С. С. Михайлов. К изучению истории и культуры ассирийских центров в Москве. Самотёка

Москва едва ли не с самого начала своей истории была многонациональным городом. Поначалу, помимо представителей собственно древнерусской народности, здесь однозначно можно было встретить местных финно-угров (меря, мещера, возможно и другие народности) и балтов (голядь). Далее, после ассимиляции древнего дославянского населения, с XIV ст., начинается формирование диаспор народов, исконно проживавших вне Московского региона. Именно в это время мы впервые узнаем о татарах и армянах в Москве. Позже в столице России появляются немцы, поляки, грузины и др. диаспоры. Представители всех национальных общин играли важную роль в жизни города, некоторые их них были особенно заметны в московской бытовой культуре. Одним из таких этнических сообществ, неотъемлемо связанных с городской культурой Москвы Х. Х. столетия, были ассирийцы, часто неправильно именуемые айсорами (самоназвание этого народа — «сурая»). Многие десятилетия, вплоть до 1990-х гг., представители этого народа трудились на «точках» чистки обуви и были на виду москвичей.

Здесь сразу же надо заметить следующее. Хотя у москвичей и жителей других городов ассирийцы часто ассоциируются именно с этим занятием, но считать, что все взрослые представители диаспоры сидели на «точках» и чистили штиблеты горожан, крайне ошибочно. Данное занятие появилось у ассирийцев-беженцев из Ванского вилайета Турции примерно в начале 1920-х гг. и, скорее всего, было навязано советскими властями. Иногда доводилось слышать легенду, что чистить обувь на «точки» или «стоянки» ассирийцев посадил сам М. И. Калинин, и что для этого было созвано чуть ли не целое заседание Совнаркома. Легенда легендой, но данный промысел практически одновременно появляется во всех ассирийских диаспорах городов России и Украины, даже в тех, которые насчитывал по нескольку семей или даже одно семейство. В 1990-х гг., когда автор начинал исследование истории ассирийцев Москвы, многие старожилы этой диаспоры рассказывали, что их родители, попавшие в Москву в 1919-м или уже в самом начале 1920-х, поначалу работали разнорабочими, занимались мелкой торговлей, а потом вдруг все разом оказались на «стоянках». Понятно, что без какой-то внешней помощи подобная «синхронность» не смогла бы произойти.

На «стоянки» чистильщиков изначально сели те, кто попал в Россию во взрослом возрасте, преимущественно мужчины. Чуть позже к ним стали присоединяться жены. Подрастающая молодежь и дети уже получали школьное образование и постепенно вовлекались в жизнь окружающего их города. По окончании школ молодое поколение ассирийцев шло в профессионально-технические заведения и в ВУЗы, получая хорошее образование и престижные специальности. Старшее поколение ассирийских семей всячески поощряло этот процесс. Кстати, и среди поколения беженцев далеко не все чистили обувь, многие мужчины шли работать на производство: на заводы, в электромеханические мастерские и т. п. Этот процесс направляли и созданные в середине 1920-х гг. советские ассирийские общества. В городах центра России занятие чисткой обуви исчезло вместе с уходом поколения беженцев. Их дети и внуки, получившие хорошее образование, работали на предприятиях, были преподавателями в ВУЗах и пр. В Москве, в силу особых причин, этот род деятельности задержался, и на смену ушедшему поколению приходили вышедшие на пенсию на основной работе дети.

Ассирийские диаспоры в городах центра России, в том числе и в Москве, являются относительно молодыми — они в целом начали формироваться в 1918 — первой половине 1920-х гг. Причиной массового переселения представителей этого древнего восточно-христианского народа, говорящего на ново-арамейском языке, стали трагические события 1914−1915 гг., связанные с геноцидом христиан на востоке Турции.

Основная информация по истории ассирийской диаспоры Москвы, равно как и других городов России, получена преимущественно в результате полевых исследований. Архивных документов и опубликованных источников существует по данной теме крайне мало. Сбор полевого материала был начат автором в 1992 г. и с перерывами продолжается до настоящего времени.

Когда в Москву приехал первый представитель ассирийского народа, нам неизвестно. Город однозначно посещали отходники, которые в начале ХХ в. очень часто посещали Россию. По сведениям одного из русских вице-консулов в Ване — В. Маевского, — в Москве у отходников было свое неофициальное подворье¹. Также во внутренних городах нашей страны бывали и ассирийские торговцы, кое-кто из них оседал. Нам удалось найти дело о принятии православия в 1874 г. персидско-подданным несторианского исповедания Иосифом Арсеньюсом (Арсанисом)². В 1925—1926 гг. сотрудником «Союза ассирийцев» в Москве был Бек-Тумаев (Тумаев), «его отец Федор Фомич Тумаев в Москве с детских лет, рабочий на фабрике»³. Судя по всему, здесь речь идет о представителях семьи, уже давно, по сравнению с беженцами, обосновавшейся в Москве.

В 1918 — первой половине 1920-х гг. ассирийцы создали немало поселений в старой Мос­кве, где проживали вплоть до расселения горожан по «спальным» районам в 1960-х — 1980-х гг. Выходцы из разных племен («миллет») старались селиться вместе со своими соплеменниками и односельчанами. Фактически, как следует из рассказов старожилов, ассирийцы обосновывались там, где им указывали местные власти. Этим объясняется большой разброс семей выходцев из одного села по городскому центру, что мы, к примеру, видим у уроженцев села Кон (группа куная), небольшие группы которых были разбросаны чуть ли не по всему западу столичного центра: Тверская, Арбат, Смоленка, многие бульвары, улицы и переулки в их окрестностях. Довольно компактно поселились уроженцы села Алсан ил маликства Джилу, создав две большие колонии у Тишинского рынка и на Малой Грузинской улице, их семьи также были разбросаны по ряду некоторых соседних улиц. Колонии других ассирийских групп были в других местах московского центра.

В настоящей работе нам хотелось бы поговорить о весьма значимом для ассирийской Москвы районе, где проживало довольно много ассирийцев, а именно о Самотёке. Здесь фактически возникло не менее пяти мест поселений ассирийцев, в том числе и крупнейшее в Москве. Последним являлся дом № 3 по 3-му Самотечному переулку, единственный, где долгое время жили только ассирийцы. В местном фольклоре этот дом имел несколько прозвищ: «Дом негров» (его обитатели были темнее большинства остальных жителей района), «Дом черноголовых» (по той же причине), «Дом Чикаго», «ЦДСА — Центральный Дом Советских Ассирийцев» (по аналогии с другим ЦДСА — Центральным Домом Советской Армии, который находился поблизости). Последнее название дом получил в силу его известности в ассирийском мире России.

Рассматриваемый дом имел три этажа, плюс полуподвальное помещение, в котором также жили семьи ассирийцев. Согласно преданию, которое бытует у московских ассирийцев до настоящего времени, это здание прежде было спичечной фабрикой, которую беженцы купили за золотые царские червонцы с разрешения Крупской. Фаб­рику надстроили еще двумя этажами и заселили. Никаких документов, которые могли бы подтвердить эту версию, до настоящего времени не обнаружено.

По племенному признаку Самотёка была заселена ассирийцами из маликства Диз (дизная). Дом по 3-му Самотечному изначально был заселен выходцами из села Черичара (черье), хотя со временем его население в ассирийском плане оказалось довольно пестрым: в результате браков там очутились дизная из других селений и представители других групп, хотя основу жителей все же продолжали составлять черье. Несколько семей черье, по рассказам старожилов, поселились в деревянном доме (не сохранился) чуть выше по переулку. Неподалеку, в Волконских переулках, жили несколько семей выходцев из села Макатон (макетне). Представители этой группы в Москве считались очень музыкальными людьми.

Другой большой по московским меркам группой дизная, поселившихся на Самотёке, были выходцы из села Медес (мадесная). Большая колония мадесная, не менее десятка семей, жила в деревянном доме на Троицкой улице (снесен перед Олимпиадой 1980 г.) возле храма. Одна семья мадесная поселилась в деревянном доме № 20 (не сохранился) по Садово-Самотечной улице. Глава этого семейства был очень известным человеком в московской ассирийской диас­поре, и о нем мы поговорим чуть ниже. Мне рассказывали о еще одной небольшой общинке мадесная, которая поселилась в Москве довольно далеко от своих односельчан, возле старого Крымского моста. В то время, когда в 1930-х гг. вместо него строили нынешний мост, часть старых домов, включая и тот, где жили ассирийцы, была снесена. Тогда жителей выселяли за пределы Москвы и ассирийцы попали в подмосковное Раменское.

Кстати, на примере выходцев из села Мадес мы можем проследить путь, которым постепенно ассирийцы-дизная, или по крайней мере часть их, добирались до Москвы: горы Хяккяри — Персия — Тифлис — Баку — Астрахань — Москва. В каждом из указанных промежуточных пунктов беженцы задерживались на многие месяцы, а то и годы, ожидая благоприятного разрешения ситуации на родине. Особенно долго они находились в Закавказье, в районе Тифлиса, близком к арене боевых действий в турецком Курдистане.

Немного об ассирийцах дизная: что эта группа представляет собой. До событий 1915 г. племя (миллет) дизная населяло маликство Диз, которое было одним из шести независимых или «аширетных» ассирийских маликств в горах Хяккяри, в южной части Ванского вилайета Турции. Ашитерные ассирийцы (би-ашират) подчинялись только своим маликам и духовному и светскому лидеру народа — патриарху из рода Мар-Шимунов. Турецкие власти практически не могли вмешиваться в их жизнь. Село Мадес, о котором я уже упомянул, находилось ближе всех других селений би-ашират к селу Кочанис — резиденции Мар-Шимунов. В случае какой-либо угрозы Кочанису и патриарху именно мадесная должны были первыми оказать помощь, направив отряд своих аскара (воинов). В апреле 1915 г. в с. Мадес патриарх Мар-Шимун Беньямин провел совещание, на котором было принято решение об отходе ассирийцев из Хяккяри в сторону Ирана, где были русские войска. Всего в Диз, согласно сведениям Маевского, входило 18 селений⁴. По сведениям другого русского вице-консула — Р. Термена, в самом начале ХХ в. население маликства Диз (Дез) составляло всего 350 домов⁵. Здесь сведения совпадают с Маевским, насчитавшим столько же. Правда, под понятием «дом» могла выступать и родовая группа, насчитывавшая не одну семью. К началу ХХ века это маликство сильно пострадало от действий курдов и турок. Также и во время геноцида дизная пострадали более других аширетных ассирийцев. Уцелели две небольшие группы, одна из которых ушла в Россию, а другая после всех скитаний осела на реке Хабур, в северо-восточной части Сирии, где возникло три десятка ассирийских сел. Дизная, потомки выходцев из разных селений, населяют только два из них. В настоящее время в районе реки Хабур идет война с ИГИЛ, что крайне негативно сказывается на местном христианском населении.

В России, а также в прежнем Советском Союзе, согласно данным этнического ассирийца, давно занимающегося историей своего народа в нашей стране — игумена Стефана (Садо), — дизная поселились в городах Северного Кавказа, Ростовской области, Нижнем Новгороде, Смоленске, Калуге, Москве, Таганроге, а также на Украине⁶. По нашим данным, полученным в результате исследования российской ассирийской диаспоры, немногочисленные семьи дизная жили в Грузии, Ленинграде, Краснодарском крае (Ейск, хутор Урмия), Ростовской области (Ростов-на-Дону, Таганрог, Каменск), Пятигорске, Кисловодске, Владикавказе, Нижнем Новгороде, Смоленске, Вязьме, Калуге. География расселения с 1920-х гг. неоднократно менялась в ходе миграций, выезда за границу, репрессий и т. п.

В Москве, кроме Самотёки, ассирийцы-дизная поселились в ряде окрестных районов. Семьи выходцев из села Курсы (курисная) поселились в Грохольском, Астраханском и некоторых других переулках. Немногочисленные уроженцы села Сова (суве) жили ближе к концу 3-й Мещанской ул. (ныне — Щепкина). Редкие семьи выходцев из села Гулеазар (гулезре) жили на Большой Спасской улице. В Орликовом переулке жило несколько семей уроженцев с. Раббан-Дадышу. Также недалеко от Самотёки поселились выходцы из с. Акус (акусная), которых также было немного и большая часть которых впоследствии или перебралась в дом № 3 по 3-му Самотечному, или уехала из Москвы. Мне рассказали, что в числе московских акусная был и священник этого села, которого звали Бадель (Бадер). Он до 1930-х гг. какое-то время жил на Самотёке, перешел с сохранением сана в православие, а потом уехал вместе с семьей в Осташков Тверской области, где был репрессирован. Члены его семьи после ареста своего главы вернулись в Москву. О других священниках из церквей Диза мне не рассказывали.

Прежние старожилы самотечного дома в своих рассказах периодически вспоминали о семье своих соседей, которых именовали «умра», причем это не была фамилия этих людей. Данное слово в ассирийском языке обозначает «церковь» и, возможно, что предки этих людей в с. Черичара имели отношения к местной церкви. Однако в Дизе была и деревня под названием Омра, и эти дизная могли происходить из нее⁷. К сожалению, никто не смог мне что-либо рассказать по этому поводу.

Адаптация ассирийских беженцев на начальном этапе истории московской диаспоры, конечно же, происходила довольно сложно. Вырванные из традиционной среды горцы из маликств и других областей гор Хяккяри не безболезненно входили в среду столицы России, ставшей к тому же советской. У беженцев, попавших в Россию через территорию Ирана, на руках были паспорта этой страны — претендовавший на смежные турецкие земли Иран намеревался использовать турецких ассирийцев в своих интересах. Иранско-подданными многие московские ассирийцы были еще довольно долго, некоторые сохраняли иранские паспорта и в послевоенные десятилетия. В начале 1930-х гг. многие воспользовались обменом паспортов и выехали из СССР. В эту категорию прежде всего попали и наиболее активные носители традиционной специфики. Насколько мне известно, в начале 1930-х выехало несколько семей мадесная, которые через Иран перебрались в США. Их представители в настоящее время проживают в Вашингтоне и Чикаго.

По материалам 1920-х гг. мы знаем о лидере московских дизная — малике (князьке) по имени Лазар, который жил в 3-м Самотечном пер. Этот представитель старой племенной аристократии и его подручные контролировали даже распределение мест под чистку обуви, войдя в созданную для этого комиссию. Как представитель аширетного миллет (племени), Лазар влиял и на неаширетных ассирийцев, проживавших в соседних районах. Когда в конце 1924 г. один из последних, принадлежавший к племени барварная, возмутился действиями малика, последовали весьма драматические события: Лазар мобилизовал своих соплеменников-дизная, которые фактически попытались устроить погром односельчанам обидчика в местах их проживания в Даевом, Луковом, Уланском, Живарёвом переулках и на Домниковке, который был остановлен милицией и дворниками. Лазар для карательных действий мобилизовал не менее трех сотен боевиков из дизная — видимо, столько в тот момент в Москве проживало выходцев из этого племени мужского пола, не считая несовершеннолетних, стариков, инвалидов и т. п.⁸ В настоящее время московские ассирийцы-дизная ничего не помнят о малике Лазаре — судя по всему, этот человек не смог ужиться с советскими порядками и выехал из страны.

Ассирийцы всегда были ревностными христианами и старались обязательно крестить детей, венчать молодых и отпевать усопших даже во времена дикого богоборчества. В начале пребывания в Москве члены московской диаспоры могли обращаться к своим немногочисленным священникам и диаконам, которые прибыли вместе с односельчанами из сел различных ассирийских областей. Мы уже упомянули священника села Акус. Еще один священник, происходивший из церкви одного из сел района Гявар, жил всего в считанных сотнях метров от Самотёки — в начале Октябрьской улицы, за зданием Театра Советской (ныне — Российской) Армии. В том же дворе проживали и два диакона, также из Гявара. В районе Сретенки, в Даевом переулке, где жила колония ассирийцев из села Севин района Барвар, был диакон, которого звали Яку Хенно. В 1920-­1930-х гг. в Москве жили еще несколько священников и диаконов. В книге Г. Андреевского, посвященной Москве 1920−1930-х гг., упоминается «главный помощник» малика Лазара, о котором мы писали выше, диакон Инвия, который официально фигурировал как Михаил Гиваргизов⁹. Он, судя по всему, жил в доме № 3 на Самотёке и мог быть одним из диаконов села Черичара. Более о нем нам ничего не известно — старожилы, которые обитали в этом доме, ничего о нем не помнят. Еще когда были живы последние представители ассирийского духовенства, их паства стала посещать русские церкви. Самотечные ассирийцы традиционно держались двух московских храмов: Троицы на Пятницком кладбище и Пимена в Новых Воротниках. Более всего был популярен первый, поскольку вблизи него, на самом московском погосте, возникло место, где ассирийцы погребали своих усопших. Помимо самотечных дизная, на Пятницком кладбище хоронили ассирийцы Сретенки, Марьиной рощи, которые принадлежали к другим группам — гяварная и барварная.

Но вернемся к знаменитому ассирийскому дому. Сейчас многие ассирийцы-дизная, жившие прежде в доме № 3 по 3-му Самотечному переулку, говорят, что этот дом был заселен только в 1925 году. Однако это утверждение опровергается информацией о событиях конца 1924 г., когда ассирийцы, которые жили именно по этому адресу, участвовали в конфликте с представителями другой группы, проживавшей в районе Домниковки в Даевом, Луковом и Живаревом переулках. Скорее всего, этот дом был надстроен не позднее 1920 г., когда рядом, на Троицкой и на Садово-Самотечной, селились мадесная. В начале 1990-х гг. ассирийцы-старожилы помнили, что изначально семьи первых беженцев, которые добрались до Москвы в 1918 г., поселились в Охотном ряду, в старых домах, стоявших на месте нынешней гостиницы «Москва». На Самотёку власти их переселили немного позже. Возможно, в 1925 г. в указанный дом попали семьи тех, кто мне поведал эту дату — семьи беженцев переселялись из города в город в поисках приемлемого жилья вплоть до 1930-х гг.

Дом в 3-м Самотечном переулке до своего окончательного расселения в начале 1989 г. пережил три периода. Вначале в него стремились попасть многие ассирийцы бывшего СССР, и население постепенно росло. После приток новых жителей прекратился, а затем, уже в 1960-х гг., жители стали постепенно покидать дом, переселяясь в другие московские районы. Последние жильцы выехали в феврале 1989 г. Вскоре здание стало собственностью одной фирмы. В настоящее время оно сохранилось в переделанном виде. В 1990-х гг. ассирийцы просили вернуть, или хотя бы дать выкупить это значимое для них здание, на что последовал ответ московских властей, что они не заинтересованы в создании на территории города национальных кварталов, гетто и проч. Насколько мне известно, неоднократно предпринимались попытки поиска документов, которые помогли бы доказать факт покупки дома, но ни одна из них не увенчалась успехом.

Конечно же, если говорить об ассирийцах в старой Москве, то невозможно обойти стороной и тему чистки обуви. Самотечные ассирийцы, занятые в этом городском промысле, традиционно имели свои «точки» преимущественно в районах, окружающих Самотёку, а также в таком хлебном месте, как площадь трех вокзалов и окружающие ее улицы. «Стоянки», на которых работали местные дизная, также были на проспекте Мира, Чистых прудах, Сущевском валу. Среди работников палаток чистильщиков были и интереснейшие люди, кого лично знали многие знаменитости. Так, Илью Юнанова, работавшего рядом с углом Чистопрудного бульвара и улицы Кирова (Мясницкая), лично знали и регулярно навещали Ирак­лий Андроников и летчик Алексей Маресьев, прототип главного героя книги Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». Интересно, но момент знакомства Юнанова и Андроникова в 1967 г., причиной которого стала любовь обоих к классической музыке (у Юнанова в палатке работало радио, по которому передавали концерт), был описан спутником знаменитого писателя и литературоведа через тридцать лет в журнале «Родина», однако сотрудник палатки «Чистка обуви» там выступает анонимно¹⁰.

На Самотёке жили два человека, клиентами которых были не только местные ассирийцы, но и чистильщики, проживавшие по всей Москве. Это были братья Лёва и Абрам Романовские, варившие по патенту хороший гуталин. То, что распространялось через артель, было весьма низкого качества, и чистильщики приобретали необходимое на стороне у частников или же организовывали неофициальные производства. Так, в конце 1920-х гг. самотечные дизная арендовали большой сарай в Марьиной роще внутри квартала между 4-м и 5-м проездами. В нем производилась фурнитура (шнурки, стельки и др.), которая распространялась по «точкам». Ассирийцы не работали сами, а обеспечили заработком жителей соседних домов, за что те были очень благодарны.

Одной из интересных страниц истории мос­ковской ассирийской диаспоры является футбольная команда «Московский чистильщик». Она была создана в 1948 г. на базе отраслевого совета «Спартака» и была грозой почти всех аналогичных команд. Большинство игроков этой команды проживало именно на Самотёке, включая и капитана «Московского чистильщика» — Николая Хачатурова. После того, как единая команда прекратила свое существование в 1953 г., многие ее игроки ушли в большой спорт¹¹. Об этой команде еще в 1990-х гг. хорошо помнили московские старожилы — любители футбола.

История ассирийцев Москвы Х. Х. ст. — это и много интересных представителей диаспоры, которых знали не только соплеменники. Многие из них родились еще в селениях маликства Диз, знали огромный пласт ассирийского устного фольклора, впоследствии утраченного, являлись носителями древней восточной мудрости, были интересными людьми сами по себе. По идее, рассказу о самотечных «дыкна хвара» (белая борода), которых звали Давид, Апрем, Барута, Юна и др., надо отдельно посвящать большую статью. Мне хочется немного упомянуть известного в старой ассирийской Москве дядю Ваню, главу семьи Балул. Он родился в 1900 или 1901 г. в с. Мадес и носил ассирийское имя Манду. Когда начались трагические события, заставившие его односельчан и других соплеменников покинуть родные земли, он был еще подростком. Во время исхода на территорию Ирана Манду отбился от группы земляков и пристал к русскому подразделению, по рассказам некоторых старожилов, кавалерийскому. Русские солдаты приняли его как сына полка, и юноша находился с ними еще очень долго. Когда его принимали, то, узнав имя ассирийца, солдаты посоветовали сменить его, поскольку оно было созвучно по-русски с неприличным словом. Сами назвали юношу именем Ваня. Последнее привязалось к Манду до конца его дней и, наряду с его ассирийским именем, написано на его надгробии. В советское время только на надгробиях трех ассирийцев, похороненных на Пятницком кладбище, помимо надписей на русском языке, были нанесены и слова молитвы на арамейском — дяди Вани Балул, его супруги и на другом участке на могиле диакона (шамаши) Яку Хенно.

Важным моментом культуры ассирийских колоний в Москве и других городах были праздники. Как ревностные христиане, ассирийцы всегда отмечали Рождество Христово (Айда Сура) и Пасху (Айда Гора). Однако самыми празднуемыми в небольших сообществах были престольные праздники церквей, которые были в селах, откуда происходили ассирийские беженцы. Именно эти праздники (шара и духрана) были наиболее известны, некоторые из них собирали значительную часть диаспоры. Как раз на Самотёке, а именно во дворе дома № 3, 1—2 октября отмечался самый известный ассирийский праздник — Мар-Шалыта. Этому святому (Шалыта, «Мар» — на арамейском «господин», такая приставка предворяет имя святого или епископа) была посвящена церковь в селе Черичара. Весной 2014 года представитель ассирийской общественной организации «Бнета» Георгий Слывус совершил поездку в прежние ассирийские области гор Хяккяри. В ходе поездки он побывал и на месте селения Черичара. По его словам, церковь Мар-Шалыта, руины которой сохранились в довольно хорошем состоянии, находилась не в самом селе, а рядом с ним. На сделанной Слывусом фотографии видно здание, устроенное наверху, в скале. Путь из самого села в этот храм занимал не менее трех часов. Также Мар-Шалыта был посвящен храм в селе Кочанис — резиденции патриархов Мар-Шимунов, т. е. фактически главный храм Ассирийской Церкви Востока с XVII в. и до исхода в 1915 г. Возможно, именно этим и объясняется такая популярность праздника в диаспоре. Также, по словам Г. Слывуса, храм Мар-Шалыта рядом с Черичара, именовавшийся также «Белая церковь», был значим для всего Диза, а не только для жителей указанного селения.

В самом селе Черичара было еще два храма — церкви Мат-Марьям (Святой Марии, т. е. Девы Марии) и Мар-Аврахам. Праздник Мат-Марьям в ассирийской христианской традиции отмечается четыре раза в году: 15 января, 7 апреля (Благовещение), 28 мая (Память Девы Марии хранительницы посевов) и 28 августа (Успение)¹². Поскольку в Церкви Востока в связи с ее драматической историей было утрачено почитание икон, то в ней нет такого обилия богородичных праздников, какое мы видим в православии и католицизме, где много икон Богородицы. Про отмечание Мат-Марьям у самотечных дизная мне рассказывали ассирийцы-старожилы, но про то, чтобы на Самотёке или в Москве вообще кто-то отмечал праздник Мар-Аврахам, который в ассирийском церковном календаре показан 9 августа¹³, за более чем два десятка лет изучения истории ассирийской диаспоры я не слышал.

Первое время, до начала 1930-х гг., Мар-Шалыта отмечался только жителями дома, но затем на него начинают приходить и ассирийцы других групп. Со временем здесь стала собираться почти вся ассирийская Москва. Рассказывают, что порой бывал запружен народом не только двор дома, но и прилегающий переулок. Некоторые предания повествуют, что часто приходилось перекрывать трамвайное движение по 3-му Самотечному — так было много собравшихся. Во дворе дома устраивались танцы, исключительно традиционные ассирийские. Был музыкант-зурнач, которому аккомпанировали на барабанах-даулах. На дауле мог играть и человек, не имеющий специальной подготовки, а игра на зурне требовала особых навыков. Зурначей всегда были единицы, в старой ассирийской Москве их было всего трое. На Самотёке был один зурнач, которого звали Ануш. Это был старый человек, родившийся еще в Турции. После него на зурне играл Дмитрий Мирзаев, уехавший затем в Америку. Затем насупило время современных инструментов. До последнего времени, пока праздновали во дворе, резали баранов, домашнюю птицу, которых приводили и приносили на праздник те, кто просил от Бога что-либо. Мясо варили (жарить зарезанных на праздник животных считалось грехом) и раздавали собравшимся, прежде всего малоимущим.

Когда на Мар-Шалыта была хорошая погода, то столы ставили во дворе дома. Когда шел дождь, то арендовали помещение соседнего «красного уголка», принадлежавшего ЖЭКу. Здесь обязательно надо отметить тот момент, что местные власти и службы всегда с пониманием относились к ассирийскому празднику, и проблем с этим помещением никогда не возникало. Также и жители соседних домов всегда хорошо относились к Мар-Шалыта, и мне никто не рассказывал про жалобы на громкую музыку и другой праздничный шум, хотя звук духового инструмента зурна разносился довольно далеко.

Поскольку праздник был прежде всего религиозным, то сохранялись и другие обычаи, принесенные из родных селений. Одна из семей хранила крест (слыва), который был принесен из самого храма Мар-Шалыта. Этот крест во время праздника лежал на особом столе в одной из комнат, возле него сидела пожилая представительница этого семейства хранителей. Каждый пришедший на праздник прежде всего старался попасть в эту комнату, приложиться к кресту, оставить рядом сумму денег, которая шла устроителям праздника в качестве компенсации затрат, получал от женщины кусочек ленточки, служившей особым знаком посещения праздника, и уже после присоединялся к остальным празднующим.

На религиозные праздники ассирийцы всегда готовили особое блюдо — мертоха. Его варили из муки и масла, причем в процессе приготовления участвовали только уважаемые мужчины. Мне рассказывали, что когда такие еще работали чистильщиками или сапожниками, то перед приготовлением такого святого блюда ходили делать маникюр. Мертоха раздавали приходящим на праздник. Иногда, в более позднее время, в это блюдо добавляли сахар; тогда это блюдо, фактически напоминавшее халву, давали детям, которые всегда ждали праздник, где можно получить такое лакомство.

К Мар-Шалыта готовилась каждая семья дома на Самотёке. Вскладчину собирали деньги, значительную часть которых, а иногда и более затраченного, как мы видели выше, старались компенсировать гости. К празднику готовили традиционные ассирийские блюда, которых должно было хватить на всех пришедших. Мало того, в каждой комнате этого дома, в котором все обитатели жили в коммуналках, семьи накрывали свои столы, куда старались зазвать пришедших гостей — каждый гость святого праздника считался Божьим благословением. Последний Мар-Шалыта во дворе дома был устроен в 1988 г., когда здесь еще жили последние ассирийские семьи. После этот праздник стали проводить в снимаемых помещениях.

В селе Мадес была церковь во имя святого Георгия (Мар-Геваргиз). Мадесная также регулярно устраивали свой престольный праздник, но в куда более скромных масштабах, нежели Мар-Шалыта. Как и у любого восточнохристианского народа, у ассирийцев Георгий Победоносец был очень почитаем, его память отмечали три раза в году: 7 мая (на день позже, чем у православных), в первое воскресенье ноября по старому стилю, а также в марте. Дату последнего праздника ныне забыли, ее нет даже в календаре Ассирийской Церкви Востока, который издает московский ассирийский приход церкви Мат-Марьям¹⁴. Храмы Мар-Геваргиз были во многих ассирийских селениях, у разных групп, в том числе и обосновавшихся в Москве, поэтому 7 мая и в ноябре этот престольный праздник устраивался в разных местах, где собирались члены московской диаспоры. Например, Мар-Геваргиз был престольным праздником у куная, которые были одной из четырех самых больших московских ассирийских групп. Из других московских групп дизная Мар-Геваргиз был престольным еще у выходцев из селения Гулеазар, живших на Большой Спасской, но там, по малочисленности группы и по причине пересечения с престольным праздником у мадесная, праздновали довольно скромно.

У мадесная было два места, где устраивался Мар-Геваргиз: двор дома на Троицкой улице и дом семьи Балул. Праздник начинался по первому адресу, а потом некоторые его участники перемещались на Садово-Самотечную. Во время майского Мар-Геваргиза при хорошей погоде стол в обоих местах ставили во дворе. В ноябре в доме на Троицкой его ставили у семьи, которая владела наиболее большой комнатой. Также внутри дома накрывали и у семьи Балул.

Ассирийские праздники, свадьбы, похороны и другие мероприятия, в том числе и на Самотёке, по крайней мере в послевоенные десятилетия, собирали не только ассирийцев. На Троицкой улице и на Садово-Самотечной, где соседями ассирийцев были в основном русские и татары, их всегда приглашали на торжества. Касательно ассирийцев можно сказать, что они были органично интегрированы в городскую культуру старой советской Москвы. Праздники были событиями для всего двора, а касательно Мар-Шалыта — фактически для всего района.

История ассирийских островков такого мос­ковского района, как Самотёка, только начинает изучаться. На протяжении шести десятилетий они играли важную роль в истории московских и российских ассирийцев в целом, а также и в формировании субкультуры этого уголка Москвы. Здесь традиционно проживали русские, татары, евреи, люди других национальностей, не так далеко находились действующие православные церкви, мечеть и синагога. Здесь существовал интереснейший старомосковский мир, который был разрушен расселением столичного центра, начавшимся в ­1960-х гг. Пока еще живы представители поколений, которые помнят этот район, есть возможность проводить сбор устного материала, представляющего собой историческую память жителей Самотёки и соседних районов.

¹ Маевский В. Военно-статистическое описание Ванского и Битлисского вилайетов. Приложение. — Тифлис, 1904. — С. 85.

² ЦИАМ. — Ф. 203. — Оп. 344. — Д. 60. — Л. 1−3.

³ Садо Стефан. Материалы к биографическому словарю ассирийцев в России (XIX — середина XX века). — СПб., 2006. — С. 45.

⁴ Маевский В. Указ. соч. Приложение. — С. 79−80.

⁵ Термен Р. И. Отчет о поездке в санджак Хеккиари Ванского вилайета в 1906 году. — Тифлис, 1910. — С. 40.

⁶ Садо Стефан. Указ. соч. — С. 13.

⁷ Маевский В. Указ. соч. Приложение. — С. 80.

⁸ Андреевский Г. Москва. 20−30-е годы. — М., 1998. —  С. 86−87.

⁹ Там же. — С. 86.

¹⁰ Арутюнов В. Когда Андроников молчит // Родина. — 1997. — № 11. — С. 99.

¹¹ Саркисов В. «Черная пантера» или слово об ассирийских футболистах // Ассирийская газета. — 1994. — № 4−5. — С. 4.

¹² Церковный календарь Святой Апостольской Ассирийской Церкви Востока на 2016 год. Издание московского храма Мат-Марьям. — М., 2016. — С. 4, 10, 12, 18.

¹³ Там же. — С. 18.

¹⁴ Там же. С. 8, 12, 24.