Антонова Н. Д. Василий Афанасьевич Москвин — секретарь военного времени

Когда знакомишься с материалами о работе тыла во время Великой Отечественной войны, как правило, встречаешь слова: героическая, труднейшая, требующая неимоверных усилий. В наше обеспеченное сытое время десятых годов XXI века как-то не задумываешься о том, какие качества людей они суммируют, что стоит за этими словами конкретно.

Недавно я услыхала от преподавателя Муромского педучилища Ларисы Васильевны Пронь (Москвиной) несколько фраз об ее отце — Василии Афанасьевиче Москвине, работавшем в Муроме первым секретарем ГК ВКП (б), которые меня потрясли; они касались военного времени.

В. А. Москвин был человеком с прямой статной фигурой, красиво посаженной головой и лицом, почти скорбное спокойствие которого было выработано его предками извечным тяжелейшим трудом на земле, который для крестьян был нормой… Но глаза! Они содержали что-то такое, что не должно принадлежать этому лицу, что-то необычное — и ты этому лицу, этому человеку веришь…

Василий Афанасьевич Москвин родился 31 декабря 1904 г. в деревне Лопатино Муромского района, в очень бедной семье. Его дед и родители были крестьянами1. Отец Василия участвовал в Японской войне, вернулся больным и умер в 1908 году. В семье было 6 детей.

Мальчик рос способным и смышленым. Когда он закончил третий класс сельской школы, мать отдала его на работу в Муром, в трактир Корсакова (Московская, 1) — мыть посуду. Там его и застала революция. Поскольку он был грамотным, его взяли рассыльным в горсовет, а в 1919 году, в 14 лет, военком города Лашков принял его в Упродком регистратором в помощь — выполнять задание по продразверстке. В это время он учится, как бы сказали сейчас, в вечерней школе.

С шестнадцати лет он работает заливальщиком литейного цеха паровозоремонтного завода. В 1926 году его призвали в Красную армию, в седьмой железнодорожный полк, где он был принят в партию. Из армии он вновь вернулся на паровозоремонтный завод. С этого завода его выдвинули на партийную работу, сначала в Варнавино, на самый север Нижегородской области, затем на фабрику им. Войкова и «Красный Луч», потом он — инструктор райкома партии.

В декабре 1940 года В. А. Москвин был награжден почетной грамотой Горьковского исполкома Областного совета депутатов трудящихся и обкома ВКП (б) (Муром тогда входил в Горьковскую область) — за образцовую работу на строительстве дороги Горький-Муром-Кулебаки, объявленную народной стройкой — все на энтузиазме, на руках, на патриотизме — на то она и народная. В марте 1941 года он избран первым секретарем Муромского горкома партии, а через три месяца началась Великая Отечественная война. В. А. Москвин был назначен председателем городского комитета обороны (МГКО), созданного 25 октября 1941 года. С этим назначением он сказал жене: «Отныне я не принадлежу ни себе, ни семье. На меня возложена большая государственная ответственность. Ты уж как-нибудь обходись без меня».

Такие комитеты были созданы в крупных городах по всей стране. Из небольших городков ГКО действовал только в Муроме. В его состав входили: 1-й секретарь ГК ВКП (б) А. В. Москвин, предгорисполкома В. Ф. Рудаков, начальник горотдела НКВД П. Е. Андреев и командир 33-й стрелковой бригады полковник Смирнов.

Дома Василий Афанасьевич появлялся не каждый день, особенно в 1941—1942 годы — и то, только для того, чтобы поспать. Если в это время в МГКО приходило какое-то важное сообщение, требующее срочного решения, звонили ему домой. Жена или сыновья мочили ему голову холодной водой или лили ее, чтобы он пришел в себя и поднялся. Жена, Полина Васильевна, бывшая лопатинская девочка из соседнего дома, — красивая женщина, мать их четырех сыновей, жалела его. Но понимала серьезность его работы и делала все, чтобы как-то ее облегчить…

Ее Вася после революции был избачом, а она, девочка 12−13 лет, очень любила ходить в организованный тогда в Лопатине «театр», где с удовольствием «играла». Память у нее была отменной. Она всю жизнь могла читать наизусть слету запоминавшиеся стихи и цитировать страницами «Войну и мир» Толстого. А театр Полина любила всю жизнь.

В то время для Москвина дни и ночи не имели границ, счет шел не на часы и минуты, а на неотложность дел: хорошо устроить эвакуированных, проверить надежность щелей и бомбоубежищ в каждом дворе, строительство дотов за Окой — тоже, воздушные тревоги и военные учения с ополченцами — это ближе к вечеру. По темну, в ночь — на заводы, где люди быстро перестраивались на выпуск военной продукции, сутками не отходя станков.

Помню, что такая щель, куда надо было прятаться во время бомбежек, была вырыта моим дедом и в нашем саду по адресу: Кооперативный поселок, дом 2, кв. 2. Это была действительно щель — длинная и узкая, достаточно глубокая. Дед закрыл ее досками и замаскировал ветками и зеленью. По разговору с бабушкой я поняла, что мы будем зачем-то туда спускаться… Эта щель, но уже в виде глубокой — выше моей головы — ямы, снилась мне периодически всю жизнь. Я хожу по ее дну и никак не могу выбраться, хоть знаю, что надо встать на ее борт и выпрыгнуть… Но борт киселем почему-то сползает под моей ногой… отвратительное чувство! Только последние десять лет этот кошмар отстал от меня…

И еще воспоминания, связанные с «живой» войной, а не с книгами или чьими-то рассказами. Бабушка и дедушка очень следили за светомаскировкой, чтобы вечером ни один луч не проникал на улицу. И делали они это с такими лицами, что мне, двухлетнему ребенку, казалось что-то очень страшное за этими сплошь закрытыми окнами.

Часто гас свет, по нескольку раз за вечер. Тогда сидели при свечах.

И еще — и это — как описанная выше «щель». Мы стоим ночью, в абсолютной темноте на нашем крыльце в темном дворе. Четыре ступеньки — и земля, но мы туда не идем. Осень, мы тепло одеты. Бабушка держит меня за руку, обернувшись к дедушке и, почти плача, словно на что-то жалуется. Он пытается ее успокоить, говоря, что бомбить не будут, у нас мост. Они летят бомбить тракторный завод в Горьком… А сверху — сплошной непрекращающийся ровный низкий давящий гул…

Помню и радость по поводу снятия с окон светомаскировки. Особенно радовалась бабушка, улыбаясь своей сдержанно-доброй и какой-то интеллигентной улыбкой. Но все мое детство свет по вечерам продолжал гаснуть или же светил очень слабо: заводы работали на фронт.

А секретаря горкома — председателя ГКО — ждали в это время и партийные дела. Патриотизм людей выливался в разные начинания, почины, складывался в невиданный трудовой энтузиазм — нужно все ухватить, поддержать, обсудить на заседании, занести в протокол, вынести резолюцию — это чисто партийное дело.

Решили строить бронепоезд «Илья Муромец» — и ночи он проводит в вагонном и паровозном депо, на заводе им. Дзержинского; ездит к сталелитейщикам в Выксу, где сталелитейщики взялись изготовить броню.

Муромский ГКО занимался вопросами, связанными с сооружением переправ через Оку, со строительством оборонительных сооружений вокруг города, с его санитарно-эпидемиологическим состоянием, размещением проходивших через город маршевых батальонов, развертыванием госпиталей, светомаскировкой и зенитным прикрытием железнодорожного моста.

Когда встал вопрос о срочном изготовлении скрывающих точек для оборонительных сооружений, Горьковский комитет обороны обязал директора паровозоремонтного завода г. Мурома Т. Федотова изготовить их четыреста штук, а В. А. Москвина взять выполнение задания под личный конт­роль. Необходимо было контролировать и выполнение решений Горьковского Комитета обороны, рассылаемые им непосредственно директорам муромских заводов (копии принятых решений отсылались и в МГКО). Так обстояло дело с производством гранат РГП-1 и противотанковых гранат Сердюкова. С этой целью Горьковский ГКО обязал директора завода № 253 т. Костылева к 20 декабря изготовить — дополнительно для автозавода — 185 тысяч штук капсюлей-детонаторов.

Особые трудности вызывала переправа через реку Оку, осуществляемая одним паромом. Но во время разлива, ледохода и ледостава перебраться на другой берег было невозможно. С 3 ноября 1941 года решением МГКО была организована вторая переправа у села Панфилово. Однако фронт не ждал. Этого было мало. Встал вопрос о постройке моста через Оку.

На заседании МГКО решено поручить заводу № 342 (Навашинскому судостроительному) — без ущерба для основного производства — за десять дней изготовить понтоны для моста, а Выксунский завод попросить обеспечить навашинцев металлом.

Когда битва под Москвой достигла апогея, фронт потребовал пополнения, и отсутствие переправ через Оку сдерживало подход резервов для уже задуманного контрнаступления. Надо сказать, что из-за нехватки транспорта многие маршевые части проходили через Муром пешком.

Бюро муромского ГК ВКП (б) решением от 8 ноября 1941 года поручает муромскому горисполкому мобилизовать в порядке трудовой повинности население города в количестве пятисот человек для строительных работ, выделив пять грузовых машин, а директорам муромских предприятий немедленно отпускать необходимые стройматериалы и инструмент. Тем же решением начальника гарнизона просили выделить в распоряжение начальника строительства батальон с необходимым инструментом из 33-го запасного полка.

26 ноября 1941 года военный совет Московского военного округа шлет на имя В. А. Москвина следующую телеграмму: «В целях обеспечения имеющего оборонное значение строительства наплавного моста через р. Оку в г. Муроме в установленные сроки прошу: личным участием принять все меры к доставке на место перехода металлического понтонного моста, изготовленного заводом 342 и шести барж. Соответствующими решениями Комитета обороны обязать организации передать лесоматериалы в распоряжение начальника тов. Матейчука а) леса круглого — 200 тыс. кубометров; б) пиломатериала — до 500 кубометров. Обеспечить строительство помещением. Обеспечить размещение на местных заводах заказов ­строительства».

Ценой огромных усилий мост возвели. В его строительстве участвовали: завод 342 (Навашинская судоверфь), Фанерный завод, РУ-21, 23-я школа, ФЗО-10, 6-й техучасток и пристань Муром. Войска пошли.

Но одной нити было мало, и Комитет обороны 4 декабря 1941 г. принимает решение о сооружении временной переправы прямо по льду, на что ушел весь заготовленный сплавной лес — 800 бревен. Стройкой руководил начальник станкопатронного завода т. Смирнов. В целях экономии времени обеды рабочим привозили прямо на берег. Устраивали концерты, выступлениями которых руководил специально созданный для этого культурно-художественный комитет из семи человек.

Первому секретарю ГК ВКП (б) г. Мурома, председателю МГКО надо было не только организовать труд людей и правильно направить их трудовой порыв, но и накормить, обогреть, дать отдохнуть. Скудный хлебный паек стали дополнять картошкой, и для ее посадки нужно было помочь людям очистить пустырь. Трудно себе представить, но так было: немцы под Москвой, а всего в 300 км от сражающейся столицы, в Муроме, в местном театре идет «Сильва» Кальмана в исполнении столичных артистов. И все это — дела секретаря горкома партии, о которых мы сегодня не имеем сколько-нибудь ясного представления.

Порой, добравшись домой в предвкушении возможности хоть чуть-чуть поспать, В. А. Москвин заставал у своих дверей пришедших к нему с просьбами людей. Чаще всего это были жены фронтовиков, столкнувшиеся с непомерными трудностями военного времени, не имевшие возможности решить их своими силами. Главная их просьба — дрова. Он всех выслушивал, как бы он ни устал, и всем старался помочь.

Партийно-хозяйственные органы, муромский ГК ВКП (б) и городской комитет обороны ценой невероятных физических, нервных и эмоциональных усилий сумели организовать население города: в кратчайший срок были построены переправы через Оку. Маршевые батальоны, пользуясь ими, переправились и вовремя успели подойти к месту дислокации. С 5 декабря 1941 г. началось контрнаступление наших войск под Москвой. Враг был отброшен на 100−300 км. Муромский городской комитет обороны свою задачу выполнил. 2 июня 1942 г. он провел свое последнее заседание, проработав семь месяцев и семь дней.

Полностью отдаваясь работе, А. В. Москвин не думал о себе. Непомерные физические нагрузки, недосып и постоянно нарастающая усталость давали знать. Здоровье его за годы войны сильно износилось. У него отнималась правая нога, но он ни разу не обратился к врачам — было не до этого. И только в 1944 г. в Горьком, на семинаре, его заставили пройти медкомиссию и обнаружили высокое артериальное давление — 240. Нужен был отдых, которого не было. В августе 1946 г. А. В. Москвин был выдвинут на работу заместителем председателя Владимирского облисполкома, трудящиеся Вязниковского района избрали его депутатом областного совета. С 1945 г. он — член пленума обкома ВКП (б). Летом 1948 г. он вернулся в Муром и был избран председателем Муромского исполкома.

Годы войны, давшиеся ему так тяжело, высосали его силы, предназначенные на много лет вперед, особенно в 1941—1942 годах, когда он был председателем МГКО. Он устал и не хотел такой ответственной работы теперь. Но партийная дисциплина обязывала подчиниться. Ходил он в синей униформе военного покроя, был молодцеватым и подтянутым, как и раньше, но его красиво посаженную голову усыпала сплошная седина…

С 1944 года, с лета, не покидала его мечта — восстановить здание сгоревшего муромского театра, где с 1943 г. работала труппа смоленской драмы, с руководством и артистами которой дружила семья Москвиных. И надо же такому случиться, что один из сыновей Москвиных потерял хлебные карточки, которые у него, вернее всего, в очереди просто выкрали. В годы войны это означало голодную смерть. Хозяин семьи был слишком честен в своем отношении к любому явлению жизни, чтобы злоупотребить своим служебным положением даже сейчас. Смоленские артисты, узнав о случившемся, собрали в своей труппе карточки, чтобы помочь своему другу.

В 1944 г., летом, после одного из спектаклей, ночью, театр сгорел… По инициативе В. А. Москвина решено было методом народной стройки здание восстановить, обратившись одновременно в минкультуры за разрешением на эти работы. Восстановление началось в первый воскресный солнечный день весны 1945 г. Людей на улицах мало, только к зданию сгоревшего театра женщины по два-три человека везут на санках кирпичи… И инициатор восстановления — Москвин — тоже тут.

Восстановить театр тогда не удалось: заканчивалась война, весь запад страны от Москвы лежал в руинах — до театров ли тут было… Но мечта-то все живет и живет.

…Начиная со второй половины 30-х годов ХХ века покатилось по бесконечным просторам России «красное колесо», давившее своей прихотливой самодовольной недалекого ума силой лучших.

Бабушка рассказывала, как она каждое утро спрашивала дедушку, главного бухгалтера вагонного депо: «Тебя возьмут?»… «Не знаю!» — отвечал он. И каждый вечер, после 17 часов, она, вся подрагивая от нервного напряжения, стояла у калитки: «Придет — не придет»… Слава Богу, миновало…

А брали, действительно, лучших, несмотря на награды, полученные от той же страны, что породила это «колесо». Сегодня ты — на коне, завтра — враг народа. Клеймо не только на тебе. Черным шлейфом этого звания будут накрыты и все твои родные, отвернутся друзья, скорее-скорее мимо, с испуганными лицами будут пробегать знакомые… А в чем, в чем вина? «Колесо» знает.

Нетрудно представить, каких нервов стоила тогда жизнь каждому.

9 декабря 1948 г. Москвин ушел на совещание в Дом партпроса…

И когда на этом совещании Москвин услыхал в адрес своего бывшего сослуживца-нижегородца реплику: «Он арестован! Он — враг народа!» — с ним случился приступ. Он ли не знал его бесконечную самоотверженность в годы войны. В бессознательном состоянии его доставили в хирургическое отделение городской больницы. Врачи Е. Боброва, А. Вейсов, Н. Печкин, Р. Рагина установили у него мозговое кровоизлияние на почве гипертонической болезни. Больной скончался при явлении повторного кровоизлияния в мозг, не дожив трех недель до сорока трех лет.

На протяжении всей своей трудовой деятельности В. А. Москвин обладал незаурядными организационными способностями и опытом, что давало ему возможность направлять и укреплять городское хозяйство, особенно в тяжелейшие годы войны. За успешное выполнение заданий партии и правительства он награжден орденами: «Красная звезда», «Знак почета», «Отечественной войны II степени» и тремя медалями Советского Союза.

Но особой гордостью семьи Москвиных была телеграмма на имя главы семьи В. А. Москвина с благодарностью за выполнение особых заданий военного времени, подписанная лично Верховным Главнокомандующим И. Сталиным.

* * *

Эта статья — результат бесед с Л. В. Пронь, знакомства с воспоминаниями ее матери и семейного архива; статьями в газете «Муромский рабочий» «Прощай, боевой товарищ» и «Патриот города» (1948. — 11.12.); статьями Д. Пудкова «Отблески памяти людской…» (установить дату публикации не удалось) и В. Брыкина «Комитет задачу выполнил» (Муромский край. — 2010. — 22.06); материалами архива Муромского музея (Ф. 2. — Оп. 1. — Ед. хр. 29).

¹ Автора, прежде всего, заинтересовал вопрос, откуда в деревне, где, как правило, распространены фамилии Пахомовы, Комковы, Гришины и т. д., вдруг встретилась фамилия Москвин? Семья занималась этим вопросом. Легенд несколько, но одна из них, видимо, имеет под собой более основательную почву: когда Петр I строил Петербург, он брал кадры из Москвы. Встречались среди них и чем-то недовольные. Их, как правило, ссылали. Возможно, таким образом в деревне под Муромом оказался предок Василия Афанасьевича по фамилии Москвин, которому пришлось крестьянствовать, как и всем его потомкам.

Но у Петра I, вернее всего, работали не простые Москвины, т. к. в бывшем Ленинграде есть улицы Москвиной и Москвина, а в 2010 году Ларисе Васильевне Пронь московская знакомая прислала вырезку из газеты с фотографией одного из редакторов 1-го канала ЦТ, удивительно похожего на отца Ларисы Васильевны — та же фигура, посадка головы, белая шевелюра и очень похожее лицо. Фамилия редактора была Москвин…