Епанчин А. А. Геральдические заметки. Вступительная статья О. А. Суховой. Публикация Н. С. Епанчиной

А. А. Епанчин (1948−1998) — особенный участник в нашем музейно-научном сборнике. Именно к этому автору применимо наименование «краевед» в том самом изначальном смысле, как его понимали в XIX веке. Его рабочая профессия не была связана с собирательством и изучением древностей. Это занятие с юного возраста стало не просто сильным увлечением в его жизни, но являлось для него серьезным служением и особой миссией. В силу своего дворянского происхождения, домашнего, а не стандартного образования, близости к церкви, в советские годы он воспринимался чудаком «не от мира сего». При общении с ним создавалось впечатление, что открывался портал в прошлое, и на пороге являлся «во плоти» один из героев Достоевского. Александр был привязан к эпистолярному жанру и состоял в перепис­ке с обширным кругом лиц (от местных «антиквариев» до известных ученых обеих столиц). Практически ежедневно рассылал он письма, записочки, приглашения, составленные по законам дореволюционной орфографии (отчасти скрывая таким приемом пробелы школьного образования).

Особость эта и позволила ему стать в древнем Муроме единственным хранителем церковных и чисто народных преданий. А. А. Епанчин неутомимо составлял «сакральную топографию невидимого Града Мурома» и интересовался генеалогией и геральдикой русских дворянских родов. Естественно, что больше всего он был увлечен собственным родословием (знатного рода по линии матери — урожденной княжны А. А. Епанчиной). Александр сам никогда не считал себя историком-исследователем и не дерзал на написание научных текстов, составленных по определенным стандартам. Он верил, что «Господь поставил его собирателем». Архив муромского краеведа Александра Епанчина, состоящий из записей, записок, писем, ценен как определенный феномен. Он свидетельствует о чуде сохранения в советские годы дореволюционной традиции «антиквариев» и «хроникеров» — непрофессиональных исследователей, страстных любителей старины. Как и его коллеги из прошлого, А. А. Епанчин не имел регулярного образования, но был своего рода «домашним энциклопедистом». Все его научные знания, переплетаясь с преданиями, подкрепляемыми «наивным историзмом», образовывали единое вербальное пространство, пронизанное «фольклорным мышлением», присущим и самому собирателю, и составителю.

Публиковать такие тексты очень сложно (известные нам публикации материалов А. А. Епанчина при редактировании разрушают его хрупкую неповторимую текстуру; другие, изданные без изменений, но и без научных комментарий, также могут вводить в заблуждение читателей). Поэтому считаем, что полноценное издание уникальных материалов Епанчина — дело будущего. В данном сборнике предлагается небольшая часть этого наследия, подготовленная Н. С. Епанчиной — вдовой муромского краеведа, уже выпустившей в печать нескольких книг «из краеведческого архива А. А. Епанчина».

О. А. Сухова

К вопросу о составлении гербов, происходящих от Кобылы, в Департаменте герольдии

Данная работа не ставит задачу полного освещения вопроса, т. к. это уже было сделано С. Н. Тройницким в фундаментальной и, к сожалению, единственной пока статье по этому вопросу: «Гербы потомства Гланды Камбилы»¹. Источником, которым пользовался автор, и является, в основном, данная статья, так что, когда нет ссылки, это значит, что источник — упоминаемая статья.

Ранее всего известен в истории герб Шереметевых. Это рукопись боярина Петра Васильевича Большого Шереметева († 1690. Костромской архив), а первое изображение его помещено в книге Петра Терлецкого «Slava heroicznych dzieł jasne vielmoznego i. m. pana Borisa Petrovicza Scheremety» 1698 г.

На этом гербе нет ни золотой каймы в поле щита, ни звезд, ни меча, ни копья, ни месяца, ни шапки в основании щита. Меч же держит один из львов. Меч также держит правый лев в самобытных гербах Шереметевых в Гербовнике Князева (1785 г.)² и на гербе, помещавшемся на всех гравированных портретах XVIII в. графа Б. П. Шереметева и «Письмах его к Петру Великому»³. Только на печати Бобарыкиных⁴ в Гербовнике Князева меч — у левого. У правого льва меч и в самобытном гербе Сухово-Кобылиных⁵. В этом же гербе, а также на гербе, помещавшемся под портретами и на переписке графа Шерем€етева, о чем речь была выше, помещена золотая кайма⁶.

На самобытном гербе Яковлевых (печать 1716 г.) есть звезды, а под щитом помещены «трофеи» — скрещенные меч и копье. У правого льва — скипетр. У них же впервые пастями львы держат ветви. Правда, у обоих — пальмовые, а звезды восьмилучевые.

В июне 1798 г. графы Шереметевы, Яковлевы и Колычовы⁷ подали в деп. Герольдии проекты своих гербов, очевидно, заранее согласовав их, ибо иначе нельзя объяснить общие детали их проектов и изменения, которые в них внесены в сравнении с самобытными гербами (печатями). На всех проектах есть кайма в щите, золотая боярская шапка, скипетр у правого льва, золотые лбы у львов, лавровая и масличная ветви.

Проект Яковлевых отличался тем, что в нем были помещены родовые их фигуры: скрещенные копье и меч, а также месяц и звезды, уже шестиконечные. При утверждении гербов поданные проекты были не приняты, и при этом в гербах ОГДР этих родов помещены «яковлевские» скипетр, звезды, месяц и ­трофеи.

Впоследствии, при утверждении других гербов потомков Кобылы, иногда помещались тоже эти фигуры.

Утвержденный герб Епанчиных⁸ вызывает странное чувство: создается впечатление, что автор не был знаком с геральдической традицией потомков Кобылы. Но это не так, и посему загадка становится еще более неразрешимой. Благодаря барону фон Кёне самобытный герб Епанчиных превратился в какое-то непонятное нагромождение фигур и цветов, решивших порвать вековые традиции своих гербовых братьев. Самобытный герб Епанчиных, в своем законченном виде, явно не мог возникнуть ранее выхода из печати первого тома ОГДР (ок. 1803 г.; утвержден в 1798 г.), ибо составитель его явно был знаком с утвержденными гербами вышеперечисленных родов. Непонятно лишь расположение дуба, ибо аналогией являются лишь гербы Неплюевых⁹, Кобылиных¹⁰. Эти части были высочайше утверждены в 1803 г., а вышли из печати в 1837—1840 гг.

Мне не известны положения дуба и крестов с короной в самобытных гербах этих родов, посему-то самобытный герб Епанчиных и является в этом положении уникальным.

Уникальность самобытного герба Епанчиных заключается еще в том, что внизу золотой каймы щита вместо копья в нем помещена пушка. Причину этого, может быть, можно искать в том, что тит. сов. Александр Яковлевич Епанчин (1734−1817) в 1749—1752 гг. учился в Главной школе артиллерии и фортификации в Санкт-Петербурге. Пушка эта, а также время составления самобытного герба (как мы его установили), очевидно, указывают на авторство А. Я. Епанчина.

Загадочно изменение в ОГДР в гербе Епанчиных звезд с шестилучевых на пятилучевые. В этом тоже уникальность утвержденного герба и тоже одно из безграмотных нарушений традиций геральдики потомков Кобылы бароном фон Кёне. Пятиконечные звезды, как известно, являются масонскими символами и, может быть, помещение их в гербе Епанчиных говорит о том, что проситель (Н. П. Епанчин), его брат И. П. и барон фон Кёне, были масоны?

На печати Федора Васильевича Бабарыкина¹¹ под выписью 1623 г. на владение из оброка рыбными ловлями и всякими угодьями по р. Сухоне с малыми речками Ивановского монастыря иг. Антонию с братиею обще с крестьянином Лукою Веретеновым по Устюжскому уезду¹² помещен щит, в котором помещен крест, а под ним, видимо, вензель, но не владельца. Щитодержатели — львы с ветвями в лапах.

На печати Павла Игнатьевича Лошакова-Колычова под выписью 1615 г. с дозорных книг Ряжского уезда на принадлежавшие Спасскому, что внутри города Переяславля-Рязанского, монастырю пустоши и дворовые места в Пехлецком ст. (стане?) по Ряжскому уезду, за № 1 помещен орел, голова вправо, над левым крылом коего находятся две пальмовых ветви¹³. Рядом — голый человек. Справа — лев с двумя пальмовыми ветвями в лапах. Под орлом лежит поверженный и убитый лев вправо. Вокруг печати волнистый орнамент.

На печати Родиона Яковлевича Ладыгина, под данною (выписью?) 1639 г. арх. Чудова монастыря Кириллу с братиею на порозджее (?) место в г. Переяславле-Залесском под двор для их монастырского дела по Переяславль-Залесскому уезду за № 470, помещен щит, в котором помещен орел¹⁴. Щитодержатели львы. Под щитом широкая лента с инициалами «П. И.», или «Н. И.», или «Н». Верх печати с головами орла и львов отсутствует. Аналогичные печати были у В. Н. Висленева (1625 г., устюжский писец-межевик) и Д. И. Плещеева (1625 г., воевода).

На печати Никифора Васильевича Неплюева, писца (межевика), под выписью с писцовых книг 1627 г., данною Рождества Пресвятыя Богородицы Пафнутиева монастыря, что в Боровске, иг. Иосифу с братией на старинную их монастырскую вотчину — половину с. Федотьева с пустошами в Верейском уезде, по Верейскому уезду, за № 18, помещен идущий лев влево¹⁵.

Печати со львами были довольно распространены¹⁶. То, что на печати Ладыгина помещены инициалы не владельца и неподдающиеся расшифровке инициалы на печати Бобарыкина, и аналоги печати Ладыгина, а также некоторое сходство печати Лошакова-Колычова (орел и поверженный лев, заменивший дракона), вызвано тем, что печатей было мало, и посему часто разные лица пользовались одной печатью¹⁷. Очевидно, что существовали, так сказать, сфрагистические трафареты, которые брались заказчиком печати полностью или частично с добавлением своих собственных фигур и изменением шаблона. Но, без сомнения, печати древней Руси, вернее, правильнее будет сказать допетровской Руси, послужили основой для самобытных гербов. По крайней мере, из представленных четырех печатей, две, Бобарыкиных и Лошаковых-Колычовых, уверенно можно считать основой самобытных и утвержденных гербов Бобарыкиных¹⁸ и Колычовых¹⁹.

При сопоставлении гербов Неплюевых²⁰ и печатей Лошакова-Колычова и Ладыгина невольно создается впечатление, что на них повлияли эти печати. В первом гербе щитодержателями являются орлы, а у второго — щитодержатели орел (слева) и лев (справа). Очевидно, владельцы первого герба знали о существовании этих печатей и о своем общем происхождении с их владельцами, т. к. вряд ли эти орлы появились в деп. Герольдии, ибо, в подобном случае, орлы появились бы у всех. Но именно орлы в гербе Неплюевых уникальны из всех родовых гербов потомков Кобылы. Замена правого орла на льва во втором по времени утверждения гербе Неплюевых, без сомнения, произошла уже в деп. Герольдии по аналогии со всеми остальными гербами. Тогда же и по тем же мотивам в пасти льва и клюве орла появились ветви.

Личные печати, существовавшие в допетровской Руси, лишь с натяжкой можно назвать «личными». Вызвано это тем, что отношение к ним было совершенно иное, чем в XVIII-XX вв. Ими не запечатывали письма частного характера, они играли роль, которую впоследствии заменили официальные гербовые печати. Это было нечто вроде «личного штандатра» официального лица, и ставились они на официальных документах. Естественнно, что изображения на них воспринимались как чисто декоративные, а не геральдически-родовые. Посему-то у одного и того же лица бывали и разные печати. По-видимому, существовали и трафареты на них, и мода на некоторые изображения, и переходили они частенько от одного лица к другому. Хотя, очевидно, какие-то воспоминания у потомков европейских родов, выехавших на Русь, о гербах своих предков были. В этом можно убедиться хотя бы на примере печатей и утвержденных гербов родов, происходящих от Кобылы.

Впоследствии, начиная, в общем-то, с царствования Алексия Михайловича, когда на Русь проникло понятие о гербе в строгом смысле этого понятия, изображения на этих печатях стали воспринимать как герб «употреблявшейся издревле», т. к. печати переходили по наследству и хранились в роде. И, естественно, что эти изображения стали оформляться в соответствии с правилами геральдики, но на первых порах в полном смысле слова, «самобытно», с нарушением всех правил геральдики, за что и получили свое название — «самобытный герб». Затем, когда гербы стали выдаваться в Герольдии, то просители прилагали рисунки этих гербов с описанием значения и истории фигур, что особенно ценно, ибо в ОГДР ничего этого почему-то нет за редкими исключениями. Например, гербы потомков Кобылы. При утверждении этих гербов, они, как правило, изменялись, иногда очень мало (герб Пушкиных)²¹, иногда очень сильно, почти до неузнаваемости (Епанчиных)²², что было вызвано подгонкой их под правила геральдики. В дипломах при пожаловании «дипломного» герба значение фигур, как правило, давалось, но ведь этот вид гербов явление, так сказать, «чистого творчества» герольдмейстера и не имеет за собой «самобытного прошлого».

Интересно, что еще одной уникальностью утвержденного герба Епанчиныхъ является то, что дуб не окружается лавровым венком, как это в самобытном гербе Епанчиных и многих, утвержденных и самобытных, гербах других родов. Из-под корней его выходят две лавровые ветви, как это в гербе Данцига, который, по преданию, принадлежал Гланде-Камбиле, с той лишь разницей, что в гербе Данцига левая ветвь масличная.

1985−1986

Проект герба Колычевых

В красках. Отличается от проекта Яковлевых лишь тем, что вместо скрещенных копья и меча, месяца и свитка лежит горлатная шапка и поверх нее камергерский ключ. Описание герба сходно с описанием проектов г. Шереметевых и Яковлевых до слов: «служившая отличием для бояр». Далее следует: «В круг герба просителю принадлежащие знаки, Орден Святого Равноапостольного Великого Князя Владимира второй степени, камергерский ключ и под оным фамильный девиз» (что и в ОГДР). Верность всего сказанного удостоверяется теми же лицами, что и на прошениях гр. Шереметевых и Яковлевых.

Июнь 1798 г. Прошение Степана Алексеевича, т. с. и кавалер Владимира II ст., и Степана Степановича.

Заверено, как и прошение Ш. и Я. ими и гр. Шереметевым Н. П., Яковлевым А. Я..²³

Гербы, пожалованные при Екатерине II

Нередко в них помещена Императорская корона в горностаевом или ином поле в вершине или иной части. При Павле иногда помещали в сердце гос. орла, мальтийский крест или вензель гос. или повторенными четыре раза и сложенными в крест «П».

Сердце — знак верности отечеству и государю.

Пчелы — трудолюбие в гражданских службах и усердие.

Журавль — бдительность.

Минерва — мудрость.

Муравьи — трудолюбие.

Имп. корона, орлиное крыло, пяти- и шестиконечные звезды — знак монаршей милости и заслуг.

Звезда — знак, что первому в роде пожаловано дворянство.

В лейб-кампанских гербах: в основном гласные (Вороновы — вороны, Гребенщиковы — гребни, Лучков — лук и т. д.). Если это нельзя было, то у крестьян — колосья, снопы, лемехи, у духовных — кресты, свечи, книги.

«Золото означает христианские добродетели: веру, справедливость, милосердие и смирение, и мирские качества: могущество, знатность, постоянство, а также богатство.

Серебро — из добродетелей означает: чистоту, надежду, правдивость и невинность, а из мирских свойств: благородство, откровенность, белизну. Красный цвет соответствует любви, мужеству, смелости и великодушию; черный — осторожности, мудрости и постоянству в испытаниях; синий — целомудрию, честности, верности и безупречности. Зеленый — надежде, изобилию, свободе и радости. Пурпур означает благочестие, умеренность, щедрость и верховное господство. Наконец, горностай (в виде геральдического меха) издавна служит символом чистоты»²⁴.

Щитодержатели в России имеют право помещать только роды, внесенные в IV, V, VI части Р. К.

«Гербовые мантии и шатры появились в геральдике в XVII в.; изобретатель их был француз Филипп Моро. Французские короли начали применять их лишь с 1680 г.»²⁵.

«Для Высочайшего утверждения герба и внесения его в ОГДР вносите в Губ. Казначейство 15 руб. и Глав. Казначейство: простой герб — 62 руб., с девизом 68 руб., со щитодержателями (для лиц, внесенных в VI ч. Р.К.) — 74 руб.»²⁶.

Некоторые мысли, являющиеся дополнением к статьям о происхождении герба Дома Романовых, помещенным в «Гербоведе» за 1913 г.

Почему-то все исследователи не замечали герба «Лятски» Лятских, рода, находящегося наиболее близко к Романовым на генеалогическом древе, и в гербе которых помещен тот же гриф. Праправнук Гланды-Камбилы Захарий Иванович Кошкин-Кобылин между 1433 и 1445 гг. перешел на сторону Литвы и был поставлен воеводой в Смоленске. В Литве он получил прозвание Laneichojsky²⁷.

Из пяти его сыновей нас интересует Василий Захарьич Лятский, прозванный так за литовскую измену отца. Сыном его брата Юрия был Роман († 1534), ставший родоначальником Дома Романовых. Сын Василия Лятского Иван Васильевич Лятский в 1534 г. бежал в Литву, где его потомство приняло католичество и совершенно ополячилось. Род Лятских (Lacki) Ляцки внесен в VI ч. Р. К. Минской и Виленской губерний.

Естественно, вписавшись в шляхтество, Лятские должны были, не имея своего герба, принять какой-нибудь польский, но этого-то и не произошло. Лятские выступили со своим собственным гербом — «Lacki». У Окольского это гриф с хвостом дракона влево, у Нисецкого — дракон серебряный с черным хвостом вправо с четырехконечным серебряным крестом над ним. Поле красное. Сопоставив изображения на предметах, хранящихся в Оружейной палате, и гербом Лятских, можно сделать единственный вывод, что гриф в качестве герба был уже у общего предка Романовых и Лятских — Захария Ивановича.

Интересно, что на некоторых предметах в Оружейной палате рядом с грифом помещено изображение льва, держащего меч²⁸, или просто льва, или, наконец, оторванные львиные головы на прапоре Никиты Ивановича Романова.

Львы, как известно, являются щитодержателями в гербах потомков Гланды-Камбилы, а в самобытных гербах правый лев, кроме самобытных гербов Яковлевых и Епанчиных, держит меч (см. статью № 1 на эту тему²⁹). Крест в гербе Лятских тоже не случайная фигура, а основная фигура всех гербов потомков Гланды-Камбилы. Правда, во всех гербах в щите помещено два креста, за исключением самобытного герба гр. Наталии Яковлевны Шереметевой, помещенного в «Гербовнике Князева» 1785 г. Но почему бы гербу Лятских тоже не быть ­исключением?

Автор глубоко верит, хотя и знает, что с ним не согласятся господа геральдисты — и живые, и мертвые, — что какие-то зачатки родовой геральдики не только Рюриковичей, которая была одновременно и земельной, существовали на Руси в очень отдаленные времена. По крайней мере, это относится к геральдике «выезжих» родов, имевших на своей родине гербы. Как иначе можно объяснить знание своего герба потомками Ратши, Кобылы, Лермантовыми и пр. Как могли запомнить свою принадлежность к польским гербам Корсаковы, Хрущовы, Лихачевы, Ланские и много-много др. Очевидно, существовали какие-то рисунки этих гербов, передававшиеся в семьях из поколения в поколение для подтверждения своего происхождения. Но так как русский феодализм отличался от западного, то и в применении этих гербов не было необходимости. Посему-то они и остались неизвестны историкам, за исключением княжеских печатей, геральдические изображения на которых прекрасно подтверждают гипотезу автора. Например, на печати кн. Константина Ивановича Оболенского († 1368) изображены две птицы нос к носу. Эти же птицы помещены в утвержденном гербе кн. Репниных, происходящих от кн. Оболенских³⁰. В гербе кн. Путятиных³¹ помещен польский герб «Сырокомля», и он же перевернутым помещен на печати кн. Ивана Путятина (1423). Все это говорит о том, что эти изображения понимались именно как герб и передавались из поколения в поколение в роде³².

У автора возникла гипотеза о сходстве герба Романовых с гербом Ходкевичей. Возможно, гриф Захария Ивановича не имел ничего общего с грифом Ходкевичей, таким же он и сохранился на гербе Лятских. Но когда Никита Романович (Романов), участвуя в Ливонской войне, взял Пернов в 1575 г., то он действительно мог изменить «своего» грифа по аналогии с гербом взятого им города, а тот в свою очередь является родовым гербом Ходкевичей и гербом Ливонии с 1566 г. Взятие герба покоренного города было вполне в традициях средневекового рыцарства³³.

Гриф с мечом дан одному из предков Ходкевичей литовским князем за свое им спасение. В 1413 г. Ходкевичи на Городельском сейме были приписаны к польскому гербу «Косцэша», но с добавлением грифа с мечом либо в нашлемнике вправо, либо и в нашлемнике, и в левой половине щита тоже вправо³⁴.

Но, возможно, что первыми этот герб сочинили и стали употреблять Ляцки, а Романовы позаимствовали уже у них, зная о своем общем происхождении.

1985

О гербе «Погонь»

Литовский вел. кн. Витень (1278−1315) сочинил герб Литвы, называемый «Погонь», который представляет собой всадника, несущегося вскачь, в латах и с мечом в руке³⁵. Этот герб стал также родовым гербом вел. кн. Литовских, а впоследствии родов, от них происходящих. Когда количество этих родов сильно разрослось, то, дабы отличить один от другого, «Погонь» разделили на пять видов: два вида полного герба и три — одна рука с мечом. Впоследствии «Погонь» был принят в качестве герба всеми литовскими племенами, в. ч. и пруссами³⁶.

Древний герб Пруссии представлял собой одноглавого орла с выходящим из-за него над крылом «Погонем» (рука в латах с мечом). Меч приходится над головой орла. В литовском гербе «Погонь» — вправо, в прусском тоже вправо, но иногда бывал и влево. (В геральдике «вправо» определяется не со стороны смотрящего на герб, а со стороны воображаемого человека, держащего герб).

Я встречал этот прусский герб на монетах Пруссии 1533 г.³⁷ Этот прусский герб в несколько измененном виде помещен в гербе Кузьминых-Караваевых³⁸, а также в гербах многих родов (но не всех), «выезжих из Прусс». Например, в гербах родов, происходящих от Ратши (Пушкины, Мусины-Пушкины, Бутурлины и т. д. Всего более тридцати семи). Впоследствии «Погонь» стал в русской геральдике эмблемой «воинской доблести» и помещался в гербах родов, не имевших ничего общего с Пруссией³⁹.

«Погонь» (всадник с мечом в красном поле) помещен не только в гербах родов, от вел. кн. литовских происходящих, т. н. «Гедеминовичей», но и в гербах городов (не всех), входивших в княжество Литовское. Например, Вильно, Виленская губ. Витебск, Полоцк и др.

Но, с другой стороны, рука с мечом, это древний герб Славонии⁴⁰ (сев. часть Хорватии), откуда, по другому варианту, происходил Ратша. Этот герб зафиксирован в истории с 1531 г. Сокол, очевидно, впоследствии замененный в гербах родов, происходящих от Ратши, на орла, помещен в гербах знатных славонских и хорватских родов XVII и XVIII веков. Ратша «выехал» в Новгород в 1198 г.

По третьим данным, Ратша был поморский славянин, и орел мог быть, в таком случае, государственным гербом Польши, в состав которой входило Поморское княжество. Герб этот, по преданию, изобретен родоначальником поляков — Лэхом. Первое его появление в Польше зафиксировано в X-XI веках⁴¹.

Гербом Ржечи Посполитой в XVI в., государственного объединения Польши и Литвы, был соединенный герб Польши «Белый Орел» и «Погонь», представлявший собой орла с выходящей из-за него рукой с мечом⁴². Этот герб чеканился не только на польских монетах⁴³, но и на прусских монетах того времени, т. к. Пруссия в то время находилась в вассальной зависимости от Польши.

Посему герб Кузьминых-Караваевых не является «самобытным». Он либо взят ими, знавших о своем прусском происхождении, с прусских монет в XVI веке, либо сочинен герольд­мейстерами в позднейшее время, также знавшими о прусском происхождении просителей.

1984

Публикация Н. С. Епанчиной

¹ Гербовед. — СПб., 1913.

² Здесь и далее: Тройницкий С. Н. Гербовник А. Т. Князева 1785 г. — СПб., 1912.

³ Имеется в виду переписка Петра I и графа Б. П. Шереметева. См.: Письма Петра Великого, писанные генерал-фельдмаршалу графу Б. П. Шереметеву. — М., 1774; Письма к государю императору Петру Великому от генерал-фельдмаршала, тайного советника мальтийского, с. апостола Андрея, белого орла и прусского ордена кавалера, графа Б. П. Шереметева. — М., 1778, 1779.

⁴ Комментарий А. А. Епанчина на обороте снимка печати. См: «Гербовник Анисима Титовича Князева». — 1785. — № 24 (7). Печать Федора Ивановича Бобарыкина.

⁵ ЦГИАЛ. — Ф. 1343. - Оп. 29. — Д. 8146. — Л. 4.

⁶См. сн. 2.

⁷ Герб рода Колычевых // ОГДР. — II, 27.

⁸ ОГДР. — XIII, 23.

⁹ Там же. — I, 61.

¹⁰ Там же. — VI, 9, 10.

¹¹ Комментарий А. А. Епанчина на обороте снимка печати: «Бабарыкин Федор Васильевич (1613−71) воевода в Тюмени, затем в Томске».

¹² Сборник снимков с древних печатей, приложенных к грамотам и другим юридическим актам, хранящимся в Московском архиве Министерства юстиции, составленный Директором Архива П. Ивановым. — М., 1858. — С. 17, X, 61. — № 150.

¹³ Там же. — С. 15, IX, 23.

¹⁴ Там же. — С. 22, XIII, 145.

¹⁵ Там же. - С. 18, XI, 85.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же.

¹⁸ ОГДР. — V, 19.

¹⁹ Там же. — II, 7. См. сн. 5.

²⁰ Там же. — I, 61; VI, 9.

²¹ Там же. — V, 18.

²² Там же. — XIII, 23.

²³ ЦГИАЛ. — Ф. 1343.

²⁴ Anselm Le P. «Polais d’honneur». — Paris, 1686.

²⁵ Арсеньев Ю. В. Геральдика. — М., 1908. —  С. 244.

²⁶ Сборник узаконений и распоряжений Правительствующего Сената за 1881 г. — СПб. — № 65.

²⁷ Niesiecki. Herbarz Polski. — Lipsk, 1841. — V. V. — P. 1−5.

²⁸ Саадак 1628 г. Саадак — колчан (тюркский). Россия, Москва, Серебряный приказ, 1627−1628 гг.

²⁹ Имеется в виду работа А. А. Епанчина «К вопросу о составлении гербов родов, происходящих от Кобылы, в Департаменте Герольдии».

³⁰ ОГДР. — I, 6.

³¹ ОГДР. — VIII, 2.

³² Тройницкий С. Н. Указ. соч.

³³ Таубе. К истории герба Дома Романовых // Гербовед. — 1913. — Июль.

³⁴ Niesiecki. Herbarz Polski. — Lipsk, 1839. — V. III. — P. 48−63.

³⁵ Лакиер А. Б. Русская геральдика. — СПб., 1885.

³⁶ Гельмольт Г. Ф. История человечества. —  СПб., 1904. — Т. V.

³⁷ Рябцевич В. Н. О чем рассказывают монеты. — Минск, 1977. — Таб. 51. — Рис. 1. — С. 216, 281.

³⁸ Лакиер А. Б. Указ. соч.

³⁹ Там же.

⁴⁰ Прокофьев В. А. Среди свидетелей прошлого. —  М., 1964. — С. 184−185.

⁴¹ Баскаков Э. Г. Биографии гербов, флагов, гимнов зарубежных стран. — М., 1967. — С. 43−44.

⁴² Лакиер А. Б. Указ. соч.

⁴³ Рябцевич В. Н. Указ. соч. — Табл. 13. — Рис. 2. С. 209, 243; Табл. 16. —  Рис. 4. — С. 210, 246.