Вверх

В. Г. Пуцко. Монастыри Древней Руси как культурный феномен эпохи средневековья

Среди многочисленных русских обителей были древние, основанные еще в ХI-XIII вв. и пережившие эпохи различных национально-общественных потрясений. Были и монастыри Московской Руси, возникшие в ХIV-ХVI вв. в иных политических условиях и отразившие в своем устройстве иные идеалы и нормы иноческой жизни, впрочем формально подчиненные тем же благочестивым намерениям личного спасения и молитвенного предстательства за грешный мир. Однако реально те и другие монастыри существовали в конкретном географическом и политическом пространстве и никогда не были изолированы от современного им общества, частью которого они оставались при любых условиях. Отсюда логически возникает вопрос о роли средневекового монастыря в развитии национальной культуры. Априорно можно мыслить ее как большую и исключительную, при этом трудно отвести скептические возражения, исходящие от сторонников взгляда на монашество как на некий нарыв на теле общества. Естественно, при таком положении вещей следует апеллировать к конкретным историческим фактам, в большинстве случаев достаточно известным, хотя и оставшимся доныне не сведенными воедино.

Естественно, что наиболее ранние русские монастыри были организованы по образцу византийских, представление об устройстве которых дают сохранившиеся тексты их Типиков, с многочисленными локальными особенностями, иногда весьма существенными.1 История русского монашества, к сожалению, не имеет в своем распоряжении столь важного источника.2 И изучающему культурное наследие эпохи средневековья поэтому приходится в первую очередь учитывать реально сохранившиеся памятники, актовый материал и свидетельства агиографической литературы.3 При таком положении вещей вряд ли стоит надеяться на полноту охвата явлений. Но в то же время отмеченное обстоятельство не может служить причиной отказа от обращения к самой проблеме культурного феномена эпохи русского средневековья. И некоторые соображения, даже при их спорности, будут фиксировать определенный этап в осмыслении важных и временами неоднозначных явлений, отражающих поступательное развитие национальной духовной культуры. В этом смысл сформулированной темы.

Ранние киевские монастыри преимущественно были княжескими, и их ктиторы имели возможность реализовать свои представления о художественном облике основанных ими обителей.4 В центре каждого из этих монастырей, как правило, возвышался каменный соборный храм. О характере этих сооружений можно судить по данным археологических исследований.5 Собор Выдубицкого монастыря, заложенный в 1070 г. и освященный в 1088 г., сохранился частично.6 Собор Михайловского Златоверхого монастыря, возведенный между 1108 и 1113 гг., существовал до 1930-х гг.7 Он известен своими мозаиками, выполненными константинопольскими мастерами.8 Византийский облик этих монастырских храмов, возведенных из местного материала, не исключает причастность к их созданию греческих зодчих, роль которых документально засвидетельствована лишь по отношению к заложенному в 1073 г. Успенскому собору Печерского монастыря, законченному строительством в 1075 г.9 Хотя монахи Печерской обители всячески противопоставляли ее как созданную трудами и слезами святых богатым княжеским монастырям, это нисколько не мешало им пользоваться средствами, выделяемыми теми же киевскими князьями. Реальная роль последних отчетливо проглядывает в сказаниях Киево-Печерского патерика на фоне повествования о чудесном призвании константинопольских зодчих, а позже и мозаичистов.

Печерский монастырь оказался среди немногих уцелевших и единственным сохранившим свои богатые исторические предания с XI в. Можно подозревать в них определенную тенденциозность, но в то же время трудно игнорировать конкретные факты, отчасти подтверждаемые сохранившимися реалиями. Первая из них высокий образовательный ценз печерских иноков, позволявший выдвигать их на замещение епископских кафедр, что в начале XIII в. особо отмечал владимирский епископ Симон (1216 1226), сам бывший постриженцем этого монастыря.10

Вторая способность иноков к литературному труду, засвидетельствованная широко известными произведеньями преподобного Феодосия (ок. 1036 1074)11 и Нестора,12 а также иных авторов, чьи сочинения вошли в состав уже упомянутого Киево-Печерского патерика. В монастыре явно существовала богатая библиотека, а книгописанием, по свидетельству Нестора, занимались уже с XI в. Очевидно были рукописи и южнославянского происхождения, а среди них, может быть, находилась и знаменитая Минея четья со словами преимущественно Иоанна Златоуста, позже оказавшаяся в Супрасльском монастыре.13 Здесь протекала деятельность знаменитого иконописца Алимпия Печерского, являвшегося прямым учеником константинопольских мастеров.14 Далеко не случайно Нестор в своем литературном произведении проявляет интерес к искусству.15 В Печерском монастыре находились и византийские иконы,16 и предметы церковной утвари работы греческих мастеров.17 Пусть эта обитель была одной из немногих, поддерживавших столь активные отношения со столицей Византии (именно оттуда был принесен устав Студийского монастыря), но, тем не менее, ее пример показателен для определения культурного облика киевского монастыря древнейшей поры истории русского монашества.

Литературным трудом занимались и в иных киевских монастырях. Стоит вспомнить хотя бы свидетельство выдубицкого игумена Сильвестра от 1116 г.18 или внесенное в Ипатьевскую летопись под 1200 г. похвальное слово иного игумена Выдубицкого монастыря, Моисея, приуроченное к торжественному освящению подпорной стены, сооруженной Петром Милонегом.19

В большинстве случаев мы знаем лишь о самом факте существования того или иного монастыря с определенного времени, но при этом лишены возможности осветить его жизнь средневекового периода. Сказанное, в частности, относится к Елецкому монастырю в Чернигове, существующий Успенский собор которого возведен в самом начале ХII в., если не в 1090-х гг.20 Подобные явно богатые обители не могли оставаться в стороне от общего культурного процесса; уже само по себе сочетание в декоре упомянутого храма фресок и витражей заставляет задуматься о месте западных элементов в реальной жизни русского монастыря византийского обряда. К тому же побуждают и стенописи собора Рождества Богородицы 1125 г. в основанном Антонием Римлянином новгородском монастыре, возможно, выполненные мастерами-бенедиктинцами.21

Редкие из ранних славяно-русских рукописей сохранили записи писцов, свидетельствующие об их выполнении в монастырских книгописных мастерских. Тем большую значимость приобретают книги, вышедшие на рубеже XI XII вв. из новгородского Лазарева монастыря.2 2 Даже несмотря на их весьма скромное графическое оформление, они остаются ценными образцами каллиграфического искусства. По-видимому, на продукцию монастырских скрипториев определенное влияние оказывали иллюминованные рукописи, выполненные мастерами своего дела, являвшимися носителями различных художественных традиций, оказавшиеся в стенах той или иной обители. Так, в Юрьевом монастыре в Новгороде осели выполненное между 1119 и 1128 гг. Евангелие писанное «угринцем»,23 и Выголексенский сборник конца ХП в. галицко-волынского происхождения (по крайней мере писец был носителем этого диалекта).24 В оформлении первой рукописи присутствуют каролингские и романские декоративные мотивы, во второй еще неадаптированные византийские, получившие распространение также в иллюминации болгарских рукописей. Ростовский епископ Кирилл, посвященный в 1216 г. из иноков Дмитриевского монастыря в Суздале, как известно, был собирателем и владельцем замечательных рукописей, которые, очевидно, лишь частично могли последовать с ним в 1229 г. в место его пострижения.25 Из жития преп. Евфросиньи Полоцкой можно видеть, что книгописанием в XII в. занимались и в женских монастырях.

Как ни скудны и отрывочны приведенные сведения, но за ними все-таки угадывается достаточно четко организованная культурная жизнь средневекового русского монастыря, призванная прежде всего служить удовлетворению требований богослужебного уклада, унаследованного от Византии. Предметы византийской церковной утвари, разумеется, были весьма желанными, но они практически не могли быть многочисленными и иметь повсеместное распространение. Поэтому охотно использовали и изделия западного происхождения,26 и конечно, явно преобладавшие вещи, изготовленные местными мастерами. Для того, чтобы обеспечить всем нужным даже только известные по названию монастыри, требовалось большее количество книг, икон, облачений, разнообразных предметов утвари, от литургических сосудов до хоресов и кадил. Ювелирные изделия, как правило, исчезали первыми, и поэтому известны лишь единичные их образцы.

Несколько лучше обстоит положение с характеристикой культурного облика русских монастырей XIV XVI вв. Лучше сохранились сами монастырские архитектурные ансамбли с отличающими их планировкой, церковными и хозяйственными постройками.27 В некоторых случаях уцелело оформление интерьера монастырских храмов, и здесь особо надо отметить иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. Сравнительно до недавнего времени существовали лишь отчасти потревоженные библиотеки и ризницы, из которых сейчас наиболее удовлетворительно сохранившаяся опять-таки Троице-Сергиевой лавры, хорошо известная благодаря отчасти опубликованным ее сокровищам.28 Эта ризница при всей своей исключительности все-таки может служить зеркалом как развития церковного искусства Руси XIV-XVI вв. в целом, так и роли в этом процессе монастырей, в частности. Конечно, далеко не каждая даже из числа богатых русских обителей этого периода могла собрать в своих стенах хотя бы часть таких сокровищ. Однако, если от общих восторгов перейти к трезвому анализу накопленных в течение столетий материалов, то выяснится, что они далеко не равноценные по своему художественному уровню. Шедевры, естественно, слишком малочисленны по сравнению с преобладающими предметами художественного ремесла. Казалось бы, в Троице-Сергиевом монастыре последнее усилиями местных мастеров сохраняло все признаки элитарности. Но и здесь ожидает некоторое разочарование: Амвросий и немногие близкие ему резчики были скорее исключением. В середине ХV в. в монастыре оказался виртуозно выполненный явно одним из блестящих константинопольских мастеров деревянный резной наперсный крест-складень, хранившийся здесь еще в 1928 г. Его резьбу вскоре стали повторять в упрощенном варианте в изделиях из дерева и кости местные ремесленники и к началу XVI в. довели ее до схематизма. Конечно, из этого не следует, что пластическое искусство в монастыре шло по пути деградации, но подобные примеры все же учитывались.

В любом случае средневековые русские монастыри в плане художественного феномена сохраняют значение исторически сложившихся художественных сокровищниц даже независимо от количественного состава накопленных произведений. О нем дают наглядное представление известные инвентари и вкладные книги.29 Отмеченные в них вещи не всегда могут быть обнаружены, а между тем давно назрела необходимость подготовить издание этих сокровищ, дающих представление о развитии русского сакрального искусства эпохи средневековья в целом. Попутно выясняется, что византийские произведения, похоже, большей частью оказались в пределах Руси уже после 1453 г., когда перестала существовать Византия, а обнищавшие греки стали все чаще обращаться за материальной помощью к своим богатым северным единоверцам. По крайней мере, дошедшие камеи, за единичными исключениями, в русских ювелирных оправах ХVI XVII вв., и это не стоит игнорировать.

На сегодняшний день обстоятельно изучено книжное дело в московских и подмосковных монастырях XIV начала XV в.30 И его образцы, соответственно, дают представление о каллиграфическом искусстве указанного времени. Есть также опыты изучения рукописной продукции отдельных писцов, таких как преп. Нил Сорский один из самых строгих русских подвижников ХV в.31 В христианском мире он известен благодаря составленному им Уставу скитского жития.32 Были предметом изучения и библиотеки северных русских монастырей.33 Однако накопленных наблюдений явно недостаточно для общей исчерпывающей характеристики, и поэтому проблема культурного феномена древнерусских монастырей требует дальнейшей разработки, предполагающей проведение частных разысканий. Пока же, по необходимости, приходится судить об общих явлениях на конкретных примерах.

Здесь не было ничего сказано о внутреннем устройстве монастырей, об опытах введения в них общежительного устава, о большой и разнообразной хозяйственной, а временами и миссионерской деятельности. Но это вовсе не значит, что нам остается неизвестным прошлое таких крупных монастырей, как Кирилло-Белозерский.34 Что не учтены опыты анализа внутренней жизни древнего Печерского монастыря.35 Что, наконец, оставлены без внимания многие важные и интересные памятники художественной культуры, в том числе давно охваченные специальными исследованиями. Нашей целью было привести немногие исторические факты, позволяющие взглянуть на монастыри как на очаги культурной жизни средневековой Руси.

Общественное и культурное значение этих монастырей явно было различным. В одних из них существовали богатые и тщательно комплектованные библиотеки, работали книгописные мастерские, трудились иконописцы и различные ремесленники, продукцию которых далеко разносили паломники. В других, бедных и захолустных, было самое необходимое, и ни о каких шедеврах искусства здесь не имели представления. Но культура живет и развивается в своих самых различных проявлениях, и даже самочтение книг, внимание пению и ежедневно звучавшим поэтическим текстам молитв на ежедневных богослужениях, в сущности было приобщением к сокровищам христианской духовности. Порой обыденным и неприметным. Тот общий уклад, который сохранился в живой монастырской традиции и в старообрядческом быту, показывает, что человек, даже, казалось бы, не склонный к интеллектуальному труду, получал тот объем знаний, который нецерковными людьми усваивается с большими усилиями. Оказавшиеся в числе монастырской братии неграмотные крестьяне порой становились хорошо эрудированными в Писании и святоотеческой литературе.

В Западной Европе довольно рано возникли университеты, да и в среде католического монашества культивировалась склонность к научным занятиям. Иностранцы искренне недоумевали, почему греки после падения Византии основывали университеты в Италии, а не в единоверной им Москве. Но Москве с ее идеей Третьего Рима оказалась более нужной София Палеолог, а несколько позже появившийся ученейший Максим Грек был обречен на унижения и многолетнее заключение. И в ХVI в., как и раньше, функцию университета осуществляли монастыри. Именно оттуда выходили многие писатели и видные церковные деятели, не только начитанные, но и с практическим опытом учительства и ведения сложного хозяйства. В этом, может быть, с наибольшей очевидностью сказывался культурный феномен средневекового русского монастыря, жизнь которого в значительной мере была скрыта от постороннего глаза. Думается, это обстоятельство и теперь затрудняет широкую характеристику культурной деятельности даже тех обителей, результаты которой налицо.




1 Дмитриевский А. Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках Православного Востока. Киев, 1895. Т. 1: Типика. Ч. 1.

2 См.: Казанский П. История православного русского монашества от основания Печерской обители преподобным Антонием до основания Лавры Святой Троицы преподобным Сергием. М., 1855.

3 Пуцко В. Богослужебный и бытовой уклад средневекового русского монастыря // La vie quotidienne des moines et chanoines reguliers au Moyen Age et Temps modernes. Actes du Premier Colloque International du L. A. R. H. C. O. R., Wroclaw — Ksiaz, 30 novembre — 4 decembre 1994. Wrozlaw, 1995. C. 721 — 727.

4 Слюсарев В. Церкви и монастыри построенные в Киеве князьями, начиная с сыновей Ярослава до прекращения киевского великокняжения // Труды Киевской духовной академии. 12 892. Т. 33. Ч. 1. С. 104 — 154.

5 Обобщены в кн.: Раппопорт П. А. Русская архитектура X — XIII вв. Каталог памятников. Л., 1982. (САИ. Вып. Е 1 — 47).

6 Там же. С.26−27(No35).

7 Там же. С.16−17(No18).

8 Лазарев В. Н. Михайловские мозаики. М., 1966.

9 Раппопорт П. А. Русская архитектура X — XIII вв. С. 23 — 25 (No 33). Подробнее см.: Холостенко М. В. Успенський собор Печерського монастиря // Стародавнiй Киiв. Киiв, 1975. С. 107 — 170.

10 Подробнее см.: Воронин Н. Н. К вопросу о начале ростово-суздальского летописания // Археографический ежегодник за 1964 год. М., 1965. С. 21 — 24.

11 Чаговец В. А. Жизнь и сочинения преподобного Феодосия. Киев, 1901; Еремин И. П. Литературное наследие Феодосия Печерского // Труды Отд. др.-рус. лит. 1947. Т. V. С. 159 — 184.

12 Богуславский С. Л. К вопросу о характере и объеме литературной деятельности преп. Нестора // Изв. Отд. рус. яз. и слов. АН. 1914. Т. XIX. Кн. 1. С. 131 — 186; Кн. 3. С. 153 — 191.

13 Супрасълски или Ретков сборник. София, 1982 — 1983. Т. 1 — 2.

14 Пуцко Н. Киевский художник XI века Алимпий Печерский. (По сказанию Поликарпа и данным археологических исследований) // Wiener slavistisches Jahrbuch. 1979. Bd. 25. С. 63 — 88.

15 Пуцко В. Некоторые эпизоды из Жития преподобного Феодосия Печерского // Старобългарска литература. 1990. Кн. 23 — 24. С. 57 — 62.

16 Карабинов И. А. «Наместная икона» древнего КиевоПечерского монастыря // Изв. Гос. академии материальной культуры. Л., 1927. Т. 5. С. 102 — 113; Пуцко В. Печерский ктиторский портрет // Зограф. Београд, 1982. Кн. 13. С. 42 — 48; он же. Печерська iкона Успiния Богородицi: легенда i дiйснiсть // Роддовiд. 1994. Ч. 9. С. 65 — 74.

17 Пуцко В. Г. Крест Марка Пещерника // СА. 1987. No 1. С. 217 — 229.

18 Поппэ А. В. О записи игумена Сильвестра // Культура средневековой Руси. Л., 1974. С. 51 — 52.

19 Боровський Я. Е. «Похвальное слово» Мойсея, iгумена Видубицького монастиря // Лiтературна спадщина Киiвськоi Русi i украiнська лiтература XVI — XVIII ст. Киiв, 1981. С. 54 -58.

20 Раппопорт П. А. Русская архитектура X — XIII вв. С.45−46 (No 63).

21 Пуцко В. Новгородские фрески XII — XIII веков // Wandmalerei des Hochfeudalismus im europaischbyzantinischen Spannungsfeld (12. und 13. Jahrhundert). Halle, 1983. C. 192 — 195.

22 Янин В. Л. Новгородский скрипторий рубежа XI — XII вв. Лазарев монастырь // Археографический ежегодник за 1981 год. М., 1982. С. 52 — 63.

23 Пуцко В. Художественный декор Юрьевского евангелия // Ars Hungarica. 1979. No 1. С. 7 — 21. Илл. 112.

24 Выголенский сборник. М., 1977. См. рис. 1 — 29.

25 Ср.: Вздорнов Г. И. Искусство книги в Древней Руси. Рукописная книга Северо-Восточной Руси XII — начала XV веков. М., 1980. С. 21.

26 Подробнее см.: Даркевич В. П. Произведения западного художественного ремесла в Восточной Европе (X — XIV вв.). М., 1966. (САИ. Вып. Е 1 — 57).

27 О некоторых из них см.: Памятники архитектуры Московской области. М., 1975. Т. 1 — 2; Выголов В. П. Архитектура Московской Руси XV века. М., 1988; Подъяпольский С. С. К характеристике кирилловского зодчества XV-XVI веков//СА. 1966. No 2. С.75−95; он же. Архитектурные памятники Спасо-Каменного монастыря (XV — XVI века) // Древнерусское искусство. Художественная культура Москвы и прилежащих к ней княжеств XIV — XVI вв. М., 1970. С. 437 — 457; Балдин В. И. Архитектурный ансамбль Троице-Сергиевой лавры. М., 1976.

28 См.: Николаева Т. В. Произведения мелкой пластики XIII — XVII веков в собрании Загорского музея. Каталог. Загорск, 1960; она же. Древнерусская живопись Загорского музея. М., 1977; Олсуфьев Ю. А. Опись древнего церковного серебра б. Троице-Сергиевой лавры. Сергиев, 1926.

29 См. наприм.: Ведомость у обретающихся образов всякого звания привесов отобранных 722 году в Покровском девичем монастыре // Труды Владимирской ученой архивной комиссии. Владимир, 1908. Кн. X; Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987; Вкладная книга Серпуховского Высоцкого монастыря. М., 1993; Описи Саввина Сторожевого монастыря XVII века. М., 1994.

30 Вздорнов Г. И. Книгописание и художественное оформление рукописей в московских и подмосковных монастырях до конца первой трети XV в. // Взаимодействие литературы и изобразительного искусства Древней Руси. М.; Л., 1966 (ТОДРЛ. Т. XXII). С. 119 — 143.

31 Прохоров Г. М. Автографы Нила Сорского // Памятники культуры. Новые открытия. 1974. М., 1975. С. 37 — 54.

32 Преподобный и богоносный отец наш Нил Сорский и Устав его о скитской жизни… М., 1991.

33 Кукушкина М. В. Монастырские библиотеки Русского Севера. Очерки по истории книжной культуры XVI — XVII веков. Л., 1977. См. также: Книжные центры Древней Руси. Иосифо-Волоколамский монастырь как центр книжности. Л., 1991.

34 Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь. СПб., 1897, 1910. Т. 1 — 2.

35 См.: Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X — XII вв. СПб., 1913.