псков почти со всех сторон.
Почти, потому что на Завеличье, как испокон веков псковичи называли левый, западный берег реки Великой, хотели жить немногие. И здесь в нашем рассказе появляются новые персонажи — реки Пскова.
Между прочим, далеко не каждый пскович сразу вспомнит, что кроме рек Великой и Псковы, у слияния которых и возник Псков где-то на рубеже VIII‑IX вв., в нашем городе есть еще речушка Мирожа, давшая название древнему Мирожскому монастырю. Есть еще Колокольничий, или Гремящий ручей, по имени которого была названа грозная Гремячая башня. Есть почти исчезнувшая, превратившаяся в обмелевший ручеек речка Ремонтка — рудимент короткого, но некогда полноводного и норовистого Любятовского ручья. И уже только историки да дотошные краеведы расскажут Вам об ушедшей под землю древней речке Зрачке, еще в сер. XIX в. пересекавшей центр Пскова с востока на запад и питавшей несколько прудов.
Конечно же, при всем перечисленном разнообразии Пскова и Великая остаются главными реками нашего города, во многом определяющими его облик. И, если стремительно мелеющая Пскова давно, еще с XVI в., когда ее устье было охвачено кольцом крепостных стен, фактически превратилась в своеобразную городскую улицу, то широкая и полноводная Великая существенно влияла на повседневную жизнь псковичей. Вплоть до начала ХХ в. в Пскове не было ни одного постоянного моста через Великую, хотя первые высочайшие распоряжения о его строительстве относятся к сер. 1840-х гг. Поэтому река, несколько столетий служившая для горожан надежным защитным рубежом от вражеского нападения (а именно с запада вплоть до Ливонской войны подходили к Пскову все армии захватчиков), с начала XIX в. становилась все более серьезным препятствием для развития города. Попасть с левого берега в центр города можно было только по льду зимой, а летом — по наплавному мосту, который с незапамятных времен ежегодно наводили после окончания «полноводья». В период ледостава и ледохода Завеличье оказывалось практически отрезанным от остального города, и сообщение осуществлялось лодочниками-перевозчиками. Неудивительно, что преимущественную часть домовладельцев Завеличья составляли пригородные помещики, вдовы и отставные военные — то есть те категории людей, которым не требовалось ежедневно в обязательном порядке и к установленному сроку быть «в городе». Впрочем, пользуясь значительной дешевизной аренды, здесь нередко снимали жилье мелкие чиновники, которые, впрочем, по мере роста карьеры и оклада перебирались на жительство в центр Пскова.
«И все-таки в центр, в тесную клетку старых крепостных стен?» — спросите Вы недоуменно. Но, как это ни покажется странным, псковичам старые стены не мешали — они привыкли к ним, сроднились с ними. Эти стены стали неотъемлемой и абсолютно естественной частью городского пейзажа для многих поколений псковичей, осыпающиеся заброшенные руины были одним из любимых мест детских игр. Вспомните тот эпизод из советского кинофильма «Два капитана», где мальчик Саня Григорьев встречается с Катей Татариновой на развалинах старой крепости в Н-ске! Этот эпизод снят в псковском кремле, и не случайно: детские и юношеские годы Вени Зильбера (будущего писателя Вениамина Каверина) прошли в Пскове, ставшем прообразом города Н-ска в его знаменитом романе. Вглядитесь в эту сцену повнимательней, когда будете в следующий раз смотреть этот добрый старый фильм, и Вы увидите Псков таким, каким он был сто и даже двести лет назад: он меняется так же мало и медленно, как и наши храмы.
Но некоторым приезжим не нравились наши крепостные стены и башни, тем более, что ветшающая известняковая кладка, и в новом состоянии не отличающаяся выдающейся прочностью, угрожала падением отдельных глыб и даже крупных фрагментов. Особо примечательна в этом отношении позиция Бориса Антоновича Адеркаса, назначенного в 1816 г. псковским губернатором. Остзейский немец, переведенный в захудалый русский городок из Петербурга, был, судя по всему, шокирован обликом Пскова. Уже вскоре после своего назначения, едва оправившись от путешествия из столицы в Псков, он составил доклад на имя министра внутренних дел, хранящийся в РГИА под многозначительным заголовком «О безобразных по городам строениях»1. На нескольких листах свежеиспеченный генерал-майор и губернатор красочно описал грязь и беспорядок, встреченные им в Пскове и в Порхове, через который он проезжал к новому месту своей службы. Попутно досталось и псковским крепостным стенам, о которых Адеркас написал следующее: «В городе Пскове имеющаяся кругом города древняя каменная стена местами в верху угрожает падением, позволите ли ваше высокопревосходительство, по личному моему осмотру опасные угрожающие падением сверху места сей стены сносить»2. Эти строки, судя по всему, относятся к стене Окольного города, окружающей Псков по периметру. А вот что генерал писал о стене Среднего города: «В городе Пскове есть внутри города старая каменная стена разделяющая город, я полагаю весьма полезным стену сию снесть, употребить камни и мусор на планирование улиц что тем более нужно; ибо поистине едва ли есть другой город где бы грязь и топь была как в Пскове, весною едва проехать можно, а осенью вовсе нельзя»3.
К счастью, несмотря на то, что «Государь Император изъявил Высочайшее соизволение на сломку в городах Пскове и Порхове некоторых древних стен и башен»4, псковские стены тогда устояли. Но случилось это исключительно по причине все той же бедности псковского бюджета: не было денег на поддержание старых стен в безопасном состоянии, но не было и денег на их разборку…
В следующий раз псковские стены хотел снести спустя четверть века еще один псковский губернатор — и снова приезжий, и снова иностранец, и снова свежеиспеченный генерал-майор. Федор Федорович Бартоломей, происходивший из итало-немецкого рода, в 1841 г. направил в столицу доклад, в котором писал следующее: «В городе Пскове находится древняя, окружающая весь город на протяжении 7ми верст, каменная крепостная стена с башнями и бастионами, которая была возобновлена во время Шведской войны, но с тех пор, за упразднением крепости, оставаясь без поддержки, пришла ныне в ветхость, так что некоторыя из башен угрожают разрушением, могущим причинить вред стоящим вблизи обывательским домам и подвергнуть опасности жизнь людей… Для сохранения означенной стены с башнями в первоначальном виде, потребуется огромный капитал, на покрытие коего местных источников нет; но во всяком случае признаю необходимым подвергнуть сломке те части крепостной стены и башен, кои при совершенной ветхости представляют опасность для окрестных жилых строений и находятся у расположения улиц»5.
И хотя ходатайство Бартоломея снова было поддержано государем, псковские стены были опять сохранены для нас из-за отсутствия денег на их снос. Министерство финансов признало, что в текущем 1841 г. не удастся выделить даже те 15 834 р. 35 к., которые были заложены в бюджет на частичный снос псковских стен по высочайшему соизволению.
К тому же царствование Николая I весьма существенно отличалось от предыдущего правления его брата Александра I более внимательным отношением к сохранению предметов старины. То, на что с легкостью было получено высочайшее соизволение в 1816 г., уже не так же бесспорно воспринималось в 1841 г. Рассматривая ходатайство Бартоломея, комитет министров, «имея в виду Высочайшее… соизволение на поддержание ­вообще древних памятников, находит, что и в настоящем случае желательно бы было изыскать средства для сохранения в первоначальном виде крепостной стены города Пскова, служащей воспоминанием важных событий».
Справедливости ради следует упомянуть, что губернатор Бартоломей отнюдь не был солдафоном и гонителем русской старины: за публикации в «Псковских губернских ведомостях» статей по псковской истории, которой интересовался Федор Федорович, Королевское Копенгагенское ученое общество северных антикварий избрало его членом своего русского отделения.
Что касается крепостных стен, то последняя атака на них была предпринята в самом конце XIX в. 22 мая 1898 г. псковская городская дума — вполне демократический орган власти — приняла постановление, в котором следующими словами была обоснована необходимость сломки хотя бы части крепостных стен: «Стены двух местностей в центре города от Петровских ворот до Михайловской башни и на Запсковье от Гремячих ворот до Кисловской башни, от времени почти разрушены и посему представляют неблаговидный вид, и как неимеющия особаго историческаго значения, по снесении их, послужили бы в настоящее время собственно к благоустройству города, именно на первой местности возможно образовать площадь, в которой город встречает крайнюю необходимость»6. Что тогда спасло нашу крепость от, казалось, неминуемого поэтапного разрушения?
В конце позапрошлого века деньги у города уже были, потому что вновь набрали силу псковские купцы и промышленники, которые, впрочем, эксплуатировали почти исключительно сырьевые запасы псковской губернии: лен и лес. Но в то же время набрало вес и влияние Псковское археологическое общество. Именно его активная позиция против сноса даже небольшой части крепостных стен оказалась решающей.
Почему в данном обзоре столь значительное место уделено истории борьбы за снос или сохранение псковских крепостных стен? Именно потому, чтобы стала понятна та череда случайностей и закономерностей, благодаря которым обычное, в общем-то, для облика русских городов единение храмов и водной глади превратилось в почти уникальное сочетание, дополнившись почти целиком сохранившейся средневековой крепостью, да еще и немалого масштаба. Тот факт, что по суммарной длине всех своих стен псковская крепость была крупнейшей в Европе, по-настоящему осознаешь только тогда, когда пытаешься от ее южного края — от Покровской башни — разглядеть ее северную оконечность — Варламовскую башню.
Любуясь видом Пскова со стороны реки Великой, мы видим парадный фасад города. Это хорошо понимали те, кто восстанавливал Псков после войны, кто в конце 1960-х и в 1970-е гг. реставрировал стены и башни псковской крепости. Подавляющее большинство сил и средств были потрачены на восстановление псковского кремля (или крома, как его издревле называют коренные псковичи) и той части стен и башен, которые обращены в сторону Великой. Кроме этого, частично реставрировали, частично законсервировали отрезки крепостных стен и некоторые башни, примыкающие к основным городским улицам и к наиболее популярным обзорно-видовым площадкам.
А стены, обращенные в сторону реки Псковы или просто бегущие вдоль городских улиц, так и остались в полуразрушенном состоянии. Долина этой малой псковской реки гораздо точнее и сердечнее передает нам истинный облик древнего города, очень мало и медленно меняющийся. В этом нетрудно убедиться, сравнивая современные панорамы и те, что запечатлены на почтовых открытках начала ХХ в., любовно собираемых известнейшим псковским краеведом и коллекционером Натаном Феликсовичем Левиным. Здесь, на берегах Псковы, особенно хорошо видишь и чувствуешь, как целомудренно естественны псковские храмы, как точно соответствуют их лаконичные формы и незамысловатый декор природно-архитектурному окружению. Многие из них вообще прячутся среди окружающих домов по самые свои плечи, и лишь белые главы их в луковидных шапках-куполах призывно манят тебя издалека. Единственное исключение — громада Троицкого собора, которая видна почти во весь свой семидесятиметровый рост не только из самых дальних уголков Пскова, но и за многие версты от города.
Да и с речного простора Великой наши храмы тоже видны тут и там, но далеко не всегда их окружение составляет им достойную оправу. В этом смысле отчасти спасает невзыскательность псковской архитектуры, о которой было упомянуто в самом начале данного повествования. Пожалуй, можно признать: лапидарные четырех-пятиэтажные кирпичные здания, построенные по непритязательным типовым проектам в третьей четверти ХХ в., еще не так сильно диссонируют с жемчужинками псковских церквей, как стекло, блеск и вычурные формы современной архитектуры. Откровенно говоря, спасительными для псковских памятников стали буквальная периферийность и глубокая провинциальность нашего города, который и в советские годы так и не стал крупным промышленным центром, а в постсоветскую эпоху вообще практически лишился всех своих заводов и фабрик. Вплоть до последней четверти ХХ в. самым крупным градостроительным вторжением в псковский пейзаж было здание ТЭЦ, построенное в 1928 г. Внесенный им диссонанс был настолько очевиден профессионалам, что генеральный план Пскова, разработанный в 1945 г., относил здание ТЭЦ к числу предприятий, восстановление которых было признано нежелательным. Однако экономические реалии послевоенного Пскова и обком КПСС заставили отказаться от сноса этого ключевого объекта, и он до сих пор «украшает» набережную. Тот факт, что это здание уже более двадцати лет не функционирует, и недавно разработан проект его приспособления под элитный жилой дом, мало радует: ведь его громоздкие габариты и конструктивистские формы останутся неизменными.
Но времена меняются. То, что было очевидным для ленинградских архитекторов — авторов генплана 1945 г., отнюдь не является таковым для современных застройщиков Пскова. Возможно, это происходит потому, что из более, чем шестидесяти членов псковского отделения Союза архитекторов, только один является коренным псковичом, а из всех остальных приезжих архитекторов только моя любимая жена по-настоящему трепетно относится к памятникам псковской старины… Фактом остается то, что желание моих коллег воплотить свои архитектурные амбиции пока что приводит только к очередным градостроительным ляпам, ляпсусам и ляпищам…
Все это заставляет с большой опаской и настороженностью относиться к любым новым попыткам градостроительного вторжения в хрупкую историко-архитектурную среду Пскова. Надо не семь, а семьдесят раз отмерить и понять, что новая архитектура (несомненно, необходимая для развития любого живого города) должна стать достойным обрамлением для псковских церквей, крепостных стен и башен, вот уже несколько столетий отражающихся в тихой речной воде.


1 РГИА. — Ф. 1286. — Оп. 2. — Д. 156.
2 Там же. — Л. 2об.
3 Там же.- Л. 3.
4 Там же. — Л. 13.
5 РГИА. — Ф. 1263. — Оп. 1. — Д. 1420 (1468). — Л. 282‑284.
6 Вестник Псковского губернскаго земства. — 1898. — № 7. — С. 62.