А. А. Формозов. Муромские исследователи каменного века.
Научное исследование каменного века началось в России в 1870 — 1880-х гг. и связано с именами столичных ученых: петербургских естествоиспытателей И. С. Полякова, К. С. Мережковского, А. А. Иностранцева и обосновавшегося с 1864 г. в Москве археолога А. С. Уварова. Об этом рассказано в моей книге «Начало изучения каменного века в России» (М., 1983). Дальнейшее развитие этой области знания также происходило прежде всего в столицах. Но свой вклад в этот процесс внесли и представители местной интеллигенции. Статьи и даже книги о каменных орудиях появлялись и в провинции. Собранные краеведами коллекции получали известность как в Петербурге и Москве, так и за рубежом.
Об этой стороне дела в своей книге я хотя и говорил (в связи с книгами, изданными в Казани и Дерпте), но недостаточно подробно. Здесь я хочу дополнить свой библиографический обзор и специально остановиться именно на муромских исследователях каменного века.
Из оригинальных книг, выпущенных до революции в провинции, назову три. В 1895 г. в Вятке увидела свет брошюра «О распространении каменных орудий в Котельническом и Яранском уездах» (24 с.).1 Автор ее — статистик Вятской земской управы Петр Матвеевич Сорокин (1860 — 1895) — учился в Петербурге и даже работал в лаборатории Д. И. Менделеева. Уехав в Вятку, занялся краеведением и опубликовал ряд статей.2
В 1893 г. в Петербурге вышла книга Василия Степановича Передольского (1833 — 1907) «Бытовые остатки насельников Ильменско-Волховского побережья и земель Велико-Новгородского державства каменного века» (340 с.). Это сочинение новгородского краеведа, служившего по судебной части и увлеченно занимавшегося историей родного края. В 1894 г. Передольский создал в Новгороде Общество любителей древностей, а в 1902 г. археологический музей.3 В 1883 г. у истоков Волхова он нашел неолитическую стоянку Коломцы. Раскопки ее продолжались десять лет и дали до шести тысяч предметов. К выставке находок в Николаевском дворце в Петербурге и была выпущена книга. Удачной ее назвать нельзя. Рисунков нет. Описывать каменные орудия автор не умел, употребляя нелепейшие термины («колючки — растопырки»), и был склонен к фантазиям. Жители Коломцов для него охотники на мамонта и в то же время прямые предки средневековых новгородцев, американские индейцы — потомки русских, а ранние славяне — буддисты.
Немногим лучше изданная в 1903 г. в Твери книга директора Ржевской гимназии Павла Федоровича Симсона (1845 — после 1916 г.)4 «Каменный век под городом Ржевом» (142 с. + 8 табл.). По берегам Волги много выходов кремня, использовавшихся для изготовления орудий неолитическим человеком. Как на всех мастерских, здесь преобладают отходы производства — осколки, отщепы. Симсон осмотрел пять таких пунктов и собрал коллекцию кремней. Обработанные и необработанные камни, осколки и орудия различать он не умел. Прочитав «Археологию России» А. С. Уварова, Симсон выделил среди своих находок изделия эпохи Мустье, Мадлена и неолита. В действительности все это неолитические вещи.
Названные публикации, безусловно, ниже по уровню напечатанных десятью — двадцатью годами раньше книг Полякова. Уварова и Иностранцева. И все же они примечательны как свидетельство изучения каменного века, начавшегося силами краеведов вдали от центров науки, в провинции.
Появлялись там и переводы, и рефераты зарубежных книг о каменном веке. В Харькове Общество распространения в народе грамотности издало в 1897 г. перевод брошюры В. О. Коннора «Рассказы о доисторическом быте человечества. I. Древнейший каменный век» (32 с.), а саратовский краевед мировой судья Александр Николаевич Минх (1833 — 1912) напечатал в 1882 г. сперва в «Саратовских губернских ведомостях», а потом отдельно «Археологические исследования о первобытном человеке и доисторических временах» — пересказ книг о каменном веке — Л. Фигье, Д. Леббока и А. С. Уварова.5
Вятка, Новгород, Тверь, Харьков и Саратов были губернскими центрами. Но работа по выявлению и описанию памятников каменного века велась и в небольших уездных городах. И древнему Мурому принадлежит здесь почетное место.
Научному исследованию древнейшего прошлого предшествовало собирательство каменных орудий. Кремневые наконечники стрел издавна обращали на себя внимание людей и расценивались сперва как результат удара молнии в землю, как целебное средство, излечивающее от многих болезней, и как оберег. «Громовые стрелы» искали, хранили, продавали. Затем возникло собирание таких предметов уже как раритетов, редкостей, наряду со старыми монетами, геммами, минералами. В России сведения о собраниях каменных орудий есть уже для начала XIX в., а в середине его известны коллекции, получившие собственно научный, археологический характер.6
Так было и в Муроме. В 1877 г. в «Московских ведомостях» напечатана статья П. П. Кудрявцева о находках под Муромом. Собиравший материалы для намеченной на 1879 г. Антропологической выставки в Москве профессор А. П. Богданов обратился к автору заметки с просьбой экспонировать его коллекцию на выставке и рассказать о ее происхождении. 5 сентября 1877 г. Кудрявцев сообщил, что в Муроме жил некогда купец Кознов (имя и отчество не названы). Он «не получил никакого образования, но имел хороший природный ум, отличался любознательностью и страстью к собиранию разных редкостей». Среди них были и каменных орудия, частью купленные у крестьян, частью найденные самим Козновым. Кудрявцев не застал в живых ни Кознова, ни, видимо, его детей, но знал, его внучку- жену штабс-капитана Федулова. Она, сплавав с Кудрявцевым на лодке по Оке, пыталась найти те места, куда нередко ездила ребенком вместе с дедом на поиски каменных орудий. Выяснилось, что речь идет об окрестностях с. Волосова на р. Велетьме. Тут Кудрявцев сам сделал свои первые сборы.7
Отсюда следует, что экскурсии Кознова совершались как минимум за четверть века до 1877 г. и падают, скорее всего, на 1850-е гг.
Иначе рассказал о начале собирания каменных орудий в Волосове муромский краевед Ф. Я. Селезнев. По его словам, «крестьянка Андреянова набрала мешок громовых стрел и вынесла продавать их» в Муроме. Там ее задержала полиция, но П. С. Уварова добилась ее освобождения. С тех пор Андреянова «не покидала заступа в поисках каменного века». Потом ей стал помогать в этом ее сын и крестьянин Щетинин, не прекративший это занятие и в момент написания статьи, в 1925 г. «Кладоискательство среди Волосовцев было распространено в течение многих лет. Муромские и другие скупщики периодически являлись в селение и наряжали везти для продажа «громовые стрелки». Волосовцы к этому времени запасали «товар» и сбывали их по 5 — 10 копеек за штуку. Один из местных антиквариев имел непосредственную связь с волосовскими крестьянами, особенно с сыном Андреяновой, выгребая от них находки для продажи любителям». В примечании пояснено, что имелся в виду Н. П. Андрин, занимавшийся и фальсификацией древностей.8
Рассказ выглядит правдоподобно, но вызывают сомнения два момента. Селезнев утверждает, что впервые со своими находками Андреянова пришла в Муром «лет 50 назад» т. е. около 1875 г., а выручила ее П. С. Уварова. Между тем Кознов собирал и покупал каменные орудия в Волосове значительно раньше, а Уварова в 1870-х гг. бывала в Муроме еще не как хозяйка Карачарова, а вместе с мужем. А. С. Уваров был тогда в расцвете сил и с увлечением занимался каменным веком. Думается, что рассказ Селезнева характеризует ситуацию не 1870-х, а 1850 — 1860-х гг., и у истоков антикварного рынка в Муроме Уваровы не стояли.
А. С. Уваров получил в подарок от отца имение Карачарово еще в 1840-х гг. и тогда же завел там железоделательный завод. Бывал он в Муроме и в связи с этим, и в период своих раскопок во Владимирской губернии в 1852 — 1854 гг. В написанной на основе раскопок книге о мерянах упоминаются каменные орудия, но только из соборов в Костромской губернии. Видимо, в эти годы Волосово еще не было найдено и собирателей каменных орудий в Муроме не существовало.
Появились они позже, и был среди них не только Кознов. При организации Антропологической выставки 1879 г. муромский купец Михаил Никифорович Соколов пожертвовал коллекцию из шестидесяти семи каменных орудий, составленную путем покупок у крестьян, собиравших их на р. Велетьме, т. е. в том же Волосове.9
Таким образом, собирание каменных орудий в Муроме началось где-то в середине XIX в. Когда в 1877 г. туда приехал Уваров, Волосово было уже известно. Поэтому нельзя писать так, как это встречается в литературе: «Волосовская стоянка была открыта А. С. и П. С. Уваровыми в 1877 г.».10 Приоритет принадлежит не им. Крестьяне знали волосовские дюны как место находок громовых стрел на четверть века раньше, с 1850-х гг. сюда ездили коллекционеры, а определил это место как стоянку первобытного человека П. П. Кудрявцев.
Уваров приехал в Муром летом 1877 г. после долгого перерыва, чтобы проверить сведения о находке костей мамонта у Карачарова, и застал в городе иную картину, чем при предшествующих поездках. С 1850-х до конца 1870-х гг. русское общество прошло большой путь. Культурный уровень провинции в период демократического движения 1860-х гг. резко повысился. В Муроме Уваров познакомился с двумя людьми, заинтересовавшимися его исследованиями. Это были Н. Г. Добрынкин и П. П. Кудрявцев.
Николаю Гавриловичу Добрынкину (1835 — 1902) посвящены два биографических очерка.11 Отсылая к ним читателя, остановлюсь только на занятиях краеведа каменным веком. Когда Добрынкин познакомился с Уваровым, сам он каменных орудий еще не собирал. Об этом свидетельствуют его воспоминания: «17 июля честь познакомиться с графом Уваровым в Муроме. Я с ним ездил осматривать Козьмо-Дамианскую церковь…, делал осмотр коллекции одного моего знакомого (различные орудия каменного века)…, а вечером я отправился к нему в имение, где в откосе оврага близ его усадьбы рыли с помощью даже графини… остатки допотопного животного».12 Кто был этот знакомый? Можно не сомневаться, что П. П. Кудрявцев, ибо в книге Уварова «Археология России. Каменный период» (Т. II. С. 293,294) в дополнениях к перечню всех известных к тому времени находок каменных орудий перечислены каменные изделия только из одной муромской коллекции, принадлежавшей П. П. Кудрявцеву.
Из этого не следует, что Добрынкин впервые узнал о каменном веке от Уварова. Во Владимирской губернии он служил с 1859 г., а в Муроме с 1872 г. и о коллекциях каменных орудий уже слышал. По подсказке ли Кудрявцева, или по собственному почину он послал в комитет по организации Антропологической выставки сведения о находках каменных орудий во Владимирской губернии.13 В 1877 г. он опубликовал во «Владимирских губернских ведомостях» заметку о своей поездке в Волосово. Он не упомянул ни Кознова, ни Кудрявцева, так что у читателей создавалось впечатление, будто он сам нашел эту стоянку. Во всяком случае он собрал тут двести древних предметов и отметил следы могил.14 А. В. Смирнов упоминает еще об одной заметке Добрынкина на ту же тему в той же газете,15 но в указанном номере ее нет, как нет и в «Библиографии Владимирской губернии», составленной тем же Смирновым.
Уваров ввел Добрынкина в состав Московского археологического общества: в 1878 г. он стал его членом-корреспондентом, а в 1901 г. действительным членом.16 Добрынкин участвовал в работах VIII (Московского, 1890) и IX (Виленского, 1893) археологических съездов, а к X (Рижскому) — издал небольшой очерк о разведках по Оке в поисках первобытных стоянок. Он появился сперва в шести номерах «Владимирских губернских ведомостей» за 1896 г.,17 а затем в виде оттиска на тридцати страницах, выпущенного типографией Владимирского губернского правления. Разведки относятся еще к 1877 и 1878 гг. По заданию Уварова Добрынкин прошел тогда отрезок от д. Соловьевой в семидесяти восьми верстах от Мурома вверх по Оке до с. Седина в двадцати четырех верстах от Мурома. Осматривался высокий левый берег Оки, тогда как неолитические стоянки приурочены в основном к дюнам на низком правом берегу. Опыта полевого археолога у Добрынкина не было, и нашел он мало, к тому же преимущественно памятники не каменного века, а более поздних эпох. Описывал он их неумело. Слепо доверялся во всем Уварову, в частности его ошибочному тезису о том, что в неолите люди рыли искусственные пещеры.
Так или иначе, Добрынкин включил каменный век в круг своих разнообразных краеведческих интересов и зафиксировал ряд находок. Начал он и сам коллекционировать каменные орудия, о чем в цитированной выше статье упомянул Ф. Я. Селезнев.
Значительно интереснее фигура Павла Петровича Кудрявцева. К сожалению, знаем мы о нем меньше, чем о Добрынкине. В 1877 г., когда он сообщил о находках в Волосове в «Московских губернских ведомостях» и А. П. Богданову, он был муромским судебным следователем. Богданов предложил ему купить его коллекцию, и Кудрявцев согласился продать ее за сто пятнадцать рублей, пояснив, что отнюдь не богат. Думается, что тогда Кудрявцев только начинал свою службу, приехав в Муром, скорее всего из Москвы по окончании университета. Если это так, он был моложе Добрынкина и родился около 1850 г.
Первая коллекция Кудрявцева состояла из двухсот пятидесяти предметов, не только каменных орудий, но и фрагментов глиняных сосудов. На выставку она поступила в восьми ящиках и была описана Д. Н. Анучиным.18 В основном это находки в Волосове.
Расставшись со своим первым собранием, Кудрявцев не только не охладел к поискам стоянок первобытного человека, но, напротив, принялся разыскивать их и вне Волосова, на оз. Колодяновом, реках Ушне, Колпи, Илемне, Теше, Велетьме. По каталогу А. С. Уварова в «Археологии России» и отклику самого Кудрявцева на эту книгу мы знаем, что им открыты стоянки Елин бор, Малое Окулово, Ефаново, Слободской бугор, Лягалин бор, Девкин бор. Наиболее важен Елин бор — первая мезолитическая стоянка, выявленная в России. Нашел ее сам Кудрявцев, отметивший, что в сборах нет черепков, как на неолитических стоянках. Письмо, посланное в 1878 г. вместе с коллекцией Д. Н. Анучину, опубликовано М. В. Воеводским и П. И. Борисковским.19
Сообщения о своих наблюдениях и находки Кудрявцев не раз посылал в подготовительный комитет Антропологической выставки.20 Он же способствовал поступлению туда коллекции М. Н. Соколова. Кудрявцев писал, что ездит на разведки весной и собирает древние вещи в размывах берега. При посещении Мурома для знакомства со стоянкой Карачарово столичными учеными В. В. Докучаевым и И. С. Поляковым Кудрявцев возил их в Волосово. Великий почвовед Докучаев благодарил его в печати за «просвещенное содействие».21
До какого года прослужил в Муроме Кудрявцев, я не знаю. В «Списке всех служащих Владимирской губернии» 1891 г. (с. 15) он числился во Владимирском суде. Согласно «Памятной книжке Владимирской губернии на 1895 год» (с. 75), он жил в губернском городе на Дворянской улице, был членом окружного суда, имел чин статского советника, а жена его Валентина Ивановна преподавала немецкий язык в женской гимназии. Более поздние «Памятные книжки» сообщают, что в 1906 г. он стал товарищем председателя суда (с. 132), а в 1909 г. — действительным статским советником (с. 128). В 1910 г. у него собственный дом в Ремесленниках (с. 198). В «Памятной книжке» на 1911 г. имени Кудрявцева уже нет. Видимо, он умер в 1910 г.
Дочь Н. Г. Добрынкина, рассказывая о Кудрявцеве после его смерти, писала, что он вел раскопки, делал зарисовки и фотографии, дружил с ее отцом, активно переписывался с А. С. Уваровым.22 Тут не все точно. Судя по всему, настоящих раскопок Кудрявцев не производил, а только собирал древние вещи на поверхности. Взаимоотношения с Добрынкиным были, видимо, неплохие, но элемент соперничества при обследованиях Волосова чувствуется. Еще в большей степени это касается Уварова. В 1878 г. Кудрявцев писал, что после посещения Мурома Уваровым цена каменных орудий повысилась. Раньше они шли по двадцать пять копеек за штуку, а теперь служащие Уварова дают по рублю.23 В архиве Уваровых лишь четыре письма Кудрявцева — все 1881 г. (ГИМ ОПИ. Ф. 17. Ед. хр. 341. Л. 439 — 444. Ед. хр. 658. Л. 10). Показательно, что, в отличие от Добрынкина, он не стал членом Московского археологического общества и не участвовал в созданных А. С. Уваровым и курировавшихся после его смерти П. С. Уваровой археологических съездах. Публиковал свои сообщения Кудрявцев в трудах Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете и переписывался чаще не с Уваровым, а с ведущими деятелями этого общества А. П. Богдановым и Д. Н. Анучиным.
В 1883 г. в «Трудах Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей» вышел отклик Кудрявцева на книгу Уварова «Археология России. Каменный период». Кудрявцев отмечает, что Уваров неверно передал полученные от него сведения о стоянках на Оке, внеся ненужную путаницу в литературу.24 В этом же издании напечатан достаточно критический разбор той же книги, принадлежащий В. В. Докучаеву. Можно не сомневаться, что именно Докучаев помог Кудрявцеву опубликовать его реплику.
Как видим, Добрынкин и Кудрявцев при изучении каменного века в окрестностях Мурома избрали разные линии поведения. Провинциальная интеллигенция была не однородна. Выделялись яркие индивидуальности.
Последнее сообщение Кудрявцева о каменном веке на Оке увидело свет на французском языке в 1893 г. в трудах, изданных к состоявшемуся в Москве Международному конгрессу по археологии и доисторической антропологии.25 Организовал конгресс А. П. Богданов. Он же, безусловно, подбирал и докладчиков. В это время Кудрявцев уже перебрался во Владимир. По сравнению с публикациями 1877 — 1883 гг. новых данных здесь нет. Есть, зато, серия рисунков. Неясно, продолжал ли Кудрявцев собирать каменные орудия и разыскивать неолитические стоянки после своего отъезда из Мурома. Разумеется, перестал. Кудрявцева — археолога в 1893 — 1910 гг. мы не знаем. Должно быть, увлечение археологией было связано у него только с годами молодости. Он состоял членом Владимирской ученой архивной комиссии, но активно там себя не проявил.
Трудно сказать, когда Кудрявцев решил как-то суммировать свои изыскания в виде «Альбома рисунков из коллекции каменного века, собранной в долине реки Оки, главным образом у деревни Волосовой Муромского уезда П. П. Кудрявцевым». В 1988 г. этот альбом поступил из Советского фонда культуры в Государственный исторический музей, где хранится под шифром 78 537 4/в 5874. В альбоме сто тридцать семь таблиц с рисунками тушью. Выполнены они в манере рисунков каменных орудий в книге Д. Леббока «Доисторические времена» (М., 1876). Кудрявцев различал стрелы, скребки, шилья, ядрица, ножи, пилы, топоры, долота, т. е. в какой-то мере разбирался в морфологии изделий из камня. Около рисунков значки, указывающие, какие вещи найдены самим Кудрявцевым, а какие перешли к нему от Кознова или были переданы А. С. Уварову. Одной звездочкой помечены вещи, собранные на поверхности, двумя — извлеченные из земли. Помимо каменных орудий изображены черепки сосудов с орнаментом и костяные изделия. Всего в альбоме изображено несколько сотен древних предметов. Часть из них хранится в том же Историческом музее, часть в музеях Владимира и Нижнего Новгорода, а часть утрачена. Альбом заслуживает специального изучения.
Подведя итоги деятельности П. П. Кудрявцева в области археологии, мы можем сказать, что по сравнению с коллекционером древностей Козновым и краеведом Добрынкиным он сделал большой шаг вперед, став в 1870-х гг. на уровень археологов-профессионалов. Ценность работ Кудрявцева видится в следующих моментах:
1) он собирал не только кремневые орудия, но и черепки древних сосудов и костные останки;
2) он точно привязывал находки к определенным местностям. Тем самым речь шла уже не об отдельных находках, а о стоянках первобытного человека, об археологических комплексах;
3) он делал рисунки и опубликовал часть из них;
4) среди его находок были первая мезолитическая стоянка на Оке Елин бор и ряд интересных произведений первобытного искусства. Это не менее пятнадцати фигурок людей и животных из кремня и две костяные поделки с головами водоплавающих птиц на концах, все из Волосова. Поскольку эти предметы демонстрировались на Международном конгрессе в Москве в 1893 г., а зарисовки их были изданы в статье на французском языке, они получили широкую известность за границей, вошли в зарубежные сводки.26
Отмечу кстати, что Ф. Я. Селезнев в цитированной статье напрасно сомневался в подлинности костяной скульптуры из Волосова, подозревая, что это дело рук антиквара Ф. П. Андрина. Введшего в заблуждение Кудрявцева. Совершенно аналогичные поделки найдены не так давно при раскопках стоянок волосовского типа на Тростянском озере в Подмосковье при раскопках В. В. Сидорова.
Последнее десятилетие XIX в. и первое десятилетие XX в. почти ничего не дали для пополнения наших знаний о каменном веке в окрестностях Мурома. Добрынкин умер, Кудрявцев уехал. Случайные находки, несомненно, кто-то делал. По словам Ф. Я. Селезнева, коллекции каменных орудий были у художника И. С. Куликова и некоего А. Ф. Жадина, но какого-либо научного анализа этих материалов они не производили.
Положение изменилось в первые послереволюционные годы. В 1918 г. в Муроме был создан музей. С 1919 г. он открыт для посетителей. Музей сделал очень много для сохранения памятников культуры, оказавшихся под угрозой уничтожения в период закрытия церквей и монастырей, разгрома дворянских усадеб. С середины 1920-х гг., когда НЭП несколько улучшил экономическое положение страны, музей приступил к археологическим исследованиям.
Возглавил эту работу Федор Яковлевич Селезнев (1879 — 1940) — типичный русский самородок. Родился в крестьянской семье. Занимался самообразованием. Экстерном сдал экзамены на звание учителя. Писал стихи. Рукописный сборник «Оды и стихи поэта Ф. Я. Селезнева» (1895) хранится во Владимиро-Суздальском музее-заповеднике. В 1928 г. во Владимире он выпустил книжку стихов и басен «Дела и люди как на блюде». Известна его еще дореволюционная брошюра «Нижегородский самоучка Иван Кулибин», напечатанная в 1914 г. в серии «Вестник нижегородских учащихся».
В своих статьях 1920-х гг. Селезнев называет себя учеником Городцова и пишет о своих археологических разведках 1911 — 1912 гг. В. А. Городцов приезжал в Муром по приглашению П. С. Уваровой в 1910 г., исследовал Подболотьевский финский могильник, но интересовался всеми археологическими памятниками в окрестностях города, начиная с Волосова.27 Вероятно, Селезнев именно тогда и познакомился с Городцовым, хотя не исключено, что это произошло и раньше — в 1907 г., когда Городцов вел раскопки под Нижним Новгородом, а Селезнев был преподавателем естествознания в ремесленном училище этого города.
В 1917 г. Селезнев перебрался в Муром (он был уроженцем с. Борисоглебского Муромского уезда), читал лекции, сотрудничал в районной газете «Луч», был членом Муромского общества по изучению местного края. В 1924 — 1926 гг. заведовал Муромским музеем, а в 1926 — 1930 гг. стал директором Владимирского губернского музея.
В этот период он исследовал Пятницкий, Максимовский, Корниловский, Ефановский и Перемиловский финские могильник и серию неолитических стоянок. Последним посвящены две его статьи 1925 г. и 1928 гг.28 Здесь описаны выявленные при разведках 1911 — 1926 гг. стоянки Панфилово (впоследствии, в 1924 г., широко исследованная Городцовым), Борок, Шалаев бугор, Каметово, Ефаново, Бобровое озеро, Сомино, Малое Окулово, Кутарино на рр. Ушне, Илемне, Кутре, Черемне, Муромке.
К описанию стоянок приложены рисунки и чертежи. Влияние Городцова чувствуется весьма сильно. От него Селезнев научился находить неолитические землянки, но, вслед за своим наставником, копал их не широкими площадями, а траншеями. Как известно, вопрос об очертаниях землянок волосовской культуры остается спорным. У Городцова и Селезнева они описаны как круглые в плане, у Е. И. Горюновой и О. Н. Бадера как квадратные. Несовершенство методики раскопок было тому причиной. Знакомства с новейшими достижениями в исследовании неолита, связанными со школой Б. С. Жукова, у Селезнева не заметно. Так или иначе, то, что в Муроме появился местный археолог, умеющий находить, раскапывать и описывать стоянки первобытного человека, было очень важно.
К сожалению, начинания Селезнева не получили развития. В 1930 г. он переехал в Москву, где был сотрудником Оружейной палаты, руководил Музеем раскрепощения женщин (был такой в Новодевичьем монастыре!) и как-то участвовал в работе Исторического музея.
Сведения о жизни Селезнева любезно сообщил мне В. И. Богатов. Они, несомненно, точны, но отражают лишь внешний ход событий. Складывается впечатление, что жизнь Селезнева шла по восходящей: из Мурома — во Владимир, из Владимира — в Москву. Между тем, 1930 год — для развития нашего краеведения — роковой. Именно тогда были репрессированы многие краеведы, закрыт ряд музеев, а в других произведена перестройка отнюдь не в лучшую сторону: памятники старины выкидывали, все заменялось агитпропом.
Выходец из народа Селезнев был в этот период предпочтительней, чем музейные работники из старой интеллигенции. Недаром его перевели из районного Мурома в губернский Владимир, недаром во Владимирском музее он создавал антирелигиозный отдел, а потом уже в Москве ведал Музеем раскрепощения женщин. Но изучение древностей Мурома ли, Владимира ли считалось на грани 1920 — 1930-х гг. делом не просто ненужным, но даже вредным. Среди обвиненных в «великодержавном шовинизме» и чуть ли не во вредительстве были тогда и владимирские краеведы А. И. Иванов и И. В. Богатов.29 Таких поношений Селезнев избежал, но его успешно начатая археологическая деятельность навсегда прервалась.
Об этих печальных событиях в истории нашего краеведения не надо забывать. В 1985 г. во владимирской газете «Призыв» появилась статья о А. И. Иванове. Автор статьи Г. Овчинников видит его основную заслугу перед наукой в издании книги «Крестьянское движение во Владимирской губернии в 1905 — 1906 гг.» (Владимир), входившей в библиотеку В. И. Ленина. Сказано, что Иванов умер в 1938 г.30 На самом деле он прожил долгую и трудную жизнь и умер в 1976 г. Упомянутая книга была для него отнюдь не самой важной. Он изучал памятники древнерусской архитектуры, вел раскопки. Но все это было расценено как «мракобесие». Иванову пришлось покинуть Владимир. В конце жизни он стал профессором богословия Ленинградской духовной академии.31
Реальную историю отечественного краеведения еще предстоит написать. Это качается и истории муромского краеведения. Необходимо поднять архивы, местную периодику. Надо бы собрать больше сведений о Кознове и П. П. Кудрявцеве.
Хотелось бы, чтобы традиции исследования памятников каменного века под Муромом возродились. После Селезнева эта традиция прервалась. На стоянки приезжали археологи из Москвы О. Н. Бадер, Е. И. Горюнова, И. К. Цветкова. Они немало сделали. Но нужны не краткие посещения памятников, а повседневный надзор за ними. Это должны осуществить местные силы. Будем надеяться, что такие исследователи каменного века появятся и среди сотрудников Муромского музея и среди краеведов города и района.
1 Это оттиск из «Вятских губернских ведомостей» № 32 и 34 от 26 апреля и 5 мая 1895 г.
2 О нем: Голубев П. А. Петр Матвеевич Сорокин // Вятский край. 20 сентября 1895 г. № 86. С. 4., Чудова. В те далекие годы. Киров, 1981. С. 91, 92.
3 О нем: Жэрве Н. Н. Деятельность новгородских краеведов-археологов по изучению и охране памятников древности во второй половине XIX в. // Российская археология, 1992, № 3. С. 228 — 235.
4 О нем: Московское археологическое общество за первые 50 лет его существования. М., 1915. Т. 2. С. 325.
5 Саратовский листок. 10, 17, 21 апреля 1882 г., № 72, 78, 81. Отдельно: Саратов, 1882, 42 с. Аналогичная публикация педагога Вильяма Людвиговича Беренштама (1839 — 1904) «Доисторическая времена и их археологическое исследование» появилось в «Псковских губернских ведомостях» 24 и 31 мая 1880 г. (№ 20 — 21. С. 243 — 245, 253 — 255) и отдельно; о нем: Отечественная история. Энциклопедия. М., 1994. Т. 1. С. 214 — 215.
6 Формозов А. А. Собиратели каменных орудий в России в середине XIX века // Советская археология, 1981, № 3. С. 97 — 100.
7 Антропологическая выставка. Т. 1. // Известия Общества любителей естествознания и антропологии при Московском университете (далее — ИОЛЕА). М., 1878. Т. XXVII С 399, 400.
8 Селезнев Ф. Я. Археологические обследования окрестностей Мурома // Материалы по изучению Муромского края. Муром, 1925. Вып. 1. С. 102.
9 ИОЛЕА. 1878 — 1879. Т. XXXI. С. 65.
10 Цветкова И. К. Волосовский клад. М., 1957. С. 6.
11 Смирнов А. В. Уроженцы и деятели Владимирской губернии, получившие известность на различных поприщах общественной пользы. Владимир, 1910. Вып. 2. С. 1 — 51; Сенчурова Т. Е. Муромский краевед Н. Г. Добрынкин // Первый муромский сборник. Муром, 1993. С. 157 — 178.
12 Сенчурова Т. Е. Муромский краевед… С. 164.
13 ИОЛЕА. 1878 — 1879. Т. XXXI. С. 111, 112.
14 Смирнов А. В. Уроженцы и деятели… С. 38. Статья названа «Борки (бугры) с предметами каменного века» и отнесена к № 12 «Владимирских губернских ведомостей» за 1875 г. До 1877 г. писать на эти темы Добрынкин явно не мог.
15 Добрынкин Н. Г. Новые находки орудий каменного века близ Мурома // Владимирские губернские ведомости, часть неофициальная. 16 сентября, 1877 г., № 37. С. 3.
16 Московское археологическое общество… С. 107, 108.
17 Добрынкин Н. Г. Слады пребывания доисторического человека в пределах Муромского уезда Владимирской губернии // Владимирские губернские ведомости, часть неофициальная. 3 мая 1895 г., № 18. С. 1 — 3; 10 мая, 1895 г. № 19. С. 3 — 4; 21 июня, 1986 г. № 25. С. 8 — 10; 28 июня, 1986 г. № 26. С. 9 — 12; 5 июля 1986 г. № 27. С. 8 — 11; 12 июля 1896 г. № 28. С. 6 — 8.
18 Антропологическая выставка 1879 г. Описание предметов выставки. I Отдел доисторический. Сост. Д. Н. Анучиным. М., 1879. С. 21.
19 Воеводский М. В., Борисковский П. И. Стоянка Елин бор // Советская археология, 1937. III. С. 78.
20 ИОЛЕА. Т. XXXI. С. 34, 169; 1880 — 1882. Т. XXXV. Вып. 1. С. 488 — 490.
21 Докучаев В. В. Сочинения в десяти томах. М., 1949. Т. I. С. 277.
22 Сенчурова Т. Е. Муромский краевед… С. 170.
23 ИОЛЕА. Т. XXXI. С. 34.
24 Кудрявцев П. П. К материалам о доисторическом человеке каменного века р. Оки // Труды Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей. 1883. Т. XIV. Вып. 1. С. 220 — 233.
25 Koudriavtsev P. Les vestiges de l' Homme de l' ăge de la pierre prés du village Volosovo, districte et gouv, Vladimir // Congres international d' atchéologie et d' anthropologie préhistorique. 11 Session á Moscou. Moscou. 1893. T. II. P. 233 — 262.
26 Замятин С. Н. Миниатюрные кремневые скульптуры в неолите Северо-Восточной Европы // Советская археология, 1948. Т. X. С. 95.
27 Городцов В. А. Археологические исследования в окрестностях г. Мурома // Древности. 1914. Т. XXIV. С. 40 — 216. В отделе письменных источников Государственного Исторического музея хранится пять писем Ф. Я. Селезнева В. А. Городцову 1915 — 1927 гг. (Ф. 431. Ед. хр. 432, Л. 49 — 58). В одном из них Селезнев говорит, что Городцов знает его полевые исследования с 1915 г.
28 Селезнев Ф. я. Археологические обследования окрестностей Мурома // Материалы по изучению Муромского края, 1025. Вып. 1. С. 1 — 24; он же. Приокские древние поселения // Труды Владимирского музея. 1928. Вып. 3. С. 19 — 51.
29 Экземплярский П. М. Увязка истории с современностью по-владимирски // Против вредительства в краеведческой литературе. Иваново-Вознесенск, 1931. С. 38 — 40.
30 Овчинников Г. Изучал родную старину // Призыв. 1 октября 1985 г.
31 Бронский В. Профессор Алексей Иванович Иванов // Журнал Московской патриархии, 1977. № 11. С. 25, 26.