Купряшина Т. Б. Муромский музей. У истоков

Муромский музей начинался почти век назад с «коллекции пресноводных моллюсков, восьми чучел птиц и млекопитающих», собранных участниками кружка по изучению природы при Муромском реальном училище. В августе 1918-го года Муромскому музею местного края при отделе народного образования была выделена одна комната — в доме № 13 по Николо-Можайской улице. Музеи проходили по ведомству народного просвещения, и музеи местного края создавались повсеместно.

Историко-художественные коллекции у музея появились в декабре, когда передали имущество из усадьбы графов Уваровых в селе Карачарово близ Мурома. Это был ключевой момент в судьбе Муромского музея.

В своих воспоминаниях, которые графиня П. С. Уварова назвала символично «Былое. Давно прошедшие счастливые дни», она пишет, что имение Карачарово досталось ей и незамужним дочерям по разделу наследства в 1891 г. Усадьба располагалась на высоком холме над Окой и называлась «Красная Гора». Вся территория была ограничена крутыми склонами, глубокими оврагами. Большой дом (фактически дворец) был ранее достроен по указаниям ее супруга известного археолога А. С. Уварова. Так как жить в нем было некому лет двадцать, то он снова был запущен. Дом оказался без полов и оконных рам. Графиням пришлось ремонтировать дворец и заняться лесным хозяйством, которое было с этого времени их единственным достоянием. До освобождения крестьян существовало огромное барское полевое хозяйство, но село Карачарово было так многолюдно, что пришлось отдать крестьянам не только всю пахотную землю, но и часть заливных лугов по ту сторону реки. Графиня вспоминает, что они очень скоро привыкли и полюбили свое Карачарово, наслаждались с балкона дворца видом на могучую многоводную Оку, на заливные луга, тянувшиеся по правую сторону на протяжении двадцати пяти верст и заканчивавшиеся темной полосой «нашего леса». Дом и флигели заполнились всеми привычными предметами дворянского быта и произведениями искусства, портретами предков. Была библиотека. Небольшой парк вокруг дворца, оранжереи, конюшни и все прочее, свойственное традиционной жизни в усадьбе. Жили в основном летом, зиму проводили в Москве.

В роковом 1917 году П. С. Уваровой было уже 77 лет. Она обращалась к представителям Временного Правительства, призывая спасти ценности царской семьи, Зимний Дворец обратить в большой Национальный музей. Революции не до этого. «Мы с детьми немедленно уехали в Поречье, — пишет она, — и принялись там за упаковку и отправку в Москву…»¹. Карачарово было далеко. В октябре 1917 года, когда шли бомбардировки кремля, пришлось покинуть Москву, затем и Россию.

Декрет о земле, один из первых декретов Советской власти, принятый в 2 часа ночи с 26 октября на 27 октября (ст. ст.) 1917 года отдавал бывшие дворянские усадьбы, расположенные в сельской местности, со всем их имуществом местным советам. Советы могли делать с ними все, что угодно. Уваровское имение оказалось во власти Карачаровского волостного совета.

Только через полгода, 28 мая 1918 года, Большой государственной комиссией по просвещению был утвержден отдел по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата по просвещению. Еще называли так: Коллегия по делам музеев и охраны памятников искусства и старины. Она создана была И. Э. Грабарем, но вскоре заведующей утверждается Н. И. Троцкая. Очевидно было, что имя жены всесильного председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам Л. Д. Троцкого, второго после Ленина в государственной власти, принесет больше пользы. Мнения современников о Н. И. Троцкой разноречивы. Называли ее самонадеянной, властной и вздорной, говорили, что на работе редко бывала. Ее энергия действовала или только ее имя, но работа двигалась. Троцкая не стала вводить какие-то свои порядки, сохранив команду Грабаря. Она защищала своих сотрудников от притеснений, обысков и арестов, старалась облегчить их материальное положение. В Москве были голод и холод.

Сотрудники Музейного отдела по предложению Троцкой официально назывались эмиссарами, чтобы повысить их правовой статус. Эмиссар — от лат. еmissarius — «присланный»; лицо, посылаемое политической или государственной организацией с секретным поручением. Мандаты, подписанные Троцкой, оказывали магическое действие и давали возможность организовать охрану историко-художественных ценностей на местах или эвакуировать их. Шла гражданская война. Случалось всякое, могли и арестовать защитников «имущества буржуазии», а белогвардейцы могли и расстрелять владельца такого мандата.

Декрет о земле, позволявший уездным земельным комитетам распоряжаться имуществом в имениях, связывал руки музейным эмиссарам. Н. И. Троцкой удалось добиться принятия Совнаркомом 5 октября 1918 года декрета «О регистрации, принятии на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений». Единственным обладателем всех историко-художественных богатств страны объявлялся Народный комиссариат по просвещению, а именно — его Музейный отдел. К осени 1918 года Музейный отдел имел восемь подотделов, в т. ч. подотделы провинциальных музеев и провинциальной охраны памятников искусства и старины. Главной задачей являлась охрана гигантского даже просто по материальной ценности имущества в музеях, дворцах, церквях. В Музейном отделе собрались крупнейшие специалисты. Это были люди широкообразованные, отличавшиеся нравственной чистотой и порядочностью. Эта была «кучка музейных фанатиков», как с гордостью писал о них Грабарь. Может быть, теперь музейные будни ни у кого не ассоциируются с подвигом, но с фанатизмом — по-прежнему.

От реквизиции муромского имения Уваровых до передачи ценностей в музей прошло больше года. Как это было, что там происходило в 1918 году? Могло все исчезнуть.

Итак, тревожная хроника событий 1918 года, восстановленная по документам Владимирского архива и Муромского музея.

Самый ранний документ (среди обнаруженных) о судьбе уваровских коллекций — рукописная записка с резолюциями: «1918 года марта 13 дня Комиссия по приему на учет имения бывш. гр-ни Уваровой что при селе Карачарово, в составе: Зворыкина, Тихомирова, Апыхтина, Птицина, Калугина согласно поручения Муромского комиссариата Земледелия выезжала в это имение для принятия его на учет в ведение Уездного Комиссариата Земледелия. В присутствии Комиссара Карачаровского Комиссариата Земледелия и членов произвела осмотр этого имения. При этом выяснилось, что никаких планов на имение у Комиссариата земледелия и никаких сведений о количестве земли имения не имеется, почему принять на учет землю не представляется возможным. Ключей от шкафов, гардеробов и сундуков так же нет. Некоторые из них были отперты случайно подошедшими ключами, имеющимися у Комиссара. В них оказались очень ценные вещи, как-то ковры, шелковые, батистовые, бархатные и пр. шторы, отрезы всевозможных материй и пр. Имеется очень ценная и редкая библиотека, археологический музей и при нем библиотека. Ценные картины, роскошная мебель и пр. и пр. и все это оценить без специалистов не представляется возможным. Кроме сего имеется ценнейшая оранжерея, для поддержания которой необходимы средства в самом скором времени, иначе все это богатство пропадет. Комиссия полагает, что необходимо назначить 2−3 лиц для подробной описи всего имущества, каковое должно быть опечатано и назначить усиленную стражу. Необходимо достать планы на землю хотя бы из Владимира. Все вышеизложенное необходимо сделать в самом непродолжительном времени. (Подписи без расшифровки. - Т. К.): Н. Апыхтин, Член комиссариата Ф. Калугин, Архитектор А. Зворыкин, Агроном М. Птицин, А. Тихомиров». Резолюция: «Составить комиссию из 3-х лиц, поручив ей произвести опись, пригласить специалистов, библиотекаря, художника, археолога, … (неразб.), для оценки вещей». Резолюция: «Исполнить»². Исполнить удалось более чем через полгода.

Через месяц, 18 апреля, было написано письмо (рукописное) в Муромский комиссариат земледелия от Муромского научного общества, озабоченного судьбой коллекций из имения Уваровых за подписью И. П. Мяздрикова³. В Муроме, как и повсеместно в 1910-е годы, в 1916 году при поддержке последнего дореволюционного городского головы И. П. Мяздрикова (т. е. сверху) создавалось научное общество по изучению местного края. В него вошел шестьдесят один человек, но разразившаяся революция помешала работе, затем оно было вынуждено прекратить свою деятельность, т. к. его помещение в реальном училище реквизировал Высший Военный Совет (ВВС — орган управления Красной армии), эвакуированный в Муром весной 1918 г. из Москвы. Представители ВВС тоже осматривали имение Уваровых, видимо, для квартир высшего состава⁴. 11 мая уездный комиссариат земледелия обращается к Карачаровскому волостному совету: «…не допускать никого и никакие организации в помещение имения…, будут привлечены перед военно-рев. трибуналом». Даже ревизионной комиссии в июне проверять имения не разрешается⁵. Возможно, письмо от научного общества сыграло свою роль. Наконец, в июле Карачаровский волостной совет принимает очень важное решение — обращается в Муромский уездный комиссариат земледелия и просит помещения в имении Уваровой опечатать. Пожалуй, надо благодарить за это председателя совета И. Костерина. Опечатали 29 июля «двумя печатями на желто-серых картонах с надписями: 1) Председатель Карачаровской сельской избирательной комиссии Карачаровской волости (скорее всего, иной печати не оказалось. - Т. К.), 2) Муромский Уездный Земельный Комитет». Составили тщательный акт. Приложены изображения печатей⁶. По ноябрьским документам можно будет убедиться в целости печатей.

В имении надо было как-то налаживать жизнь без хозяев. Создана экономия, назначались заведующие, менялись экономы. Ряд служащих продолжал исполнять свои обязанности, обслуживать сельскохозяйственных рабочих, среди которых были австрийцы. Волостному совету приходилось рассматривать вопросы о прибавке жалованья служащим ввиду инфляции. Кухарке и скотнице прибавили с 25 до 50 рублей, а с 20 сентября за 225 рублей наняли садовника для спасения оранжерейных растений⁷. К осени осложняется вопрос с продовольствием. Комитеты бедноты распределяют все, что удалось произвести в экономии «б. гр. Уваровой». Красную материю «на знамя к празднованию революции» берут в имении; стулья, столы, зеркала, часы и даже веревки, теплую одежду — все там же. А еще в протоколах фигурируют решения о спичках, дровах, лошадях, сене, жалованье дворникам, служащим, увольнении лишней прислуги, о продаже цветов. Художник Лобков пишет, что нечем рисовать вождей. Принимается решение об отпуске из имения карандашей и красок, которыми рисовать портреты для учреждений, и что «краски для других целей не нужны»⁸.

В Муромском уезде начинают создаваться коммуны, и 25 сентября Карачаровской сельскохозяйственной общине предлагается «перейти на коммунистическое ведение хозяйства». Дело в бывшей барской деревне, видимо, не двигается, поскольку 7 декабря крестьянина Федора Петровича Курникова собираются «снабдить литературой» для такой работы⁹. Позже, в 1919 г., появится коммуна «Альтруист» и просуществует до 1924 г.

Однако над ценностями, запертыми и опечатанными в имении, постоянно висит угроза. В протоколах Карачаровского волостного совета рассматривается вопрос «если спонадобится вскрыть шкафы или двери в имении графини Уваровой», и выносится постановление: «Вскрывать Исполнительному комитету вместе с економом. За отсутствием его исполнительному комитету разрешается вскрывать составлением протокола»¹⁰. 23 сентября военному волостному комиссару разрешают поместить канцелярию на Красной горе в доме графини Уваровой¹¹.

Наконец, 9 октября Муромский УЗО предлагает волостному совету срочно дать своих представителей для проверки имущества в имении, ссылаясь на постановление отдела текущей земельной политики Народного комиссариата земледелия о переходе всех помещичьих домов с находящимся в них имуществом в ведение уездных земельных отделов¹². В Карачарове решили посопротивляться (постановление от 14 октября): «большинством 12 против 5… и просить Муромский Уездный Отдел Народного Образования оставить Комитету Уезда Музей с редкостями находящимися в этом имении»¹³. 8 нояб­ря Владимирский местный контроль фиксирует в журнале за № 4669, что «помощник ревизора Мирский 31 окт. посетил Уваровское имение и донес, что Уездный Комиссариат передавая правый флигель под Народный дом, намерен передать и все там имущество… Учетно-Контрольная Коллегия протестуя самым решительным образом… просит перенести все имущество в главный дом вплоть до сформирования особой ­комиссии»¹⁴.

Опись имения все же была составлена! И она нашлась — хранится среди документов уездного земельного отдела в ГАВО. Это объемный машинописный документ формата А4 на сорока трех листах. Описаны все помещения, ценности, инвентарь и пр. На ее составление, наверное, ушел не один день. Опись испещрена пометами — передано в музей, передано народному дому и пр. К описи есть акт: «1918 года Ноября 30 дня мы, нижеподписавшиеся Члены Муромского Уездного Земельного Отдела Дегтярев и Занозин Карачаровского Волостного Земельного Отдела Орехов и Волостного Исполнительного Комитета Маслин производили опись живого и мертвого инвентаря и имущества в имении бывшей графини Уваровой при чем все имущество, поименованное в прилагаемой при сем описи находится налицо о чем и ПОСТАНОВИЛИ: записать в настоящий акт, который вместе с описью представить в Уездный Земельный Отдел для передачи имущества заведующему имением на предмет хранения и ответственности за таковое»¹⁵. В октябрьских документах упоминалась временная заведующая Н. В. Рунина. Наконец, в конце ноября, принимается важнейшее решение, определившее судьбу коллекций из Карачарова и Муромского музея: «ЖУРНАЛ № 767 Заседания Муромского Уездного Земельного Отдела Совета Ра. Кр. и Красноарм. Депутатов. 1918 года Ноября 30 дня. Муромский Уездный Земельный Отдел под председательством Заведующего Уездным Земельным Отделом Шишлина, Членов: Дегтярева, Исаева и Куприянова, при делопроизводителе Афанасьеве.

Рассмотрев заявление представителя Всероссийской Коллегии по охране памятников и музеев Пашуканиса о передаче всех предметов старины находящихся в имении гр. Уваровой в ведение Муромского музея при Муромском Уездном Отделе Народного Образования, принимая во внимание, что все предметы старины действительно требуются лишь только для музея, то Уездный Земельный Отдел ПОСТАНОВИЛ: все предметы, признанные представителем Всероссийской Коллегии Пашуканис подлежащими передачи, передать в ведение Муромского музея; для каковой цели командировать члена К. П. Дегтярева»¹⁶. Подписи всех следуют.

Вызвали эмиссара из Москвы? Кто? Причем оперативно! Значит, в ноябре уже велся отбор, причем эмиссару уже можно было руководствоваться декретом от 5 октября 1918 года «О регистрации, принятии на учет…». В каком состоянии эмиссар застал имение? Похоже, что в полном порядке. В акте, написанном рукой Пашуканиса 2 декабря, говорится, что «печати во флигеле народного дома на уборной и комнате № 8… с одной стороны отстали от краски»¹⁷. Если уж такая мелочь — повод для отдельного акта, следовательно, и прочие печати не были сорваны.

В музейном архиве самый ранний документ, упоминающий таинственного эмиссара — это акт, начатый, очевидно, почерком самого Пашуканиса: «1918 года декабря 3-го дня, я представитель комиссии Карачаровского Народного Дома тов. Кукин сдал представителю Отдела Народного Образования, заведующему Муромским Музеем тов. Жадину для передачи в сказанный музей нижеследующих предметов, находящихся в правом боковом флигеле дома б. гр. Уваровой:

Одну тумбочку красного дерева

Одну зеркальную этажерку

Стеклянный шар от паникадила XVIII в.

Один барельеф гипсовый

10 акварелей, виды итальянских городов

Три картины больших: а) генерал 12-го года, б) вид города, в) Архипов «На Оке»

Восемь картин малых, из них три раскрашенные гравюры

Две фарфоровых синих пепельницы

Два соусника фарфоровые, белые с золотыми листочками

Четыре бронзовых и один посеребренный подсвечник

Шесть деревянных бра

Четыре хрустальных блюда

Одно глиняное блюдо с распятием

Два стеклянных стакана цветных

Пятьдесят одна тарелка фарфоровая разных фабрик

Две большие картины фламандской школы.

(Все это могло запросто вместе с флигелем отойти Карачаровскому народному дому! — Т. К.) Подписи: одна неразборчива, член Карачаровского Народного Дома И. Кукин. При сдаче присутствовал Эмиссар Коллегии по делам музеев Народного Комиссариата по Просвещению В. Пашуканис». Почерк последней приписки совпадает с началом документа¹⁸.

Заведующий музеем В. И. Жадин (1896−1974), тогда совсем еще молодой человек (впоследствии видный гидробиолог, зоолог, доктор биологических наук, профессор Ленинградского гидробиологического института), более всего озабоченный изучением жизни в пресных водах и созданием Окской биологической станции, едва ли мог в полной мере оценить свалившиеся на его голову ценности. Позднее в музее будет работать художник и коллекционер, академик живописи, И. С. Куликов, он-то мог бы разобраться в столь замечательных коллекциях. Он и в имении бывал не раз, писал портрет графини, но в документах 1918 года он не упоминается.

Итоговый документ передачи коллекций: «АКТ 1918 г. Декабря 6 дня мы нижеподписавшиеся: члены Земельного отдела при Муромском Уездном Исполнительном Комитете Совета Ра. и Кр. Депутатов Константин Павлович Дегтярев с одной стороны и представители Отдела Народного Образования при том же комитете Влад. Иван. Жадин и Ник. Павл. Андрин с другой стороны в присутствии эмиссара Коллегии по делам музеев при Комиссариате Народного Просвещения В. В. Пашуканис составили настоящий акт в следующем: мы представители Земельного Отдела сдали представителям Муромской музейной Комиссии предметы, находившиеся в доме б. гр. Уваровой в с. Карачарово Муромского уезда Владимирской губ. отобранные эмиссаром Коллегии и представителями местной музейной комиссии, представляющие художественно-историческую ценность. Мы представители Муромской музейной Комиссии приняли означенные предметы для хранения их в историко-археологическом отделении музея. Сказанным вещам составлена заверенная всеми подписавшимися опись, приложенная к настоящему акту. Настоящий акт составлен в трех экземплярах, из коих подлинник передается в земельный Отдел и копии в Муромский отдел Народного Образования и эмиссару коллегии Пашуканис для передачи в Коллегию по делам музеев при Комиссариате Народного Образования. Подписи. Представители Земельного отдела Дегтярев. Представители Отдела Народного Образования В. Жадин, Н. Андрин. Эмиссар коллегии В. Пашуканис. Г. Муром»¹⁹. Упоминаемый Николай Павлович Андрин, известный в Муроме антикварий, художник, копиист, собиратель (и перепродавец) древностей, в это время уже очень пожилой человек. Далее следует сама опись: «Опись имущества б. имения граф. Уваровой, переданного Музею Муромского Отдела Народного Образования». Это 4 листа с оборотом, заверенные скрепой на каждом листе: л. 1 — эмиссар, л. 2 — коллегии, л. 3 — по делам музеев, л. 4 — В. Пашуканис. Дата — 6 декабря 1918 г., подписи²⁰. Описание сделано по комнатам. Главная квартира: 1 этаж, комната № 5, 7, 8, 9, 10, 11; 2 этаж, комната 2, 5, 6; вход, парадный коридор, комната 7, 8, 9, 10, 11, 12, 3 этаж, комната 5, комната 2, левый боковой флигель и т. д. Описания весьма условные, например: икон старинных — 2, портретов разных в рамках — 8, бюстов мраморных — 2 и т. п.

Особый акт посвящен библиотеке Уваровых: «1918 г. Декабря 5-го дня Я, эмиссар Коллегии по делам музеев при Народном Комиссариате по просвещению Пошуканис, в присутствии представителя Земельного Отдела при Муромском Уездном Совете Раб. и Кр. Депутатов тов. Дегтярева и Заведующего музеем Отдела Народного Образования при том же совете тов. Жадина на основании мандата, выданного мне Отделом и согласно полученным инструкциям, опечатал печатью отдела комнату, в коей находится библиотека б. граф. Уваровой, представляющая научно-историческое значение по подбору книг по библиографии и таковая не могущая быть обращенная на местные нужды без разрешения библиотечного Отдела при Народном Комиссариате Просвещения. По подготовке надлежащего помещения в здании историко-археологического отделения музея музею Муромского Отдела Народного Образования представляется право (сняв печать) вывести содержащиеся в четырех правых шкафах материалы по русской истории. При составлении акта о вывозе надлежит указать (количество) книг, брошюр, альбомов и атласов в отдельности; составление подробной описи желательно в срок не более месяца. Помещение библиотеки с остатками книг должно быть опечатано печатью Отдела Народного Образования. О чем и составлен настоящий акт в трех экземплярах. Вставленному «сняв печать и количество» верить. Эмиссар Коллегии (подпись) В. Пашуканис. Представитель Земельного Отдела (подпись) Дегтярев. Заведующий музеем (подпись) В. Жадин. 6 декабря 1918 г. Муром»²¹. Делопроизводство на высоте! Еще сохранены традиции, навыки, специалисты. Все передаваемое имущество предлагалось списать «с описи инвентаря имения гр. Уваровых»²². На той описи действительно масса помет о ­передаче.

Итак, эмиссар Пашуканис, по сути, ключевая фигура в истории создания нашего музея. Викентий Викентьевич Пашуканис — библиофил, спирит (член основанного в 1905 году «Русского спиритуалистического общества»), знаток и собиратель редких книг и рукописей о мистике и масонстве.

Когда-то он писал:

«О себе

Шатен, высокого роста, 30 лет, я получил то, что носит название «высшего образования». Ум… умным называют того, кто умеет разгадывать шарады и того, кто решает философские вопросы — я слишком умен для первого, а пример Фауста показал, что бесцельной тратой времени является второе. Я — интеллигент, интеллигент-индивидуалист. Слово «праведность» заставит меня насмешливо улыбнуться, выражение «высокая любовь» — для меня непонятно. Как Мюссе, я признаю, что цветок в волосах является вполне достаточной одеждой для женщины…»²³

Викентий Пашуканис родился в 1879 году в Москве. (В интересующем нас 1918 году ему почти 40 лет.) Отец его — В. Ф. Пашуканис, литовец из Каунаса, преподавал математику в гимназии. В. Пашуканис окончил математический факультет МГУ, службу начал акцизным (налоговым) чиновником. В 1908 году женился на Анне Гордеевне Сивопляс, учительнице из Таганрога. В 1910 году в Москве у них родилась дочь Ариадна. В конце 1980-х она еще была жива.

В конце 1914 года Пашуканис был приглашен на работу в издательство «Мусагет». Это издательство было основано музыкальным и литературным критиком Э. Метнером и поэтами Андреем Белым и Эллисом (Л. Л. Кобылинским) в Москве в 1909 году и просуществовало до 1917 года. «Мусагет» издавал русские и переводные книги, в основном стихи поэтов-символистов и книги философского, религиозно-мистического профиля. «Мусагет» был идейным центром, кружком единомышленников. Дела издательства идут плохо. Пашуканис становится секретарем и заведующим коммерческой частью с жалованием 50 руб. в месяц. Он резко выделяется деловой хваткой среди сотрудников. Пашуканису удается несколько стабилизировать финансовое положение. Владелец издательства неоднократно положительно отзывался о его работе, отмечал что дело находится в руках безусловно честного и очень «дельного человека».

Дела «Мусагета» не улучшаются. Пашуканису приходится даже одолжить издательству 500 рублей личных денег. Пашуканис предлагает реорганизовать издательство и сделать его коммерчески ориентированным. Не найдя поддержки, он, не оставляя своих обязанностей в «Мусагете», начинает свой собственный издательский проект «Издание В. В. Пашуканиса». Выпускал он в основном стихи. Пашуканис становится одним из главных издателей популярнейшего поэта 1910-х Игоря Северянина, печатает К. Бальмонта, А. Белого, В. Гофмана, заводит магазин на Большой Никитской, где продает свои книги. Викентия Викентиевича связывали с авторами издаваемых им книг дружеские отношения. Андрей Белый, Александр Блок, Вячеслав Иванов, Игорь Северянин, Эллис, Валерий Брюсов, Зинаида Гиппиус — все они бывали в его квартире в доме 17 по Большой Никитской. Они ценили феноменальную эрудицию, любовь к литературе, доброжелательный, открытый и веселый характер Пашуканиса. Ему дарили книги. Он собрал уникальную библиотеку современных русских поэтов и писателей.

В 1915 году Пашуканиса призывают в армию (в ополчение), он служит в Москве, имея возможность продолжать издательскую деятельность. Хлопочет об освобождении от воинской службы — безуспешно, но на фронт не попадает. Революцию В. В. Пашуканис встречает в Москве: «Монотонно такает в соседней квартире пулемет, и каждые пять минут ухает трехдюймовая пушка под окном. Изо дня в день, вот уже пятые сутки идет беспрерывная перестрелка, то усиливаясь, то ослабевая и, когда на несколько минут наступает такая необычная теперь тишина, она кажется гнетущей: большевики ли готовятся перейти в наступление или юнкера готовятся занять какой-либо важный пункт? А ночью, когда как член домового комитета стоишь на часах — монотонный, беспрерывный свист пуль над головой, пуль на излете, пуль, летящих выше зданий, пущенных Бог весть откуда и Бог весть куда… Но ощущения смерти, нет, как-то странно не чувствуется, что смерть близка, что она вот тут, в монотонном свисте пуль на излете, в ярких вспышках синих молний или там, вон в той красной англиканской церкви, откуда пулеметом изрешетили вывеску над воротами, железные ворота и окна во флигеле во дворе. Днем, на моих глазах, как-то странно повернувшись, прилег вдруг посредине улицы молоденький студент и, когда его торопливо, волоком тащили в подъезд, поперек лица из черного пятнышка на лбу быстро-быстро поползло что-то красное, и затихла улица… Минул этот шестидневный сон, минул кошмар последней ночи и снова полны улицы шумной толпой. Еще дымятся почерневшие остовы домов, еще краснеют стены свежими ранами и так ярки подозрительные красные пятна на снегу и обледеневшей, давно не езженной мостовой, а уже шумит и гудит людской поток…»²⁴ Это он пишет жене. Прекрасный слог. Удивительно ярко, выразительно передана атмосфера. В этой «буче, боевой кипучей» кому было дело до старинных книг и картин, до музейных экспонатов. Жизни ничего не стоили.

Чуть раньше, 25 августа 1917 г., Игорь Северянин пишет ему: «Многоуважаемый Викентий Викентьевич! Обстоятельства складываются скверно, и 1-го сентября я вынужден оставить гатчинскую квартиру, перевезя все вещи на хранение на дачу, где имею надежных, более 10 лет знакомых, крестьян. Около этого же числа надо выкупить все ценные вещи и быть готовым к отъезду. Поэтому, пожалуйста, переведите 500 р<> на Гатчину, Кирочная, 7, кв. 3… Всего хорошего. Ваш И. Лотарев»²⁵. Бальмонт об этом времени потом писал: «Я задумал бежать из России еще осенью 1919-го года… Мой близкий друг и мой издатель, начавший печатание полного собрания моих сочинений, В. В. Пашуканис, обещал мне дать необходимые деньги, и они у него были наготове…»²⁶

После революции Пашуканис не уезжает, около года продолжает заниматься издательской деятельностью — последние книги его издательства вышли в 1918 г. С 14 октября 1918 г. он становится сотрудником Музейного отдела Наркомата просвещения и, по совместительству, помощником Ученого секретаря Румянцевского музея. Муром — одна из первых его командировок. В качестве эмиссара Музейного отдела Пашуканис занимается оценкой и вывозом в Москву произведений искусств из оставленных владельцами имений. Среди наиболее крупных — коллекции графа И. Ф. Паскевича-Эриванского в Гомельском дворце. Историческое серебро, драгоценности, мебель, фарфор, скульптура, портреты, миниатюры, рисунки, стекло — все это было спасено. Считается, что только золота и серебра около ста пудов были перевезены в Москву. Сокровища спасались буквально из огня под его руководством. Коллегия Наркомпроса выделяет ему новый пиджак взамен того, который на нем прогорел при спасении ценностей из дворца Паскевича. А начиналась эта командировка великолепно. Пашуканис пишет из Гомеля: ­
«…не знаю в каком сне снилось, в какой сказке сказывалось, правда, у нас сказочная действительность, но все-таки я не ожидал, что мне придется жить-ночевать в спальне князя Варшавского, графа Паскевича-Эриванского. Вы понятно слыхали, знаете его дворец в Гомеле — великолепие потрясающее: спальня черного дерева с богатейшими бронзовыми украшениями, обивка желтого штофа, из окон вид на р. Сож на десятки верст… Здесь к моим услугам и ванна и электричество, здесь такие оранжереи и зимние сады, что невольно мелькает мысль: не заняться ли составлением описи замка. Ну, еще бы, по утрам в 9 часов на китайском лакированном подносе дворецкий присылает «пану эмиссару» кофе с сахаром и со сливками, в 2 — обед из трех блюд и кофе, в 7 — «легкий» ужин из 2-х блюд и тот же кофе…»²⁷ Это в 1919 году. Муромская командировка была в ноябре 1918 года, обстановка в имении могла быть подобной. В 1919 году он обследует в Московской губернии усадьбы графов Паниных — Марфино, Покровское, принадлежавшее Герценам, поместье Глебовых — Раек в Тверской губернии. Эвакуирует из знаменитой усадьбы Бакуниных — Премухино, что близ города Торжка, — уникальный семейный архив.

Пашуканиса арестовывают 12 декабря 1919 года. Его обвиняют в том, что на его квартире состоялась встреча двух представителей контрреволюционных организаций. Одновременно с ним исчезает сотрудник Музейного отдела Вадим Игоревич Раевский. Пашуканис содержится в Бутырской тюрьме. У него были реквизированы все ценности, подлинники картин известных художников, ценная коллекция марок. Среди конфискованного было издание, видимо, самое раннее, размноженное литографическим путем — «Древние и современные протоколы собраний Сионских Мудрецов». Потом оно оказалось в собрании редких книг библиотеки имени Ленина. Все, что связано с этими протоколами, окутано тайной и/или скандалом. Не могло ли одно это издание стать тайным поводом к аресту?

Заведующая Музейным отделом Н. И. Троцкая 16 декабря посылает телефонограмму, пытаясь освободить Пашуканиса. Тщетно. В протоколе от 13.01.1920 заседания внесудебной тройки ВЧК в составе «товарищей Дзержинского, Аванесова, Петерса» под номером 60 значится Пашуканис Викентий Викентьевич. «Постановили — расстрелять»²⁸. Сведений об исполнении приговора не имеется. 30 января 1920 года в тюрьме просто не приняли передачу. Эти сведения, видимо передавались через потомков. Во времена перестройки Комитет государственной безопасности СССР направил следственное дело по обвинению В. В. Пашуканиса в Прокуратуру СССР для проверки обоснованности его осуждения. Разумеется, он подлежал реабилитации. Никакого состава преступления в его деле не было обнаружено. О деятельности по спасению художественных ценностей и о причинах ареста подробно рассказано в статье Е. В. Кончина «Трагедия Викентия Пашуканиса». Он опубликовал две статьи: «Пожар в Гомеле» («Советская культура». — 8.12.1990) и «Сгорели ли на Лубянке письма Блока?» («Независимая газета». — 19.09.1998)²⁹. Известный журналист-архивист Евграф Кончин еще в восьмидесятые годы собрал интереснейшие материалы о спасении историко-культурных ценностей после революции. У него вышли две книги на эту тему «Эмиссары восемнадцатого года» (1981), «Революцией призванные» (1988). Однако даже в конце восьмидесятых в них не позволили упомянуть имя Троцкой, а также и репрессированных подвижников Музейной коллегии. В 2005 году Белорусская телерадиокомпания «Гомель» сняла документальный фильм «Трагедия Викентия Пашуканиса» (26 мин). В социальных сетях можно найти потомков этого замечательного человека. На международную конференцию «Книгоиздательство «Мусагет»» приезжал правнук, живущий ныне в Японии Андрей Рэмович Николаев, и сделал сообщение о подвижнической деятельности и трагической судьбе В. В. Пашуканиса; были зачитаны письма из его семейного архива³⁰.

А тогда в Муроме, в декабре 1918 г., музей, получив по отбору В. В. Пашуканиса все лучшее из коллекций графов Уваровых, располагается в одном из лучших особняков города — доме купцов Зворыкиных. Имя Владимира Козьмича Зворыкина, изобретателя телевидения, теперь известно всему миру. В своих воспоминаниях он пишет о том же самом, но совсем с другой стороны: «Наш большой дом тоже был реквизирован под музей естественных наук, матери и старшей дочери разрешили временно остаться в двух комнатах. Я старался, как мог убедить их переехать в Москву, где им будет спокойнее, но заставить их уйти из родного дома было невозможно. Это оказалось роковой ошибкой. О том, что случилось потом, узнал спустя много лет. Мне рассказали, что моя тетя Мария была убита дома возлюбленным своей приемной дочери. Мотивом, по-видимому, являлся грабеж, поскольку в доме было много икон, которые она собирала всю жизнь. Пострадали и другие родственники. Рассказывали, что отец моего кузена Ивана, большой любитель лошадей, ухаживавший за ними как за детьми, застрелился, когда лошадей реквизировали»³¹.

В декабре 1918 г. новые хозяева графского добра записали в Журнале УЗО № 951 от 25 дек: «В экономии бывш. гр. Уваровых находится много цветов… если цветы не продавать… получается так или иначе ущерб… обратиться в учреждения и театры с предложением покупки цветов…»³²

Вот из всех этих трагических событий 1918 года сложился музей.

---

¹ Уварова П. С. Былое. Давно прошедшие счастливые дни // - М., 2005. Труды ГИМ. — Вып. 144. — С. 238.

² Уездный земельный отдел // ГАВО. — Р. 980. — Оп. 1. — Д. 59. — Л. 193.

³ Там же. — Л. 269.

⁴ Акт от 14 мая. 1918 г. // Там же. — Л. 325.

⁵ Там же. — Л. 312.

⁶ Там же. — Д. 85. — Л. 2.

⁷ Там же. — Д. 209. — Л. 3.

⁸ Там же. — Д. 85. — Л. 23.

⁹ Там же. — Д. 209. — Л. 16 и 170.

¹⁰ Уездный исполнительный комитет. Протоколы заседаний и общих собраний Карачаровского волостного совета // ГАВО. — Р. 363. — Оп. 1. — Д. 18. — Л. 5об.

¹¹ Там же. — Л. 12.

¹² ГАВО. — Р. 980. — Оп. 1. — Д. 59. — Л. 432.

¹³ ГАВО. — Р. 363. — Оп. 1. — Д. 18. — Л. 13.

¹⁴ ГАВО. — Р. 980. — Д. 84. — Л. 2.

¹⁵ ГАВО. — Р. 980. — Оп. 2. — Связка 1. — Д. 6. — Л. 10−53.

¹⁶ Там же. — Л. 64.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Акты на поступления из имения Уваровой, ЧК и Милиции // МИХМ. — ВА — Ф. 9. — Оп. 1. Ед. хр. — 25. (Ранее НА-80). — Л. 6.

¹⁹ Там же. — Л. 1.

²⁰ Там же. — Л. 2−5.

²¹ Акты сдачи-приемки музея // МИХМ. — ВА. — Ф 5. — Оп. 1. — Д. 1. (НА-149). — Л. 1.

²² ГАВО. — Р. 980. — Д. 85. — Л. 7.

²³ Издательство «Мусагет» — Musaget (1909−1917) // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: musaget.narod.ru/index.htm.

²⁴ Пашуканис — жене, 1−2.11.1917 (семейный архив А. Р. Николаева) // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: musaget.narod.ru/pashukanis-bio.htm.

²⁵ В. Терёхина, Н. Шубникова-Гусева. «Игорь Северянин. Царственный паяц». Письма B. В. Пашуканису // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: hghltd.yandex.net/yandbtm?fmode=inject&url=http%3A%2F%2Fwww.poet-severyanin.ru%2Flibrary%2Figor-severyanin-tsarstvenniy-payats25.html&tld=ru&lang=ru&text=%22%D0%9F%D0%B0%D1%88%D1%83%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%81%20%D0%92%D0%B8%D0%BA%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%B9%20%D0%92%D0%B8%D0%BA%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87%22&l10n=ru&mime=html&sign=9856fc750db82e59c8547505312fa0db&keyno=0.

²⁶ К. Бальмонт. Кровавые лгуны. Воля России. 1921. 22 мая. № 209. С. 4−5. Русская литература, № 3, 2004 // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: rusbook.com.ua/russian_classic/balmont_kd/krovavyie_lgunyi.1277/?page=2.

²⁷ Семейный архив А. Р. Николаева // [Электронный ресурс]. — Режим доступа: musaget.narod.ru/pashukanis-bio.htm.

²⁸ ЦА ФСБ России. — ЛФД. — Д. 320. — Л. 1−2об. Подлинник. Машинопись // Интернет-проект «Архив Александра Н. Яковлева» // [Элект­ронный ресурс]. — Режим доступа: www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1 018 591.

²⁹ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: musaget.narod.ru/konchin.htm.

³⁰ Вопросы философии. — 2009. — № 12. — С. 144−149.

³¹ ГАВО. — Р. 980. — Оп. 1 — Д. 85 — Л. 13.

³² Там же.