Г. И. Кнотько. Братия Московского Симонова монастыря в XIX веке
История монастырей в России XIX в., в том числе отдельных, даже наиболее крупных, изучена крайне недостаточно. Один из ее аспектов — состав монашествующих — также мало отражен в научной литературе.
В то же время сохранились архивные фонды, позволяющие изучить этот вопрос на конкретном материале. Так, в Центральном Государственном историческом архиве Москвы сохранился обширный фонд Московского Симонова монастыря за период после секуляризации до начала XX в. Древняя обитель, основанная родственником и сподвижником святого Сергия Радонежского, со дня своего основания находилась в поле внимания Великого князя Московского и патриарха Константинопольского. Из стен обители вышло несколько патриархов и множество иерархов Русской православной церкви. На период XIX в. Симонова обитель была типичным русским монастырем, хотя и из крупных.
Некоторые документы позволяют представить себе состав монашествующих на протяжении всего XIX в. Прежде всего это штатное расписание монастыря за разные годы. После проведения секуляризации церковных владений монастыри России стали подчиняться церковным штатам. Штаты устанавливали не только денежное содержание, но и количество монашествующих. В соответствии с данными за 1809 г. штат Симонова монастыря определялся тридцатью тремя иноками.1 Мы не располагаем документом, свидетельствующим, когда этот штат был установлен, но известно, что он оставался неизменным до XX в.
Из данной таблицы видно, что общее количество монашествующих постоянно менялось. Обычно оно было близко к максимально разрешенному, но лишь один раз штат был заполнен полностью. При этом четко прослеживаются различия в штате монастыря в первой половине XIX в. и его конце. В начале века штат был почти заполнен, к концу века число монашествующих сократилось. Вероятно, здесь сказалось возрождение монастыря в начале XIX в. Он вновь на виду. Известность, крупные пожертвования. И, наоборот, в конце XIX в. монастырь находится в сложном экономическом положении. Продаются мельница, дом в Москве, часть земельных участков и, возможно, так как о них в начале XX в. в документах монастыря не упоминается, рыбные ловли. Одновременно с этим уменьшается количество монашествующих. Дело доходит до того, что Симонову монастырю меняют штатное расписание. В 1900 г. в штате было тридцать три монаха, а в соответствии с данными 1910 г. в монастыре по штату должно быть тридцать два монашествующих, да и эти места не удавалось заполнить — в монастыре находилось девятнадцать монашествующих3 (для ознакомления с составом братии Симонова монастыря за 1808 г. смотрите приложение).
Изучая штатное расписание Симонова монастыря за разные годы, можно прийти к мнению, что монастыри первого класса использовались как своего рода «школа монашества». Постоянно недостает большого количества монашествующих, и почти всегда это вакансии для монахов служебных и прочих рядовых. В 1820 г. в монастыре находился всего один монах в этой должности, хотя по штатному расписанию их могло быть восемь человек. Часто в монастыре таковых нет вообще. Из просмотренных восьми дел в пяти фигурируют лишь три послушника. Лишь в 1811 г. их девять, двое из которых — «больничные». Но из них нет ни одного, кто фигурировал бы в предыдущих послужных списках. Вероятно, послушники, пройдя хорошую школу в Симоновской обители, при постриге переводились в другие, менее значительные монастыри, на свободные вакансии, с повышением.
Это особенно бросается в глаза при сравнении со списками других монастырей: в любом третьеразрядном монастыре количество послушников в двенадцать — тринадцать человек было делом обычным. Так, например, Московский Знаменский монастырь третьего класса имел двенадцать послушников, из общего количества монашествующих в двадцать два человека. В Николаевском-Угрешском монастыре третьего класса было четырнадцать послушников, а Коломенский Троицкий Новоголутвин монастырь второго класса имел тридцать восемь послушников.5
Из имеющихся в наличии штатных расписаний видна еще одна особенность Симонова монастыря. Это возраст монашествующих. Отсутствие несовершеннолетних связано с запретом на постриг для мужчин до тридцати лет, а для женщин до сорока, хотя на практике допускались отступления.6 Существует дело некоего Соловьева И. Ф., по которому в 1795 г. сын дьякона сельской церкви ученик Славяно-Греко-Латинской академии восемнадцати лет дважды подавал заявление о постриге и дважды получал отказ. Причина заключалась исключительно в его молодости. Московская Синодальная Контора подозревает его в стремлении укрыться в монастыре».7 От чего именно укрыться — сказать сложно; может быть речь идет об уклонении от какой-либо повинности. В монастыре присутствуют, в основном, монахи среднего возраста. Подавляющее большинство из них никаких хозяйственных работ не ведет, только исполняет церковные службы. Основным, если не единственным, источником пополнения штата Симонова монастыря был перевод из других монастырей. Так, в послужном списке за 1899 г. фигурируют шестнадцать губерний, откуда прибыл двадцать один монашествующий. Это Московская губерния — три человека, Тульская губерния — три человека, а также по одному человеку представляли Рязанская, Могилевская, Костромская, Санкт-Петербургская, Владимирская, Казанская, Смоленская, Черниговская, Самарская, Тамбовская, Курская, Вологодская губернии. Место рождения еще двоих монашествующих из данного дела не видно. Практически отсутствуют монахи, постриженные в самой Симоновой обители. Для примера можно привести данные за 1910 г.
Почти прекратившиеся постриги в самой обители вероятно вызваны целями, стоящими перед монастырем высокого ранга: воспитание руководящих кадров для церкви. Количество переведенных монахов примерно 90%. Об особом значении Симоновой обители говорят и такие категории, как сословная принадлежность и образовательный уровень лиц, поступивших в монастырь.
Тут наблюдаются изменения с течением времени. В пореформенный период количество монашествующих из дворян и купечества резко уменьшилось, зато увеличилось количество крестьян в монастыре. Ранее им требовалось получить разрешение своего господина, что делало почти невозможным монашескую жизнь. В то же время ухудшение экономического положения монастыря не привлекало дворянство. Монашеская жизнь перестает быть престижной. Но даже несмотря на столь заметные перемены предпочтительнее многих других московских обителей.
Так, например, Московский Данилов монастырь третьего класса в 1910 г. имел двадцать два инока. Из них семнадцать происходили из крестьян, а пять из лиц духовного звания и мещан. Представителей дворян и купечества нет вообще.10 Учитывая значительное количество поступивших в монастырь из числа духовенства и мещанства, можно предположить, что образовательный уровень братии монастыря был весьма высок.
В соответствии со своим саном и должностью все монашествующие имели определенные обязанности. Об этом говорится в «Правилах Московского ставропигиального Симонова монастыря…» за 1866 г.11 Так, должность наместника обязывала его наблюдать за церковными службами, присутствием монашествующих на службе, за одеянием монахов. Манатейные монахи были должны носить мантию, а рясофорные только рясу. На нем же лежала обязанность наблюдать за общением монахов и мирских, а также наблюдение за личной жизнью монахов. Монахам запрещалось брать пищу в келью, собираться в кельях, принимать гостей без разрешения.
Казначей занимался сбором денег с домов, сдаваемых в аренду, и земель. Собирал деньги, поступавшие с кружечного сбора. Распоряжался личными деньгами монахов: покупал на них вещи для нужд братии, часть денег выдавал монашествующим на руки. Он же распоряжался служителями и рабочими, наблюдал за топкой печи, закупкой продуктов и дров. Ремонт помещений, выдача инструментов тоже были в его ведении. Даже надсмотр за транспортными средствами и их использованием находился в ведении казначея.
Благочинный играл руководящую роль в монастыре. В отсутствии настоятеля замещал его. Наблюдал за ходом ведения служб, очередностью служб монахов, братской трапезой. В его обязанности входило посещение келий по указанию наместника. В обязанности ризничего входило наблюдение за пономарями, обязанными зажигать свечи и чистить лампады, украшение икон в праздники. В его распоряжении находились ключи от храмов. Он же обязан был вписывать в синодик и таблицы имен за здравие и упокой, а также получать за это деньги.
Таковы обязанности руководящих чинов монастыря. Простой же монашествующий должен «исусовою молитвою охранять ум от лукавых помыслов и сердце от злых похотей…» Монах должен любить келейное безмолвие, иметь послушание к настоятелю и иметь кротость и смирение духа.
Таким образом, несмотря на все перемены, происшедшие в жизни России в XIX в., состав монастырской братии оставался достаточно стабильным. На протяжении всего периода большую роль в ней играли монашествующие высокого сана, что было обусловлено достаточно высоким авторитетом обители.
1 ЦГИАМ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 127.
2 ЦГИАМ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 46, 127,196, 270, 672, 785, 810, 978, 1115.
3 ЦГИАМ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 978.
5 Денисов Л. И. Православные монастыри Российской империи. М., 1908. С. 415, 435, 481.
6 Зырянов П. Н. Русские монастыри и монашество в XIX — начале XX в. // Acta Slavica Iaponica Tomus XIII, 1995 Sapporo, Japan. С. 112.
7 ЦГИАМ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 19. Л. 1 — 4.
8 ЦГИАМ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 978. Л. 1.
9 ЦГИАМ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 270, 672.
10 Памятники Отечества. 1992. №№ 2 — 3. С. 110.
11 ЦГИАМ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 315.
12 ЦГИАМ. Ф. 420. Оп. 1. Д. 127. Л. 1 — 4.
13 Архимандрит Парфений и игумен Ионафан вероятно возглавляли в свое время другие монастыри. В Симоновом Московском монастыре оказались в связи с болезнью, но церковные власти, видимо, рассчитывали на их возвращение к активной деятельности в каком-либо монастыре. Поэтому здесь им предоставили вакансию иеромонаха, а не вакансию больничного монаха, которую занимали пожилые и тяжелобольные монашествующие.
14 См. сноску 13.