Я. Э. Зеленина. Граф А. С. Уваров как исследователь христианской символики
В обширном архивном наследии А. С. Уварова значительный пласт составляют материалы, относящиеся к исследованию христианской символики. Задуманный в конце пятидесятых годов прошлого столетия после длительного путешествия графа и графини Уваровых по Европе, этот труд, как известно, остался незавершенным. Между тем, основная часть работ Уварова по средневековой культуре, включая опубликованный посмертно «Византийский альбом», небольшие статьи и заметки (такие, как «Недремаемое око Спасово», «Рисунок символической школы XVII века» и др.), описания икон в «Каталоге собрания древностей графа А. С. Уварова», да и сам характер покупаемых в коллекцию произведений, показывают глубокий интерес ученого к иконографии и символике.1
Немногие дошедшие до нас дневники и путевые заметки Алексея Сергеевича пестрят упоминаниями и рассуждениями об этих же предметах, постоянно находящихся в центре его внимания. В них содержатся многочисленные библиографические выписки «для Символики». Есть, например, и такое наблюдение, записанное по дороге во Львов: «На болотах ходили преспокойно белые аисты с черными концами крыл, так что понятна общеупотребительность этих птиц в славянской символике» (путешествие по Галиции, 1872 г.).2 Результаты «кабинетных» занятий Уварова, да и в целом его заслуги перед русской наукой могут быть верно осмыслены только после изучения и оценки наиболее серьезного и по замыслу, и по объему труда его жизни — «Христианской символики», рукопись которой полностью сохранилась до наших дней.
В 1908 г. Д. В. Айналов, Е. К. Редин и С. А. Жебелев по просьбе графини П. С. Уваровой издали первый том этой фундаментальной работы: «Символику древнехристианского периода».3 В предисловии редакторов описаны все, разобранные после смерти автора предназначенные к печати материалы. Это краткие, имеющие обобщающий характер, замечания. Вместе со сведениями, полученными из переписки, они позволяют установить, какие именно фрагменты текста «Символики» находятся сейчас в архивах Москвы (ОПИ ГИМ, фонд А. С. Уварова) и Санкт-Петербурга (РА ИИМК РАН, фонд Я. И. Смирнова).
Уцелела рукопись первого, опубликованного, тома и почти все части второго, озаглавленного «Русская символика»: рукопись и корректура четырех обширных глав «Введения», комплекс материалов «Символического словаря» и некоторые тексты Приложений. Последние состояли из наиболее важных письменных источников по символике: Физиологов (греческого и русского), Сказания св. Епифания Кипрского о двенадцати камнях, сборника Дамаскина Студита и др. Разрозненные выписки, справочные и черновые материалы исследования, многочисленные рисунки сохранились, по-видимому, только частично. Существуют ли упомянутые Айналовым занимавшие большую зеленую папку отрывки физиологических сочинений и прориси с рукописных миниатюр,4 собранные Уваровым в библиотеках Европы и России, а также деревянные клише, с которых делались (нередко самим автором) оттиски иллюстраций, мне пока неизвестно.
Неизданные до сих пор тексты «Русской символики» претерпели «тройную» редакцию: самого А. С. Уварова, готовившего их по мере сил и возможностей к печати (в восьмидесятые гг. XIXв.); Д. В. Айналова и др. (1904 — 1912 гг.), очень сдержанную и деликатную; и Я. И. Смирнова (1912 — 1917 гг.). Многолетняя переписка графини Уваровой с Айналовым и Смирновым раскрывает дополнительные любопытные обстоятельства публикации этого труда.5
Первое приглашение поработать «над бумагами покойного графа» относится еще к осени 1895 г., когда Айналов жил в Казани. Как позднее и для Смирнова основными причинами, побудившими его согласится на этот труд, послужили высокий авторитет и влияние Прасковьи Сергеевны и специальный интерес к тематике исследования. Следующий обстоятельный разговор на данную тему состоялся спустя несколько лет в октябре 1904 г., а в начале 1906 письма ученого уже целиком посвящаются вопросам издания «Символики». Дмитрий Власьевич, стремясь оставить «в полной неприкосновенности… стиль языка, строй мысли и аргументацию автора»,6 исправлял только очевидные фактические ошибки, «шероховатую» стилистику черновиков и добавлял недостающие цитаты.
Сменивший его в 1912 г. Яков Иванович Смирнов сразу же предложил снабдить «Символику» ссылками на современную научную литературу. Так появились неудобочитаемые, сделанные с исключительной библиографической точностью и полнотой примечания к главам «Введения», надолго затянувшие печатание текста. В архиве сохранилось немало заметок и выписок Якова Ивановича, указывающих на малоизвестные отечественные и иностранные работы по символике. То, что метод автора был вполне осознан и принят спустя полвека вторым редактором, доказывают и существенно обогатившие текст исправления в корректурных листах, и, например, выписки из «Шестоднева» Василия Великого, дополненные Смирновым в соответствии с уваровскими принципами прочтения святоотечественной литературы.
В отличие от Айналова, избравшего для печати несколько наиболее законченных статей «Символического словаря», Смирнов решился выпустить в свет все, даже самые краткие и малозначительные выписки по некоторым символам. Специально приглашенная для этой цели «барышня» тщательно переписала их на отдельные листы, и они были разложены в алфавитном порядке. Надо заметить, что современному читателю, профессионально занимающемуся иконографией и символикой, интересен и полезен не только основной текст уваровского труда (без сомнения, предназначенного занять подобающее ему место в истории русской науки), но вся полнота многообразных, по крупицам собранных материалов. Среди них можно встретить и уникальные сведения, и полузабытые источники, и устаревшие, наивные неточности.
Каким же предстает в этих опубликованных и архивных материалах граф Уваров — исследователь христианской символики? Не имея возможности обрисовать всю картину его научных воззрений, укажу самые характерные из них.
Необходимо заметить, что текст обеих частей «Символики», позволяющий проанализировать методологию Уварова и круг используемой им литературы, не содержит конкретного определения предмета изучения. Какие-то особенности уваровской концепции символа и символики прослеживаются по отдельным замечаниям, черновым записям ученого. «Символ и изображение суть вполне знаки, посредством которых наглядно выражается идея отвлеченная, и с этой точки они составляют одно и тоже понятие. Но разница их состоит в том, что символ есть олицетворение или наружное, наглядное выражение догмата, а изображение или фигура есть произвольный наглядный способ выражения какой-нибудь идеи. Эмблема есть условный внешний знак, присвоенный известной идее, а аллегория или иносказание не требует, кажется, объяснений».7
Символический способ мышления и художественного языка онтологически присущ христианству. При этом ученый понимает символику широко: как понятие, включающее наряду с изобразительным мировоззренческий и смысловой аспекты. «Христианство поручило художествам распространение веры: символика учит, проповедует, толкует веру; она глубоко закореняет в душах христианское учение, не одними отвлеченными толкованиями, но, придав им форму наглядную, запечатлевает в уме, символика есть особая мнемоника христианского учения».8 Символизм присутствует в средневековом искусстве и на уровне содержания, богословского обоснования сюжетов и образов, и в особенностях иконографии, и в стилистике: «В символике лежит начало иконографии».9 Все известные науке изображения на христианских художественных памятниках, по мнению исследователя, могут быть объяснены через заданный им и восходящий к апостольскому времени и традициям символический смысл.
Первым и непреложным источником символики являются для Уварова книги Св. Писания и труды церковных писателей, изученные им, как правило, на языке оригинала. К ним восходят главные принципы восприятия и построения символики, определившие последующее развитие христианской культуры. Не менее существенная роль принадлежит специальным руководствам — физиологам, бестариям, азбуковникам и другим сборникам такого рода. Сопоставление словесных символических текстов и изображений положено в основу метода Уварова.
Разумеется, автор «Символики» не мог исключить из важнейших источников и соборные постановления, раскрывающие отношение Церкви к образу: «Важность Трулльского собора. Символикою стараются возвысить искусство до того божественного понятия, которому оно служит; различие языческого искусства от христианского».10
Последняя фраза приоткрывает еще один значительный, объединяющий проблематику обеих частей «Символики», момент. Как для раннехристианской, так и для русской культуры важно наличие двух составляющих между собой. Это, как уже было замечено выше, основанная на Св. Писании и святоотеческих сочинениях устойчивая традиция восточно-христианской иконографии — и местная, народная, уходящая корнями в языческую древность. В проекте программы для чтений по византийской археологии (1879 г.) в тезисе «элементы языческие и христианские» эта проблема намечается и для Византии.11
Древнерусская символика представляет для Уварова сложное явление, не насажденное и не усвоенное вдруг, вместе с крещением Руси; она есть своеобразный язык народа, глубоко зависящий от мировосприятия. Вещественные памятники символического характера восполняют недостаток сведений, полученных из письменных источников, помогают понять взгляды и убеждения человека времен Древней Руси: «…но иногда почти незаметный знак, или по-видимому незамечательное изображение, покажут нам, чему верили в древние времена, какие предания сохранились в народе, каким образом народ получил и принял предание, рожденное или на Севере в Скандинавии, или на Востоке. Я говорю здесь о народе потому, что эти памятники должны были иметь общую всенародную ясность» («Введение в Русскую символику»).12
Такой подход к символике сближает исследование Уварова с поисками его коллег-филологов: А. А. Потебни, А. Н. Афанасьева и других, указавших на столь тесную связь символики с языком, что «только с точки зрения языка можно привести символы в порядок согласно с воззрением народа, а не с произволом пишущего».13 Очевидно, ученого немало привлекало и это развивающее идеи романтизма направление в науке XIX столетия: «Символика ставит пределы, границы филологическим исследованиям, доказывает материально, осязательно вкоренившиеся в народе понятия или верования».14
Об интересе Уварова к национальным основам символики свидетельствует значительный пласт ссылок, цитат из работ П. В. Киреевского, И. П. Сахарова, А. Н. Пыпина и др., посвященных изучению русской национальной культуры. Они особенно многочисленны в материалах «Символического словаря», куда включены многие образы славянской мифологии. В большинстве же случаев разбор христианских книжных и народных понятий и символов соседствует (кентавр, китоврас и полкан).
В предисловии к первому тому труда Айналов отметил, что автор, отдавший дань научной доктрине времени — d i s c i p l i n a e a r c a n i, совершенно изменил свой метод после серьезных занятий памятниками отечественной символики.15 Уваров стремился проследить постепенное зарождение видоизменения, пути взаимодействия и передачи символов в истории культуры, что выразилось преимущественно во второй части работы. К сожалению, эти попытки так и не были реализованы в ясную и продуманную систему. Наличие нескольких художественных традиций, письменные и археологические свидетельства духовной жизни предков, географические и природные особенности, черты национального характера, исторические, социальные и бытовые условия и т. п. — вот те аспекты, влияние которых на символику так или иначе затрагивается в материалах.16
В предварительных заметках к четырем главам «Введения в Русскую символику», взятых редакторами из черновиков, Уваров указывает, что «стройная наука» символика может служить критерием датировки произведений искусства: «Только посредством этой ветви археологии можно составить себе точное понятие о значении и времени самого памятника».17 По существу, ученый предлагает здесь комплексную методику изучения произведений, ведь символика понималась им исключительно широко, подразумевала различные уровни осмысления, аспекты, точки зрения.
Поставленные задачи решались постепенно: собирание всех доступных исследователю символических изображений, сведений и упоминаний о символах, возможная их систематизация и объяснение. Более отдаленная и перспективная цель — установление строгих научных правил, объективных законов построения символики, по которым можно было бы точно атрибутировать каждый новый памятник.
Принципы классификации письменных и вещественных символических памятников, предложенные автором, по-видимому, являются первыми и единственными в русской науке. Они показывают, что Уваров, несмотря на масштабный характер своего труда, стремился к точности и конструктивности. Например, художественные произведения, символизм которых нельзя подтвердить специальными текстами или надписями, в классификации сведены в особую группу. Эти так называемые «неположительные» памятники, в свою очередь, подразделяются на те, символика которых объясняется только догадками, и на изображения, не имеющие символического смысла, ставшие простыми украшениями18.
«Христианская символика» Уварова должна была вырасти в фундаментальную энциклопедию, свод символических понятий и образов различных эпох и культур, опирающийся на точные письменные и археологические данные. Огромная эрудиция автора, обилие и разнообразие привлекаемого материала готовили ей исключительное место в русской науке. Многие положения и собранные документы, по словам Айналова, не утеряли значимости и в начале XX в. Для современного исследователя этот труд актуален еще и тем, что объединяет опыт нескольких существовавших в то время европейских и русских традиций изучения изобразительной символики. На мой взгляд, в «Христианской символике» графа А. С. Уварова в наибольшей степени выявились особенности церковно-археологических изысканий середины прошлого столетия.
1 Византийский альбом графа А. С. Уварова. М., 1890; Сборник мелких трудов графа А. С. Уварова. М., 1910. Т. 1. Каталог собрания древностей графа А. С. Уварова. Отд. I — XI. М., 1887 — 1908. Отд. III — VI., М., 1907. В предисловии к отд. IV «Иконы на досках» П. С. Уварова замечает, что граф покупал преимущественно памятники символические. Описания икон, составленные Уваровым для «Каталога», тоже посвящены, в основном, объяснению их символики. (С. 82 — 83).
2 ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 164. Л. 3.
3 Уваров А. С. Христианская символика. М., 1908. Ч. 1. Символика древнехристианского периода.
4 Письма Д. В. Айналова — П. С. Уваровой. ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 541. Л. 166 об.
5 ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Ед. хр. 541, 542 (письма Д. В. Айналова — П. С. Уваровой); Ед. хр. 568, 570 (письма Я. И. Смирнова — П. С. Уваровой); РА ИИМК РАН. Ф. 11. Ед. хр. 293 (письма П. С. Уваровой — Я. И. Смирнову).
6 Христианская символика. Ч. 1. С. IX.
7 РА ИИМКРАН. Ф. 11. Ед. хр. 88. Л. 216 об. Здесь и далее фрагменты черновиков публикуются по правилам современного правописания.
8 Там же. Л. 217.
9 Сборник мелких трудов. Т. 3. С. 159.
10 РА ИИМК РАН. Ед. хр. 87. Л. 274.
11 См. сноску 9.
12 РА ИИМК РАН. Ф. 11. Ед. хр. 92. Л. 3.
13 Потебня А. А. О некоторых символах в славянской народной поэзии. Харьков, 1860. С. 8.
14 РА ИИМК РАН. Ф. 11. Ед. хр. 88. Л. 216 об.
15 См.: Христианская символика. Ч. 1. С. VI — VII.
16 Существуют, например, такие высказывания А. С. Уварова: «Сюжеты заимствованы из народной поэзии, на них отражается воззрение столетия, в котором произведены». РА ИИМК РАН. Ф. 11. Ед. хр. 88. Л. 216 об.; «Но кроме этого технического влияния на стиль, существует также и влияние символическое, которое проявляется с древнейших времен. Например, техническое связывание… или переплетание нескольких продолговатых плоскостей вместе, перешли из практической необходимости в художественный символ как способы украшения». ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Ед. хр. 246. Л. 70; Одна из глав должна была посвящаться изучению «гражданской» символики. РА ИИМК РАН. Ф. 11. Ед. хр. 88. Л. 113 — 132.
17 РА ИИМК РАН. Ф. 11. Ед. хр. 92. Л. 2.
18 ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Ед. хр. 244. Л. 152 об. — 153; РА ИИМК РАН. Ф. 11. Ед. хр. 92. Л. 27 и далее.