Ю. В. Белов. «Загадочный старец» Стефан и паломничество к нему в начале XX века в Суздаль

Любопытно, что еще до революционных потрясений 1917 года газеты писали, что «суздальские монастыри являются излюбленным местом для ссылки преступников». При советской власти, по словам писателя Л. Разгона, он стал тюремным городом. Пальма первенства принадлежит Спасо-Евфимиеву монастырю.

Историей тюремного прошлого Суздаля я начал заниматься еще во время работы экскурсоводом Владимиро-Суздальского музея-заповедника. Первые публикации мной были сделаны о трагической судьбе декабриста Ф. П. Шаховского, который весной 1829 года был доставлен из Туруханского края в Суздаль и, будучи помещенным в арестантское отделение Спасо-Евфимиева монастыря, вскоре умер в результате психического расстройства и физического истощения. Позднее, работая над книгой «Суздаль» (первая половина ­1980-х годов), начал активно и с увлечением просматривать дела в читальном зале Государственного архива Владимирской области, касающиеся других узников, социальный состав которых был удивительно пестрым. «Арестантское отделение Спасо-Евфимиева монастыря основано в 1766 году указом Государыни Императрицы Екатерины II для сосланных бывшей тайною канцеляриею «безумствующих колодников»», — писал в октябре 1903 года в рапорте вышестоящему начальству архимандрит Серафим (Чичагов), бывший полковник русской армии, несший ответственность за содержание арестантов. — При них учрежден был военный караул. В числе «колодников» и «арестантов» были: офицеры, дворяне, чиновники, солдаты, крестьяне, купцы, мещане, однодворцы, канцеляристы, раскольники, сектанты, священники, монахи, архимандриты, диаконы, дьячки, послушники, причетники и т. д. Были арестанты, которые содержались на стенной цепи».

Просматривая списки узников арестантского отделения за XIX век, я убедился, что большинство представителей духовенства попадали в застенок за уклонение от веры и… «беспробудное пьянство». Есть свидетельство князя Андрея Курбского об этом вековом пороке. В письме царю Ивану Грозному он писал: «А что за городом Суздалем имеется Спасский монастырь, где монахи весьма сребролюбивы и зело пьянственны». Пьянствующие священнослужители позорили Русскую православную церковь, поэтому их изолировали от общества. Сурово церковь боролась со старообрядцами и сектантами, вообще инакомыслием.

Еще в 1970-х годах я узнал кое-что о старце Стефане (Василии Карповиче Подгорном), одном из последних узников Спасо-Евфимиева монастыря, который после освобождения, по воле царя Николая II, пожелал принять монашеский постриг и был принят в число братии Спасо-Евфимиева монастыря. Одна пожилая женщина, приехавшая с Украины, показала мне приблизительное место нахождение его могилы (между звонницей и Успенской церковью). Позднее суздальский художник А. Калякин, глубоко верующий человек, дал мне почитать рукописные воспоминания о нем. Сто лет назад имя старца Стефана было широко известно в Харьковской, Курской, Полтавской и других губерниях Российской империи, о нем писали даже столичные газеты, например, «Новое время», «Русское слово» и др. Пришла пора и нам вспомнить о трагической судьбе крестьянина села Тростянец Ахтырского уезда Харьковской губернии Василия Карповича Подгорного.

Василий Подгорный родился в крестьянской семье примерно в 1831—1832 годах. Рано познал труд на земле. С детских лет проявлял большой интерес к религии, вопросам бытия и божественной благодати, пропитался глубокой верой в Иису­са Христа. Уступая просьбам матери, Василий в молодых летах вступил в брак, от которого на свет появились сын Филипп и три дочери. Когда сын подрос настолько, что мог управлять домашним хозяйством, В. Подгорный начал паломничество по святым местам. Был в Киеве, а потом целых пять лет пробыл на Афоне, где его вера значительно укрепилась. Люди, монахи, благочестивые старцы, с которыми уроженец Харьковской земли общался, чувствовали это.

В итоге всеми уважаемый на Афоне Георгий Ходжи благословил Василия на постройку монастыря на родине. Подгорный вернулся в родные края, купил около уездного города Богодухова участок земли и построил на собранные деньги странноприимный дом, училище, благотворительную мастерскую и церковь. Образовалось нечто вроде общины для призреваемых, которая вскоре была преобразована в женский монастырь.

Одновременно появились недоброжелатели и завистники. Назначенная настоятельницей женщина всячески старалась оттеснить основателя-строителя монастыря, чтобы сделаться полноправной госпожой. А тут случись, что одна из послушниц по имени Мария забеременела, и настоятельница решила воспользоваться этим в своих целях. Велела Марии говорить, что это она со старцем грех имела. Та и стала везде «звонить», да подруги пригрозили утопить ее, если не прекратит клеветать на уважаемого человека. Велено было замолчать. Потом собрались все сестры к старцу и говорят, что-де смущают нас слова Марии. А тот ничего — только молится.

А когда пришло Марии время родить, как начала ее мучить совесть, призвала она старца, покаялась, что по наущению настоятельницы оклеветала его, а сама имела грех с одним парубком Даниилом. Сказала, из какого он села, на какой улице живет в Харькове, в каком доме. «Если хотите, напишите ему письмо, спросите, и он вам все докажет», — говорила Мария. В это время по округе начали ходить какие-то темные слухи о ночных собраниях в монастыре, на которых якобы происходят отвратительные сцены разврата. Вызванное подобными слухами и доносами следствие духовных властей, будто бы подтвердило слухи о неблаговидных поступках Подгорного, а также выяснило, что последний распространяет какое-то «учение» в духе хлыстовщины. Это явление получило название «подгорновщины», а последователей заклеймили словом «подгорновцы». В результате Св. Синод принял «Высочайшее соизволение», решение на помещение В. Подгорного в Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь, «в видах пресечения дальнейшего соблазна и в ограждение добрых нравов населения».

Декабрьским вечером 1892 года в монастырские ворота въехала закрытая кибитка с двумя жандармами и арестантом, «крестьянином Харьковской губернии Василием Карповым Подгорным», который был помещен в каземат № 2. У шестидесятилетнего малоросса началась «новая жизнь» — в изоляции от последователей и поклонников, которых у него было более 30 000 человек (данные на 1910 год). Радости было мало, но Василий Карпович привык переносить любые тягости, был оптимистом. Его согревала горячая вера в лучшее. Когда, уже в конце жизни, одна высокопоставленная дама спросила его: «Хорошо ли вам здесь было? — он ответил:

— Очень хорошо. Я был как в раю!

— Это вам Бог помогал?

— Да! Без Бога ничего нельзя вынести! — воскликнул старец.

Виновным себя Василий Карпович не признавал. Так получилось, что во время пребывания в Спасо-Евфимиевом монастыре сменилось несколько настоятелей, архимандритов, которым вменялось в служебную обязанность вести с заключенными «кроткие увещания» и душевноспасительные собеседования. Все они давали об арестанте № 2 самые выгодные для него отзывы, характеризующие его как человека в высшей степени богомольного, религиозного, чуждого всякого сектанства, «благостно служащего для прочих заключенных примером терпения, кротости и смирения, побуждая своим поведением свято чтить храм Божий, святые таинства и уставы православной церкви» (из отзыва архимандрита Досифея за март 1897 г.). Этот настоятель руководил мужским монастырем с 1867 по 1898 год, до кончины. Думается, он разбирался в людях и был неплохим психологом.

На его место в 1899 году заступил бывший полковник артиллерии архимандрит Серафим (Чичагов), автор «Жития Серафима Саровского», умный энергичный человек, прекрасный организатор, при котором архитектурный ансамбль Спасо-Евфимиева монастыря значительно изменился в лучшую сторону (стены и башни, Благовещенская церковь и звонница были покрашены в красно-белый цвет); по его инициативе при монастыре была устроена церковно-приходская школа имени князя Д. М. Пожарского (здание сохранилось). Когда в 1902 году приезжал в Суздаль Владимирский губернатор И. М. Леонтьев, то отец Серафим сказал о В. К. Подгорном, который «просидел» в арестантском отделении уже ровно 10(!) лет: «Не знаю, за что здесь держат этого старца. Кроме истинного христианина и образцового исполнителя всех христианских обрядов я в нем ничего не замечаю».

Архимандрит Серафим (будущий епископ Кишиневский и митрополит Ленинградский) с осени 1903 года вел переписку с Владимирской консисторией о ликвидации монастырской тюрьмы и обращении ее в скит. «Для Спасо-Евфимиева монастыря, составляющего святыню Православной России, где открыто почивают святые мощи одного из собирателей земли русской Преподобного Евфимия, друга и сподвижника великого и Преподобного Сергия Радонежского, — писал он Сергию, архиепископу Владимирскому и Суздальскому, — где могилы Спасителя России — князя Дмитрия Михайловича Пожарского и всего его рода, было бы величайшим благодеянием, если бы его избавили от тяжелого гнета, — нахождения в нем «духовной тюрьмы». Если же по каким-либо причинам неудобно было бы перевести арестантское отделение в другой, более отдаленный от центра, монастырь, то желательно изменить не только название тюрьмы, но и весь заведенный присмотра содержания и устройства». Архимандрит находит бесславным для города и монастыря Суздальское арестантское отделение. И он был, конечно, прав.

Архимандрит Серафим посоветовал старцу Василию Карповичу подать прошение на высочайшее имя об освобождении из крепости, что он и сделал, с добавлением фразы о желании постричься в монахи и определении его в число братии Спасо-Евфимиева монастыря. Была обещана поддержка. 14 марта 1904 года настоятель прославленного монастыря архимандрит Серафим получил указ Владимирской духовной консистории, в котором говорилось, что «Государь Император, по всеподданнейшему докладу обер-прокурора Св. Синода, Высочайше соизволил в 17 день января сего года на освобождение крестьянина Харьковской губ. Василия Подгорного от заключения, в виду его, Подгорного, раскаяния в сектантских заблуждениях и (в виду) предложенного определения его в число братии Спасо-Ев. Монастыря».

В. К. Подгорный получил относительную свободу и монашеское имя Стефан. Его благодетель пошел на повышение по службе: был хиротонисан в епископа и получил кафедру в Кишиневе. Его место занял (с марта 1904 г.) архимандрит Моисей, с которым у иеромонаха Стефана установились хорошие отношения. В октябре 1905 года царь Николай II издал указ о свободе вероисповеданий, по которому все узники арестантского отделения были освобождены.

Старец Стефан, воспользовавшись благожелательным отношением к нему со стороны настоятеля, взял в аренду монастырскую гостиницу. К нему началось настоящее и небывалое в Суздале паломничество малороссов, закончившееся полным крахом. Последователей его стали именовать «стефановцами», а «учение» — «стефановщиной».