Смирнов Ю. М. Муром торговый (VIII-XI вв.)

Еще до революции вопрос происхождения древнерусского города попал в круг интересов отечественных историков. Видные исследователи — М. Т. Каченовский, В. О. Ключевский, Д. Я. Самоквасов и др. — уделили ему значительное внимание. Однако отсутствие полноценной базы археологических данных не позволило прийти к однозначному и определенному решению.

К середине тридцатых годов прошлого века был на­коплен некоторый необходимый материал, и советские историки и археологи вновь обратились к решению проблемы, рассматривая генезис города с социально-экономических позиций¹. По мере ввода в научный оборот новых разнообразных данных, стали появляться различные предположения и гипотезы, порою взаимоисключающие друг друга. Рассматривая первые русские города, М. Н. Тихомиров, например, высказал соображение, что причиной их появления стал внутренний рынок, который удовлетворял потребности сельской округи². В феодальных замках VIII-IX вв., вокруг которых концентрировались ремесленники, видел основу городов М. Ю. Брайчевский³, а для С. А. Таракановой такой основой были бывшие племенные центры восточно-славянских племен⁴. По А. Н. Насонову города как экономические центры вырастали в ходе развития центров феодального властвования⁵. С точки зрения В. В. Мавродина и И. Я. Фроянова основой для первых городов послужили племенные центры, которые вследствие разложения родового строя изменили свою роль⁶. В. Л. Янин и М. Х. Алешковский исключили княжеские замки и торгово-ремесленные поселения как основу возникновения древнерусских городов, поставив на их место административные вечевые центры сельских округ, где сосредоточивалась и взимаемая с округи дань, и отряды, ее собиравшие⁷. Снять противоречия и найти точки соприкосновения в высказанных гипотезах попытался Л. В. Алексеев. По его мнению, условием образования города была возможность сбыта ремесленной продукции, а, следовательно, города могли расти на торговых путях, в тех местах, где стояли укрепленные пункты, предоставляющие безопасность торгово-ремесленным поселениям. Соответственно, центростремительной основой для них могли быть и укрепленные племенные центры, и феодальные замки⁸. Таким образом, единой модели становления древнерусских городов не было. Эта теория была поддержана М. Г. Рабиновичем⁹, а В. Г. Пашуто отметил, что разница в происхождении обусловливалась многообразием форм социальной структуры и политических функций¹⁰.

Что касается Мурома, то в исторической литературе он давно и прочно обрел эпитет «торговый»¹¹. Этому определению, как правило, сопутствуют самые общие рассуждения по поводу торговых путей или два-три факта, свидетельствующие о некоторых торговых контактах, или же некие предположения. На этом обычно характеристика коммерческой деятельности Мурома заканчивается.

Между тем, самым ярким индикатором развитых форм торговли является наличие денег в той или иной форме. С античных времен и до конца XIX в. около трети добываемого серебра шло на чеканку денег. Главным источником серебра для Европы долгое время служили единственные известные в то время рудники на территории Испании, принадлежавшие Карфагену, а затем Риму¹². В течение нескольких веков первого тысячелетия нашей эры многие страны и народы Европы в качестве основного платежного средства использовали римскую монету. Восточные славяне с денежным серебром познакомились также еще в античные времена. Во II и III вв. н. э. римская серебряная монета массово ввозилась в Восточную Европу, оседая в основном на территориях Поднестровья и Поднепровья. За двести лет было импортировано такое количество серебра, что его как сырья для ремесла хватило на четыреста лет. По минимальным подсчетам к 1966 году на территории Центральной и Восточной Европы зарегистрировано свыше 50-ти тысяч римских монет, найденных в кладах или отдельными экземплярами на территориях древних поселений и в могильниках¹³. Однако в Поокском регионе находки таких монет чрезвычайно редки. Муромская земля не исключение. Единственной известной мне находкой античной монеты на территории Муромской земли является даже не серебряный римский денарий, а медная афинская тетрадрахма, точнее, варварское подражание ей, или, как записано в старой инвентарной книге музея, «грубая подделка монеты»¹⁴. Самое интригующее то, что монета входила в состав клада из 558 золотоордынских и русских монет XIV-XV вв., найденного у д. Молотицы и скрытого между 1434 и 1450 гг.

С VIII в. в муромских могильниках появляются первые монеты — серебряные арабские дирхемы. Дирхем представлял собой тонкую круглую серебряную пластинку диаметром 20−25 мм. На ней с обеих сторон были вычеканены арабские надписи, содержащие благочестивые изречения, имена правителей и сведения о месте и годе чеканки монеты. Поскольку надписи делались шрифтом куфи, сами монеты получили название куфических. Такой тип на протяжении четырех столетий — с конца VII в. — оставался единственным для мусульманской серебряной монеты. Само по себе присутствие монет в погребениях еще не дает основания говорить о существовании денежного обращения у муромы; тем более, что, судя по проделанным в некоторых монетах отверстиям или припаянным ушкам, а в некоторых случаях и подвеской нескольких штук в монисто, они могли использоваться в качестве украшений.

Впервые находки куфических монет в Муроме документально зафиксировал местный краевед А. А. Титов в 1840 г., но достоянием широкой публики эти сведения стали только в 1900 г. после публикации их другим краеведом, Н. Добрынкиным: «На земле издревле бывшей городской, ныне отошедшей священнослужителям Крестовоздвиженской церкви, находится овраг, Бучихою называемый, где… ныне построены чугуноплавильный и кирпичный заводы; во время рытья для последних глины, от поверхности не более 5 четвертей (в зависимости от того, какую четверть использовал Титов, глубина в пересчете на современные меры составит от 0,9 до 2,7 м. — Ю. С.)… попадаются серебряные с монгольскими надписями монеты (понимай — дирхемы. — Ю. С.); - полагать надобно, что во время отдаленное на этом месте было языческое кладбище»¹⁵. Найденные во времена Титова монеты не сохранились, но впоследствии на это известие ссылались многие исследователи, а могильник получил название Пятницкого. За многие десятилетия некрополь был значительно поврежден добычей глины, поэтому раскопать его полностью не удалось. Тем не менее, в 1937 г. проводивший раскопки К. Я. Виноградов в числе находок отмечает определенные Р. Р. Фасмером «серебряные дирхемы, чеканившиеся в Самарканде в первой половине Х в.»¹⁶. Было их не менее двух — в могилах № 22 и 29¹⁷.

Пятницкий могильник не единственный, где были найдены монеты. В 1924 году от академика живописи и коллекционера И. С. Куликова в музей поступили шесть дирхемов 913−970 гг., обнаруженных в д. Подболотне в 1910 г. — один целый, два с пробитыми отверстиями и три обломка; в 1933 от другого жителя Мурома приобретен еще один, аббасидский, найденный там же в том же 1910 г.¹⁸ Еще В. А. Городцов, в 1910 г. проводивший первые раскопки этого некрополя, отмечал, что «на пашнях к северо-западу от могильника крестьяне нередко выпахивают серебряные монеты»¹⁹.

Находки дирхемов в могильниках на племенной территории муромы на середину 1980-х годов суммировала Л. А. Голубева. Всего к тому было времени вскрыто тридцать погребений с монетами. «Самая старшая — аббасидский дирхем 753−754 гг. из погребения 5 Максимовского могильника… — найдена с вещами IX — начала Х в. Монеты Аббасидов IX в. (без младших монет) чеканки 820 и 825, 867 и 880−881 гг. обнаружены в погребениях 16, 9, 6 Максимовского могильника… которые датируются по вещам IX в. и началом Х в. В Корниловском могильнике встречена монета 853−862 гг., чеканенная в Мерве. Две аббасидские монеты IX в. происходят из Подболотьевского могильника (Муромский музей, нумизматическая коллекция, № 12 027−12 028). Одна аббасидская монета IX в. вместе с двумя саманидскими Х в. обнаружены в погребении 1 Корниловского могильника… В 21-м погребении муромы (18 происходят из Малышевского могильника) и на двух поселениях — Тумовском и в Муроме — найдены дирхемы Х в.»²⁰. Через несколько лет Т. В. Равдина приводит сведения еще об одиннадцати монетах (целых и фрагментах) из раскопок на Максимовском могильнике (у Л. Голубевой по этому могильнику значатся четыре монеты) и обломках двух дирхемов из случайно вскрытого погребения в Молотицах²¹. В. В. Гришаков и Ю. А. Зеленеев дополняют сведения о находках на Малышевском могильнике еще 33-мя монетами ­900−980 гг.²²

При этом на протяжении VIII в. весь бассейн Оки крайне беден на клады и отдельно поднятые монеты. Известно всего 4 экземпляра, чеканенных в 750−760 гг. Из них два — 753/754 и 758 найдены в Муромском регионе. В первой четверти IX века на Оке уже происходит выпадение девяти кладов (258 экз.) и семи отдельно поднятых монет. На территории, впоследствии занятой г. Муромом, — только одна монета 822 г. Исходя из этого, И. В. Петров делает вывод, что здесь в то время «о формировании крупных и средних состояний не может быть и речи. Следовательно, едва ли можно говорить о формировании на данной территории влиятельных торговых и военно-политических элит»²³. Косвенно этот вывод свидетельствует о том, что на Муромщине еще нет условий для складывания города.

К середине ХХ века историкам по Восточной Европе было известно более 400 кладов и отдельных находок куфических монет²⁴; каждый год их число увеличивается на 3−4 клада²⁵. Из них на бассейн Оки приходится почти треть. На территории Волго-Окского междуречья обнаружено более 50-ти кладов, количество монет в которых варьирует от нескольких штук до десятка тысяч²⁶.

«Серебряный поток» не обошел и Муромскую землю. В 1924 г. у деревни Савково близ Мурома открыт клад дирхемов; из всех монет — точное число их мне неизвестно — удалось определить 203 штуки, позднейшие из которых чеканены в 996 г.²⁷ Через 73 года, в сентябре 1997, на селище у той же деревни, всего в 350 метрах от предыдущей находки, без следов упаковки был найден небольшой кладик из 5-ти куфических монет и одной серебряной пластины монетовидной формы. Спрятан он был не ранее 970 г.²⁸ Еще один клад, разошедшийся по рукам, был обнаружен под Муромом в 1980 г. Его объем и состав установить не удалось; единственная плохой сохранности монета из этого клада, которую видели у местного коллекционера, была бита от имени Исмаила бен Ахмада на монетном дворе Самарканда²⁹.

На Русской равнине известно всего четыре клада-гиганта арабской монеты с числом, превышающим 10 тыс. экз.³⁰ Один из них, самый большой для всей Восточной Европы, зарытый после 939 г., обнаружен на территории бывшего муромского кремля в 1868 году всего в 20 саженях (42 м) от алтаря Богородицкого собора. Под остатками деревянного сруба в двух сосудах — медном и керамическом, заложенными глыбой известняка на глубине около полутора метров, оказалось 10 077 целых (в глиняном) и 14 фунтов изломанных (в медном) монет. Судя по тому, что еще в тридцатые годы ХХ в. от частных лиц в музей поступали монеты из этого клада, какое-то количество дирхемов все-таки ушло на «сувениры». Общий вес находки составил 2 пуда 23 фунта, т. е. более 41 кг. (Для сравнения: ежегодный размер выплаты Новгорода киевскому князю в первые десятилетия XI в. составлял 50 тысяч дирхемов, или 136,4 кг серебра)³¹. Интервал чеканки монет — от 715 до 935 гг.³², чеканены они в аш-Шаше, Андерабе, Самарканде, Балхе, Нишапуре, Мадинат ас-Саламе и других городах³³. Камень, под которым схоронили сокровище, В. М. Потин рассматривает не только как примету, по которой его можно было найти хозяину, но и как свидетельство языческого пережитка поклонения камням и принесения им жертвы³⁴. В финно-угорском язычестве действительно существовал такой культ. А. Альквист, например, рассматривая культ камней в Ярославской области и связывая его с дославянскими верованиями местных финно-угров (меря), отдельно отмечает сопутствующие им факты и легенды о кладах³⁵. Вероятнее всего, муромская глыба была специально втащена на Кремлевскую гору, поскольку таких камней в округе не встречается.

Весной 2006 года еще один клад найден двумя рыбаками на левом (муромском) берегу Оки в 12 км от города. В раздавленном глиняном горшке всего в 10 см от поверхности было спрятано несколько небольших серебряных слитков, моток серебряной же проволоки, 29 западноевропейских и византийских монет и 970 куфических дирхемов и их фрагментов. Из слитков рыбаки сделали блесны, проволока затерялась, а монеты авторам сообщения удалось взвесить и сфотографировать. Дальнейшая их — монет — судьба неизвестна. Дирхемы этого клада чеканились на тридцати семи монетных дворах с 751 по 1003—1004 гг. Младшая же монета, которая дает нижнюю границу датировки клада, — это английский денарий 978−1016 гг.³⁶ Часть монет и обломков была с одним-тремя пробитыми отверстиями, часть обрезана. Анализируя хронологию поступлений, авторы сообщения отмечают десятилетнюю безмонетную лакуну, на время которой — примерно в 1007 г. — приостановилось формирование сокровища, а затем его владелец, возможно, переместился западнее и дополнил клад поздними монетами; сравнивая находку с другими крупными кладами этого времени, авторы приходят к заключению, что накопление предназначалось уже не для денежного обращения, а являлось серебряным ломом для изготовления украшений³⁷.

Таким образом, сегодня можно говорить не менее чем о пяти кладах дирхемов, выпавших на Муромщине. Следует учитывать, что клады скрывали с разными целями: они могли служить депозитами, свидетельствовать об инфляции, военной угрозе, быть накопителем сырья для ювелирных изделий или ­жертвоприношением.

При раскопках Подболотьевского могильника 2012−2013 гг. найдено еще пятнадцать целых дирхемов, три фрагмента, пять подражаний³⁸; причем, в трех случаях монеты находились в кошельках — явное указание на то, что они использовались в качестве денег. Есть в регионе и отдельно найденные монеты: два дирхема чеканки 757−758 гг. -в Муроме и Лесникове, еще два 821−822 и 939 гг. — в Муроме³⁹. Один аббасидский дирхем (821−822 гг.) найден в 1925 г. Ф. Я. Селезневым при обследовании Чаадаевского городища⁴⁰. Еще три или четыре дирхема были обнаружены рабочими там же во время строительства трансформаторной будки в конце 1990-х; о двух дирхемах из Максимовки и Лесникова упоминает И. В. Петров⁴¹. Дирхем Саманида Насра, Самарканд, 938 г., найден в 1935 г. в Муроме около церкви Козьмы и Демьяна⁴².

По сведениям местных коллекционеров из не паспортизированных находок 8−9 монет в последние годы поднято на свекольном поле в Старых Котлицах; позже на том же поле найдено несколько фрагментов. Один дирхем обнаружен в Молотицах при рытье котлована под фундамент дома; еще один целый и несколько обломков подняты на поле рядом с Чаадаевским городищем; несколько экземпляров найдено в черте города на берегу Оки: всего было 12−15 находок. Разломанные и обрезанные монеты подобраны в окрестностях Мурома у Ковардиц, Юрьева, Михайлова, Катышева, Угольного. Количество найденных фрагментов не установлено (но не менее 10-ти). Четыре подражания мультидирхемам в окрестностях Мурома стали добычей «черных археологов» во время проведения Второй международной нумизматической конференции в 2003 г.⁴³ Все они разошлись по частным коллекциям за пределы Мурома⁴⁴. Судя по тому, что в интернете время от времени появляются сообщения вроде этого от апреля 2012 года «сегодня нашли около Мурома один дирхем татаро-монгольский, второй Саманидский (8−10 век)… и третий тоже какой-то куфический дирхем нашли в прошлом году»⁴⁵, обозначенное выше количество найденных монет далеко не конечно.

Собственно, единичные находки, даже паспортизированные, в отличие от кладов не позволяют выявить закономерности денежного обращения. Однако найденные дирхемы — а их только целых не менее 38-ми (плюс еще более 75-ти в погребениях), свидетельствуют о достаточно интенсивном их использовании на Муромской земле.

Проникновение арабского серебра на Муромщину не было случайным. После распада Западной Римской империи в 476 году чеканка римской монеты, соответственно, прекратилась. Почти на триста лет заглохла и разработка рудников. Обращение римского платежного серебра еще некоторое время — около шестидесяти лет — продолжалось на европейском рынке, составляя его денежную основу, однако отсутствие новых эмиссий повлекло за собой уменьшение денежной массы⁴⁶. Выпуск собственной монеты начал король франков Теодеберт I (правил 533/534−547/548)⁴⁷. Но в 711 году на Пиренейский полуостров пришли арабы и создали там могущественное государство — Кордовский эмират, с которым разгорелась война у крупнейшей тогда европейской державы — империи франков Карла I. На ведение войн Карлу, воевавшему к тому же со всей Европой, требовались немалые средства. Эльзасские рудники, поставлявшие серебро с VII в., положения не спасали.

Арабы возобновили добычу на испанских копях и интенсивно разрабатывали серебряные рудники в Центральной Азии⁴⁸. Однако еще одна крупная держава — недружественная Карлу Византия, едва ли не перманентно конфликтовавшая и с гигантским Арабским халифатом, перекрывала доступ мусульманского серебра в Центральную и Северную Европу через Балканы. Единственными воротами, сквозь которые арабское и среднеазиатское серебро могло перетекать на запад, становилась Восточная Европа, и важнейшей дорогой, ведущей к этим воротам, был Волго-Окский путь, поскольку до похода Святослава 965 г. на Оку и Волгу сухопутные пути находились под полным контролем Хазарского каганата. Изучив состав европейских кладов куфических монет X в. А. В. Фомин определил, что на границе Средней Азии распределялись на два потока: «Первый направлялся в Волжскую Булгарию, а затем вверх по Волге. Второй монетный поток распространялся из Хазариии в Поднепровье и частично в Поднестровье и Прикарпатье»⁴⁹. После ослабления хазар роль Волжской Булгарии, а, следовательно, и Волго-Окского пути, значительно возросла.

Едва ли стоит напоминать, что в древности реки служили магистральными транспортными артериями, по которым, в том числе, двигались и торговые караваны, соединяя подчас невообразимо далекие друг от друга земли. По рекам с минимальными затратами можно было перемещать большое количество грузов, а естественная речная сеть, притоки крупных рек, расширяла рынки сбыта. В разное время разные авторы писали по этому поводу примерно одинаково: «Волга и Ока с своими притоками служили большою торговою дорогою для Суздальцев, Ростовцев, Владимирцев, Устюжан, Муромцев и Рязанцев, по которой они торговали с Болгарами, Мордвою и другими тамошними народами»⁵⁰; или: «На юго-востоке — Муром, — древние, насиженные центры обширных и богатых поселений двух финских племен — Меря и Муромы. Племена эти, благодаря водным системам Оки и Волги, уже очень рано вошли в торговые сношения с Востоком и Севером через посредство Волжских Болгар, и с норманнским Западом, через Новгород. Рано вступили эти финские племена в тесную связь с племенами славянскими»⁵¹. Места слияния рек долгое время служили путевыми ориентирами во всяческого рода описаниях маршрутов.

Волга — самая большая река Европы — вместе со своими полноводными притоками Камой и Окой образовывала грандиозную трансконтинентальную воднотранспортную систему, в значительной мере обеспечивающую потребности в торговых сношениях многих стран и народов. Эту систему принято называть «Великий Волжский путь»; скандинавы, по некоторым данным, называли его и вместе с ним Русь «Аустверг» — «Восточный путь»; для отдельных исторических периодов в литературе используются уточняющие названия: «Путь из варяг в арабы» или «Серебряный путь». Название «Серебряный путь» возникло не случайно, и это не просто красивый эпитет.

Начало его активного использования для транзита серебра некоторые исследователи связывают с тем, что, заключив союз с ободритами — племенами западных балтийских славян, среди которых были и отряды руси-варягов, — Карл I узнал от них о возможности получения арабского серебра и поручил им найти оптимальный путь доставки драгоценного металла с Востока⁵². Другие полагают, что освоение Волжского пути -целиком заслуга викингов, точнее, их страсти к серебру: «Где бы ни оказывались датчане, норвежцы или шведы в то время, они высоко ценили этот драгоценный металл, и приобретение его являлось одной из главных целей скандинавов, были ли они пиратами, купцами или наемниками… все были рады любой возможности захватить или отобрать серебро. Именно за мусульманским серебром скандинавские купцы пускались на Волгу, и именно серебром платили скандинавским наемникам за их службу английские короли и византийские императоры. Для некоторых приобретение серебра для того, чтобы копить его или носить в виде украшений, было самоцелью, другие же видели в нем средство получить другие необходимые вещи — еду, вино или верность»⁵³. Однако только освоения торговых путей было мало — следовало также взять их под свой контроль⁵⁴, что порою удавалось сделать варягам. Например, к 850-м гг. в результате нашествий они установили контроль над территориями ильменских словен, кривичей, мери и веси, не ограничиваясь при этом установленной данью, а творя «насилия», о которых упоминают летописи⁵⁵.

Этим, собственно, можно объяснить изначальный интерес варягов (в частности, Рюрика) и к стоящему на «Серебряном пути» Мурому, прослеживаемый по летописям.

Однако двинувшаяся с конца VIII в. арабская монета до Центра, Запада, а некоторое время и до Севера Европы так и не доходила, оседая, главным образом, на ее Востоке. В. М. Потин утверждает, что в Скандинавии, например, ни только кладов с арабским серебром VIII в. нет, — отсутствуют даже находки отдельных монет⁵⁶, однако А. К. Марков сообщает о единственном маленьком куфическом кладе, найденном на Готланде, младшая монета которого относится к 783 г.⁵⁷ (это не означает, что клад был сокрыт в том же году — обычно это происходит через несколько десятилетий после времени выпуска монеты). В целом по наблюдениям В. Л. Янина в Западной Европе монет оседало в два раза меньше, чем на землях восточных славян⁵⁸. Со ссылкой на Н. Бауэра В. Л. Янин утверждает, «что приток серебра в Русь был поистине гигантским. Перемещение масс серебра с Востока… в IX-XI вв. на территорию Руси имело следствием, в частности, то, что куфическая нумизматика гораздо полнее представлена в музеях СССР, чем на родине этих монет»⁵⁹.

Статистический анализ, проведенный нумизматами разных стран, показывает, что мусульманское серебро в IX в. сначала несколько десятилетий обращалось в Восточной Европе⁶⁰. В этом случае, если постулат о решающей роли викингов в торговле по Волжскому пути принять за истину, следует признать, что, возвращаясь «из арабов», свою маржу воинственные скандинавы до суровых северных земель не довозили. Трудно представить, как насельники Мурома предлагали им такой уровень комфорта и неги и такие соблазны и товары, что закаленные в походах, набегах и путешествиях варяги проматывали все полученные деньги, словно непутевый артельщик-золотоискатель, в первом встретившемся кабаке. К тому же в этом случае на Муромщине должна была остаться россыпь скандинавских вещей — а этого, увы, нет. Таким образом, из этой логической схемы следует, что если и бывали здесь варяжские гости, то не столь часто. А. Л. Монгайт также отвергал сколько-нибудь заметное участие в транзитной торговле по Оке и Волге норманнов, поскольку находки скандинавских вещей в рязанском и муромском течении Оки единичны.

Проанализировав топографию выпадения кладов на землях восточных славян, количественное соотношение монет с различной датировкой, местом чеканки и, соответственно, эмитировавших их династий и правителей в каждом кладе, В. Л. Янин пришел к выводу, что транзит мусульманской серебряной монеты не являлся главной целью восточных славян и их ближайших соседей. Львиная доля серебра оседала у них и служила не только и не столько сырьем для ювелирных и иных изделий, сколько платежным средством, т. е. обслуживала собственную торговлю. Об этом оставили свидетельства и средневековые арабские авторы. Заинтересованность восточных славян в серебре хорошо отражена современниками. Рассказывая о том, как происходит торговля у славян и восточных купцов, ал-Гардизи отмечал: «Дирхемы они ломают, и каждый кусок [употребляют в дело?]. Потом они (арабские купцы. — Ю. С.) те дирхемы отдают руссам и славянам, так как те люди не продают товара иначе, как за чеканенные дирхемы»⁶¹. В свою очередь Ибн-Русте писал, что «у них (славян. — Ю. С.) нет денег (чеканенной монеты своей нет у них)… белые, круглые диргемы привозятся из областей ислама и они их покупают (приходят к ним… путем мены за их товары)»⁶².

Происходило это потому, что, за исключением болотных железных руд, заселенные восточными славянами регионы практически не имели собственных месторождений иного металлического сырья. Таким образом, арабское серебро в виде монеты — куфического дирхема, стало основным ввозимым с неевропейского Востока продуктом⁶³. Разумеется, ввозилось монетное серебро не просто так: со стороны славян, финно-угров, скандинавов, славяно-финно-угорских общностей по Оке и Волге двигался встречный товаропоток.

Обращение куфической монеты в Восточной Европе продолжалось два с половиной века — с конца VIII по первую половину XI. На начальном его этапе — конец VIII — начало IX — вместе с куфическими монетами завозились и драхмы сасанидского типа, тоже участвовавшие в торговле, однако в поокских кладах они встречаются редко, в том числе и на муромской территории.

Подробно анализируя ситуации на денежных рынках Восточной Европы по находкам восточных монет, И. В. Петров приходит к выводу, что количество обращавшегося там арабского серебра в разные периоды не было одинаковым. Выделив девять этапов обращения куфического дирхема с середины VIII по XI вв., автор отмечает, что в них были кризисные периоды, когда приток серебра в Восточную Европу резко ослабевал и даже совсем прекращался, связывая их с внешнеполитической ситуацией⁶⁴.

***

Таким образом, вопрос о причинах происхождения города в случае с Муромом оказывается напрямую связанным с трансконтинентальной торговлей. К концу X — началу XI веков на Муромской земле возникла ситуация, благодаря которой в племенном центре муромы, расположенном на важном водном участке международного торгового пути, сконцентрировались значительные финансовые средства. В условиях разложения родо-племенного строя это неизбежно должно было повлечь складывание новых местных финансово-политических элит и стремление этих элит к укреплению, обогащению и усилению своего влияния. Наиболее очевидным способом достижения таких целей было сооружение укрепленного административно-ремесленного центра, который бы устанавливал и обеспечивал порядок внутренней и внешней торговли, осуществлял функции охраны местного населения и транзитных торговцев, служил перевалочной, ремонтной и продовольственной базой и проч. Таким центром и стал Муром.

---

¹ См.: Арциховский А. В. Археологические данные о возникновении феодализма в Суздальской и Смоленской землях // ПИДО. — 1934. — № 11−12; Равдоникас В. И. О возникновении феодализма в лесной полосе Восточной Европы в свете археологических данных // ИГАИМК, 1934. — Вып. 103; Юшков С. В. Очереди по истории феодализма в Киевской Руси. — М.-Л., 1939. — С. 20−24.

² Тихомиров М. Н. Древнерусские города // Уч. Зап МГУ. — М., 1946. — Вып. 99. — С. 32−35.

³ Брайчевский М. Ю. К происхождению древнерусских городов: города Среднего Приднестровья, Поднестровья и Побужья в VIII-IX вв. н. э. по полевым данным последних лет // КСИИМК. — М., 1951. — Вып. 41.

⁴ Тараканова С. А. О происхождении и времени возникновения Пскова // КСИИМК. — 1950. — Вып. 25; она же. К вопросу о происхождении города в Псковской земле // КСИИМК. — М., 1951. — Вып. 41.

⁵ Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. — М., 1951.

⁶ Мавродин В. В., Фроянов И. Я. Энгельс об основных этапах разложения родового строя и вопрос о возникновении городов на Руси // Вестник ЛГУ. — Л., 1970. — № 3.

⁷ Янин В. Л., Алешковский М. Х. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // История СССР. — 1971. — № 2.

⁸ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. — М., 1966. — С. 132.

⁹ Рабинович М. Г. Из истории городских поселений восточных славян // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. — М., 1968.

¹⁰ Пашуто В. Г. О некоторых путях изучения древнерусского города // Города феодальной России. — М., 1966.

¹¹ См., например: Полянский Ф. Я. Экономическая история зарубежных стран. Эпоха феодализма. — М., 1954 // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: economy-ru.com/ekonomicheskaya-istoriya-rf/torgovlya-zapadnoy-evropyi-drevney-23 096.html.

¹² Серебро в мире // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.xenoid.ru/elements/serebrovmire.php.

¹³ См., например: Кропоткин В. В. Клады римских монет на территории СССР // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: kirsoft.com.ru/mir/KSNews₃₂₀.htm; он же. Новые находки римских монет в СССР (дополнение к Своду археологических источников вып. Г4−4) // Нумизматика и эпиграфика. — М., 1966. — Т. VI. — С. 93−121.

¹⁴ МИХМ. Инвентарная книга № 4 (10 939−12 331). По нумизматике.

¹⁵ Титов А. А. Статистическое обозрение города Мурома (публ. подг. Н. Добрынкин) // Памятная книжка Владимирской губернии. — Владимир, 1900. — С. 56.

¹⁶ Карпов А. В. Пятницкий археологический комплекс в древнем Муроме: история изучения и вопросы интерпретации // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: рпу.рф/uploads/3−12/karpov.pdf.

¹⁷ Виноградов К. Раскопка Пятницкого могильника в гор. Муроме в 1937 году. Цит. по: Карпов А. В. Указ. соч.

¹⁸ КП 4. — Л. 77об.-78. № 12 026, 12 027−12 033.

¹⁹ Городцов В. А. Археологические исследования в окрестностях г. Мурома // Древности. — М., 1914. — Т. XXIV. — С. 51.

²⁰ Голубева Л. А. Мурома // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. Археология СССР. — М., 1987. — С. 92.

²¹ Равдина Т. В. Погребения X-XI вв. с монетами на территории Древней Руси: Каталог. — М., 1988. — С. 82, 86.

²² Гришаков В. В., Зеленеев Ю. А. Мурома VII-XI вв. — Йошкар-Ола, 1990. — С. 52−53.

²³ Петров И. В. Восточное монетное серебро: Ока (до 825 г.) // Internaional Journal of experimental Educaition. — 2012. — Р. 82.

²⁴ См.: Марков А. К. Топография кладов восточных монет (сасанидских и куфических). — СПб., 1910; Фасмер Р. Р. Список монетных находок, зарегистрированных Секцией нумизматики и глиптики и т. д. // Сообщ. ГАИМК. — Л., 1926. — Т. I; он же. Список монетных находок (II) // Там же. — Л., 1929. — Т. II.

²⁵ Хан Н. А. Очерки распространения куфических монет на территории Восточной Европы в конце VIII — начале XI вв. — М., 2004. — С. 3.

²⁶ Родина М. Е. Международные связи Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. (по материалам Ростова, Суздаля, Владимира и их округи). Историко-археологические очерки. — Владимир, 2004. — С. 67−68.

²⁷ Дубов И. В. Великий Волжский путь. — Л., 1989. — С. 108 // [Элект­ронный ресурс]. — Режим доступа:

http://englishbookworld.com/bookinfo-dubov-i-v/dubov-i-v-velikiy-volzhskiy-put-razdel-1.html?start=28.

²⁸ Петров П. Н., Калинин В. А. Кладик куфических монет из-под г. Мурома // Древности Поволжья и других регионов. — Нижний Новгород. — 2000. — Вып. 3 // [Электронный ресурс]. — Режим доступа:

http://history-library.com/index.php?id1=3&category=drevniy-mir&author=petrov-pn&book=2000&page=60.

²⁹ Там же.

³⁰ Хан Н. А. Метролого-хронологическое обсуждение // Бауэр Н. П. Серебряные и золотые слитки русского средневековья (Археологическое исследование). Ч. 1. (1929). Ч. 2 (1931) / Пер. с немецкого. Введение и комментарий Н. А. Хана. — М., 2013. — С. 164.

³¹ Ляхницкий В. Н. О конфликте князя Владимира с Ярославом // Вестник Томского государственного университета. — Томск, 2011. — История. — № 2 (14).

³² Марков А. К. Указ. соч. — С. 5−6. — № 28. Родина М. Е. Указ. соч. — С. 67−68; Янин В. Указ. соч.; Хан Н. А. Указ. соч. — С. 50−54; и др.

³³ Хан Н. А. Очерки распространения куфических монет… — С. 50.

³⁴ Потин В. М. Монеты, клады, коллекции. — СПб., 1993. — С. 204.

³⁵ См.: Альквист А. Синие камни, каменные бабы // Journal de la Soci€et€e Ougrienne 86. — Helsinki, 1995. — P. 15.

³⁶ Рева Р. Ю. (Новосибирск), Тростьянский О. В. (Чебоксары). Денежно-вещевой клад начала XI века из окрестностей Мурома (предварительное сообщение) // Обзор докладов и сообщений Международной нумизматической конференции «Эпоха викингов в Восточной Европе в памятниках нумизматики VIII-XI вв.». Санкт-Петербург, Старая Ладога, 18−20.04.2014 // [Электронный ресурс]. — Режим доступа:

http://muzeydeneg.ru/research/obzor-dokladov-i-soobshheniy-mezhdunarodnoy-numizmaticheskoy-konferentsii-epoha-vikingov-v-vostochnoy-evrope-v-pamyatnikah-numizmatiki-viii-xivv/; [Электронный ресурс]. — Режим доступа: gold10.ru/news/19 535/.

³⁷ Там же.

³⁸ Зеленцова О. В. Отчет о проведении охранных археологических исследований Вербовского (Подболотьевского) могильника в Муромском районе Владимирской области в зоне строительства мостового перехода через р. Оку с обходом г. Мурома (II этап) (в 5-х томах). — М., 2013. — Т. I. — С. 28, 29, 30, 31, 56, 93, 127; она же. Отчет о проведении научных археологических исследований Вербовского (Подболотьевского) могильника и селища в Муромском районе Владимирской области в 2013 г. (в 3-х томах). — М., 2014. — Т. 1. — С. 31, 40, 46, 51. Благодарю Вал. В. Бейлекчи, любезно предоставившего мне возможность познакомиться с отчетами о раскопках.

³⁹ Петров И. В. Восточное монетное серебро: Ока (до 825 г.) // Internanional Journal of experimental Cation. — 2012. — № 5. — С. 82.

⁴⁰ См.: Мурома и славяне // lubovbezusl.ucoz.ru/publ/istorija/murom/osnovanie_muroma_knjaz_gleb_vladimirovich_svjatoj/66−1-0−1393; МИХММ. Инв. № 10 350.

⁴¹ Петров И. В. Восточное монетное серебро: Ока (до 825 г.) // Internaional Journal of experimental Educaition. — 2012. — Р. 82.

⁴² КП 4. — Л. 77об.-78. — № 12 025.

⁴³ Арсюхин Е. Стояли три сосны. Муром — каким он был и каким я его увидел // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: archeologia.narod.ru/murom/murom.htm.

⁴⁴ Благодарю Л. Соловьева, любезно сообщившего мне эти сведения.

⁴⁵ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: kladoiscatel.ru/forum/2−394−2.

⁴⁶ См.: Максимов М. Очерк о серебре // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: iknigi.net/avtor-mihail-maksimov/10 269-ocherk-o-serebre-mihail-maksimov/read/page-1.html.

⁴⁷ Франкское государство // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5_%D0%B3%D0%BE%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE.

⁴⁸ О рудниках см., например: Камалиддинов Ш. С. Историческая география Южного Согда и Тохаристана по арабоязычным источникам IX — начала XIII вв. // kroraina.com/casia/kamalid/kamal2₁₂.html.

⁴⁹ Фомин А. В. Рунические знаки и тамги на подражаниях куфическим монетам Х в. // СА. — 1988. — № 4. — С. 187−198.

⁵⁰ Беляев И. Рассказы из русской истории. — М., 1865. — Кн. 1. — С. 367.

⁵¹ Полевой П. Очерки русской истории в памятниках быта. — СПб., 1880. — С. 136.

⁵² Аимин А. Серебряный путь // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: proza.ru/2009/10/05/1179.

⁵³ Сойер П. Эпоха викингов // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: www.plam.ru/hist/yepoha_vikingov/index.php.

⁵⁴ Носов Е. Н. Первые скандинавы в Северной Руси // Викинги и славяне. Ученые, политики и дипломаты о русско-скандинавских отношениях. — СПб. 1998. — C. 61.

⁵⁵ Петров И. В. Седьмой этап обращения куфического дирхема в Восточной и Северной Европе: варяги, хазары и финансовый коллапс 850-х гг. // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. — 2013. — № 8. — С. 132.

⁵⁶ Потин В. М. Русско-скандинавские связи по нумизматическим данным (IX-ХII вв. // Исторические связи Скандинавии и России IX-XVII вв. — Л., 1970. — C. 66.

⁵⁷ Марков А. К. Топография кладов восточных монет (сасанидских и куфических). — СПб., 1910. — С. 62. — № 13.

⁵⁸ Янин В. Денежно-весовые системы домонгольской Руси и очерки истории денежной системы средневекового Новгорода // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: krotov.info/libr_min/28_ya/ni/n₁.htm.

⁵⁹ Там же. Автор ссылается: Bauer N. Die russischen Funde abendlundischer Munzen des 11 und 12. Jahrhunderts. Zeitschrift fur Numismatik (Berlin). Bd. 39 (1929) und 40 (1930). Автореферат. Проблемы истории докапиталистических обществ. — 1933. — № 9−10. — С. 235.

⁶⁰ См.: Хан Н. А. Очерки распространения куфических монет… — С. 11.

⁶¹ Извлечение из сочинения Гардизи «Зайн ал-ахбар». Приложение к Отчету о поездке в Среднюю Азию с научною целью в 1893—1894 гг.» // Бартольд В. В. Сочинепния. — М., 1973.

⁶² Ковалевский А. П. Чуваши и булгары по данным Ахмеда ибн-Фадлана. — Чебоксары, 1954. — С. 46; другой перевод, приведенный в скобках, см.: Хвольсон Д. А. Известия о хозарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-Али Ахмеда бен Омар Ибн-Даста и т. д. — СПб., 1869. — С. 24−25.

⁶³ Там же.

⁶⁴ Работы И. В. Петрова: Сасанидское монетное серебро (Средняя Волга, Вятка, Кама) // Перспективы науки. — 2013. — № 3. — С. 56−58; Периодизация обращения куфического дирхема и региональные денежные рынки (VIII-IX вв.) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. — 2013. — № 4−3. — С. 137−141; Верхневолжский и Волго-Клязьминский денежный рынок IX в. // Государство и гражданское общество. — СПб., 2004. — Вып. 9. — Ч. 1. — С. 181−191; Восточное монетное серебро: Западная Двина — Днепр (до 825 г.) // Международный журнал экспериментального образования (Далее — МЖЭО. — Ю. С.). — 2012. — № 5. — С. 57−58; Восточное монетное серебро: Ока (до 825 г.) // МЖЭО. — 2012. — № 5. — С. 82; Крупнейший восточноевропейский клад (IX в.) // МЖЭО. — 2012. — № 5. — С. 116; Восточное монетное серебро: Днепр, Десна (до 825 г.) // МЖЭО. — 2012. — № 5. — С. 116−117; Восточное монетное серебро: Средняя Волга, Вятка, Кама (до 825 г.) // МЖЭО. — 2012. — № 5. — С. 125−126; Восточное монетное серебро: Волхов, Ильмень (до 825 г.) // МЖЭО. — 2012. — № 5. — С. 136−137; Архивные материалы и обращение восточного монетного серебра в Восточной Европе // МЖЭО. — 2012. — № 5. — С. 138−139; Древнейшие восточные монеты Волховско-Ильменского региона (VI — первая половина VIII в.) // МЖЭО. — 2012. — № 5. — С. 139; Восточное монетное серебро: Минское и Могилевское монетные скопления (до 825 г.) // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований (Далее — МЖПФИ. — Ю. С.). — 2012. — № 5. — С. 72; Восточное монетное серебро: Волга, Клязьма (до 825 г.) // МЖПФИ. — 2012. — № 5. — С. 83; Восточное монетное серебро: Прибалтика (до 825 г.) // МЖПФИ. — 2012. — № 5. — С. 95; Восточное монетное серебро: Волга, Клязьма (825−859 гг.) // МЖЭО. — 2012. — № 6. — С. 25−26; Восточное монетное серебро: Средняя Волга, Вятка, Кама (825−859 гг.) // МЖПФИ — 2012. — № 6. — С. 26−27; Восточное монетное серебро: Западная Двина — Днепр (825−859 гг.) // МЖПФИ. — 2012. — № 6. — С. 27−28; Восточное монетное серебро: Днепр, Десна (825−859 гг.) // МЖЭО. — 2012. — № 6. — С. 28; Восточное монетное серебро: Ока (825−859 гг.) // МЖЭО. — 2012. — № 6. — С. 28; Восточное монетное серебро: Волхов, Ильмень (825−859 гг.) // МЖЭО. — 2012. — № 6. — С. 28−29; Восточное монетное серебро: Волга, Клязьма (860−879 гг.) // МЖЭО. — 2012. — № 7. — С. 96−97; Восточное монетное серебро: Прибалтика (825−859 гг.) // Современные наукоемкие технологии (Далее — СНТ. — Ю. С.). — 2012. — № 7. — С. 8; Западные монетные связи Древней Руси (830-е гг.) // СНТ.- 2012. — № 7. — С. 8; Восточное монетное серебро: Волхов, Ильмень (860−879 гг.) // СНТ. — 2012. — № 7. — С. 9; Восточное монетное серебро: Средняя Волга, Вятка, Кама (860−899 гг.) // СНТ. — 2012. — № 7. — С. 13−14; Восточное монетное серебро: Верхняя Волга (880−890-е, 860−870-е гг.: сравнительный анализ) // СНТ. — 2012. — № 7. — С. 35; Восточное монетное серебро: Западная Двина — Днепр (860−899 гг.) // СНТ. — 2012. — № 7. — С. 58; Восточное монетное серебро: Прибалтика (860−899 гг.) // СНТ. — 2012. — № 7. — С. 61; Восточное монетное серебро: Волхов, Ильмень (880−899, 860−879 гг.: сравнительный анализ) // СНТ. — 2012. — № 7. — С. 64; Восточное монетное серебро: Днепр, Десна (860−899 гг.) // МЖПФИ. — 2012. — № 8. — С. 69; Восточное монетное серебро: Березина (конец IX в.) // МЖПФИ. — 2012. — № 8. — С. 73; Восточное монетное серебро: Ока (860−870-е, 880−890-е гг.: сравнительный анализ) // МЖПФИ. — 2012. — № 8. — С. 118; Первый этап обращения куфического дирхема в Восточной Европе (700−740-е гг.) // МЖЭО. — 2012. — № 10. — С. 68−71; Второй этап обращения куфического дирхема в Восточной Европе (750−760-е гг.) // МЖЭО. — 2012. — № 10. — С. 71−72; Третий этап обращения куфического дирхема в Восточной Европе (770−780-е гг.) // МЖЭО. — 2012. — № 10. — С. 72−76; Четвертый этап обращения куфического дирхема в Восточной Европе (790-е гг.) // МЖЭО. — 2012. — № 10. — С. 76−77; Пятый этап обращения куфического дирхема на Западно-Двинском денежном рынке (800-е — 1 пол. 820-х гг.) // СНТ. — 2012. — № 12. — С. 39; Пятый этап обращения куфического дирхема на Волго-Вятско-Камском денежном рынке (800-е — 1 пол. 820-х гг.) // СНТ. — 2012. — № 12. — С. 40; Пятый этап обращения куфического дирхема на Верхневолжском (Волго-Клязьминском) денежном рынке (800-е — 1 пол. 820-х гг.) // СНТ. — 2012. — № 12. — С. 40−42; Пятый этап обращения куфического дирхема и Минское монетное скопление (790-е гг.; 800-е — 1 пол. 820-х гг.) // СНТ. — 2012. — № 12. — С. 42; он же. Пятый этап обращения куфического дирхема на Волховско-Ильменском денежном рынке (800-е — 1 пол. 820-х гг.) // СНТ. — 2012. — № 12. — С. 42−44; Пятый этап обращения куфического дирхема и Могилевское монетное скопление (800-е — 1 пол. 820-х гг.) // МЖЭО. — 2013. — № 1. — С. 125; Пятый этап обращения куфического дирхема в Прибалтике (800-е — 1 пол. 820-х гг.) // МЖЭО. — 2013. — № 1. — С. 132; Пятый этап обращения куфического дирхема и Днепро-Деснинский денежный рынок (800-е — первая половина ­820-х гг.) // МЖЭО. — 2013. — № 1. — С. 138−139; Пятый этап обращения куфического дирхема и Поокский денежный рынок (800-е — первая половина 820-х гг.) // МЖЭО. — 2013. — № 3. — С. 16−17; Пятый этап обращения куфического дирхема в Восточной и Северной Европе (800-е — первая половина 820-х гг.) // МЖЭО. — 2013. — № 3. — С. 17−19; VI этап обращения куфического дирхема на Волховско-Ильменском денежном рынке (825−849 гг.) // МЖПФИ. — 2013. — № 4. — С. 125−126; VI этап обращения куфического дирхема на Волго-Вятско-Камском денежном рынке (825−849 гг.) // МЖЭО. — 2013. — № 4 (часть 2). — С. 151−152; Второй этап обращения куфического дирхема на Волховско-Ильменском денежном рынке и кризис поступления восточного монетного серебра (750−760-е гг.) // МЖЭО. — 2013. — № 4 (часть 2). — С. 157−158; Третий этап обращения куфического дирхема и расцвет Волховско-Ильменского денежного рынка (770−780-е гг.) // Успехи современного естествознания (Далее — УСЕ. — Ю. С.). — 2013. — № 5. — С. 29−31; Четвертый этап обращения куфического дирхема и кризис обращения восточного монетного серебра на Волховско-Ильменском денежном рынке (790-е гг.) // УСЕ. — 2013. — № 5. — С. 31−32; Шестой этап обращения куфического дирхема на Верхневолжском (Волго-Клязьминском) денежном рынке (825−849 гг.); значение фрагментированных монет; драхмы и полудрахмы сасанидского типа // УСЕ. — 2013. — № 5. — С. 32−34; Шестой этап обращения куфического дирхема, финансовый кризис на Днепро-Деснинском и Поокском денежных рынках, проблема исчезновения монет сасанидского типа (825−849 гг.) // УСЕ. — 2013. — № 5. — С. 34−36; Шестой этап обращения куфического дирхема в Восточной и Северной Европе, время расцветов и кризисов (825−849 гг.) // УСЕ. — 2013. — № 5. — С. 36−38; Седьмой этап обращения куфического дирхема на Волховско-Ильменском денежном рынке (­850-е гг.) и кризис поступления восточного монетного серебра (вторая половина 820-х — 850-е гг.) // УСЕ. — 2013. — № 5. — С. 38−39; Восьмой этап и расцвет обращения куфического дирхема на Волховско-Ильменском денежном рынке (860−870-е гг.) // УСЕ. — 2013. — № 5. — С. 39−41; Девятый этап обращения куфического дирхема и катастрофический спад финансовой активности на Волховско-Ильменском денежном рынке (880−890-е гг.) // УСЕ. — 2013. — № 5. — С. 41−42; VI этап обращения куфического дирхема на Западно-Двинском денежном рынке и проблема фрагментированных восточных монет (825−849 гг.) // МЖПФИ. — 2013. — № 5. — С. 128−130; Седьмой, восьмой, девятый этапы обращения куфического дирхема на Верхневолжском (Волго-Клязьминском) денежном рынке: кризисы 850-х и 880−890-х гг., расцвет 860−870-х гг. // МЖПФИ. — 2013. — № 5. — С. 150−152;. Седьмой, восьмой и девятый этапы обращения куфического дирхема и исчезновение восточного монетного серебра на Волго-Вятско-Камском денежном рынке (850−890-е гг.) // МЖПФИ. — 2013. — № 5. — С. 153−154; Седьмой этап обращения куфического дирхема на Западно-Двинском (Верхне-Днепровском) денежном рынке: финансовый кризис 850-х гг. // МЖПФИ. — 2013. — № 6. — С. 119−120; Восьмой этап обращения куфического дирхема на Западно-Двинском (Верхне-Днепровском) денежном рынке: финансовая активность 860-х гг. // МЖПФИ. — 2013. — № 6. — С. 120−121; Девятый этап обращения куфического дирхема на Западно-Двинском (Верхне-Днепровском) денежном рынке и Березинское монетное скопление (финансовый кризис 880−890-х гг.) // МЖПФИ. — 2013. — № 6. — С. 122−123; Первый этап обращения куфического дирхема (первая половина VIII в.) и монеты сасанидского типа на Волховско-Ильменском денежном рынке // УСЕ. — 2013. — № 7. — С. 157; Шестой и седьмой этапы обращения куфического дирхема в Прибалтике: время расцветов и кризисов (вторая половина 820-х — 850-е гг.) // МЖПФИ. — 2013. — № 7. — С. 141−142; Восьмой и девятый этапы обращения куфического дирхема в Прибалтике: подъем 860−870-х гг. и финансовый коллапс 880−890-х гг. // МЖПФИ. — 2013. — № 7. — С. 142−143; Шестой, седьмой, восьмой, девятый этапы обращения куфического дирхема и финансовый кризис 825−900 гг. на Днепро-Деснинском денежном рынке // МЖПФИ. — 2013. — № 8. — Ч. 3. — С. 115−117; Седьмой этап обращения куфического дирхема в Восточной и Северной Европе: варяги, хазары и финансовый коллапс 850-х гг. // МЖПФИ. — 2013. — № 8 — Ч. 3. — С. 132−133; Восьмой этап обращения куфического дирхема в Восточной и Северной Европе: деятельность Рюрика и финансовые потоки 860-­870-х гг. // МЖПФИ. — 2013. — № 8. — Ч. 3). — С. 159−160; Девятый этап обращения куфического дирхема в Восточной и Северной Европе: финансовый кризис 880−890-х гг. // МЖПФИ. — 2013. — № 8. — Ч. 3. — С. 160−161; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI-XIII вв. (Часть 1. Волго-Вятско-Камский денежный рынок. VI-VII вв.) // МЖЭО. — 2013. — № 11 (часть 1). — С. 107−109; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI-XIII вв. (Часть 2. Нижний Днепр, бассейн Черного моря в районе Днепровского лимана. VI-VII вв.) // МЖПФИ. — 2014. — № 1. — С. 33−36; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI-XIII вв. (Часть 3. Поокский денежный рынок. VI-VII вв.) // МЖПФИ. — 2014. — № 1. — С. 36−37; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI-XIII вв. (Часть 4. Подонский денежный рынок. VI-VII вв.) // МЖПФИ. — 2014. — № 1. — Ч. 2. — С. 225−226; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI-XIII вв. (Часть 5. Черноморское побережье Северного Кавказа; Таманский полуостров. VI-VII вв.) // МЖПФИ. — 2014. — № 3. — Ч. 2. — С. 19−20; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI — XIII вв. (Часть 6. Северный Кавказ: Кисловодская котловина. VI-VII вв.) // МЖПФИ. — 2014. — № 3. — Ч. 2. — С. 20−22; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI- XIII вв. (Часть 7. Крымский денежный рынок. VI-VII вв.) // МЖПФИ. — 2014. — № 3. — Ч. 2. — С. 22−27; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI-XIII вв. (Часть 8. Волховско-Ильменский денежный рынок. VIII в.) // СНТ. — 2014. — № 4; 9. Верхневолжский денежный рынок. VIII в.) // СНТ. — 2014. — № 4; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI-XIII вв. (Часть 10. Западно-Двинский и Верхнеднепровский денежный рынок. VIII в.) // МЖЭО. — 2014. — № 5. — Ч. 2; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI-XIII вв. (Часть 11. Прибалтийский денежный рынок. VIII в.) // МЖЭО. — 2014. — № 5. — Ч. 2; Топография кладов восточных, византийских, западноевропейских и древнерусских монет VI-XIII вв. (Часть 12. Днепро-Деснинский денежный рынок. VIII в.) // МЖЭО. — 2014. — № 5. — Ч. 2.