Вверх

Ершов А. Л. О закрытии храмов в селах Муромского уезда

Село Борисово


В с. Борисово Муромского района в 1912 г. была построена церковь, здание из кирпича, высота его составляла 7−10 м, колокольня — 33 м; в середине 1930-х гг. в ней служил Вл. А. Владычин1.


25 марта 1935 г. на общем собрании граждан с. Борисово (присутствовало 200 человек), заслушав «заявление от группы верующих о закрытии церквы с. Борисова под культурный очаг, т. к. колхозникам в настоящий момент в свободное время культурно отдохнуть негде», постановили: «Просьбу о прикрытии церквы колхозников одобрить и просить райисполком данную просьбу утвердить». Заявление якобы верующих гласило: «Просим Борисовский сельсовет через общее собрание граждан с. Борисова поставить вопрос на повестке дня о закрытии церкви нашего прихода, чтоб выполнили долг т. Сталина сделать колхозников культурными. В наших условиях это возможно, если мы прикроем церковь и приспособим ее под культурный очаг». На следующий день колхозники д. Битюгово (142 человека) поддержали борисовских колхозников и тоже обратились в райисполком с просьбой о закрытии храма2.


Вскоре была составлена смета, предполагавшая разобрать колокольню, главы, иконостас, «крылости», снять паникадило и другие церковные украшения, пробить еще два дверных проема, а бывшие двери в вестибюле, наоборот, переделать в окна, сделать стену в один кирпич для отделения фойе и кинобудки от зрительного зала, внутренние перегородки для кружковых комнат, сцену и шесть печей. Зрительный зал вместимостью 125 человек должен был занимать большую часть здания ­церкви3.


Верующие очень оперативно, уже 31 марта, написали жалобу в прокуратуру Горьковского края, где указывали, что особого собрания по вопросу закрытия храма не было, это обсуждалось (причем, якобы по заявлению верующих) в разделе «Разное» после обсуждения устава колхоза, заявление оглашено не было, при голосовании был сфальсифицирован подсчет голосов, протокольное решение по окончании прочитано не было, ни копию протокола, ни справку верующим не дали, т. к. «церковь не закрыта»4. Под заявлением стояло почти 600 подписей! Это почти в два раза больше количества присутствовавших на собраниях в с. Борисове и д. Битюгово, посвященных закрытию храма, притом, что присутствовавшие могли голосовать и против закрытия (данных об этом в протоколах нет). Прокуратура 14 апреля перенаправила жалобу в крайисполком5.


Тем временем Муромский райисполком 25 апреля 1935 г. утверждает решение о закрытии храма, т. к. об этом ходатайствуют граждане с. Борисово и д. Битюгово, церковь есть в с. Чаадаево, есть «возможность хорошего приспособления церкви под дом культуры согласно разработанного проекта» и ассигнованные борисовским колхозом средства на переоборудование. 7 мая райисполком высылает в крайисполком все документы по закрытию, добавляя, что долгов у общины нет, здание на учете в музее и Главнауке не состоит. 14 мая вопрос рассматривает Краевая комиссия по культам, а 21 мая 1935 г. президиум Горьковского крайисполкома утверждает закрытие храма6.


Постановление о закрытии храма общине было вручено не сразу, а только в первой половине июня. Верующие воспользовались своим правом опротестовать закрытие. 16 июня ВЦИК информирует крайисполком о поступившей жалобе на нарушения законодательства и требует выслать обстоятельный доклад. 23 июня крайисполком высылает во ВЦИК все требуемые материалы7. 25 июля Комиссия по делам культов при Президиуме ВЦИК составляет заключение по церкви. В нем указывается, что мотивом закрытия было ходатайство большинства населения и нуждаемость в помещении, что вблизи (1,5 км) есть другая церковь в с. Чаадаево, что колхоз выделил 10 300 рублей на переоборудование; подчеркивается, что «из числа верующих 25 человек сами подали заявление на переоборудование под клуб»; не скрывается, что постановление крайисполкома не вручено общине своевременно. Заключением разрешалась ликвидация церкви. 20 сентября 1935 г. Президиум ВЦИК утвердил постановление Горьковского крайисполкома о закрытии церкви8.


Село Монаково


25 февраля 1935 г. был издан Циркуляр НКФ СССР о проверке имеющихся в церквях предметов культового характера из драгоценных металлов и взыскании с общин стоимости похищенных вещей. Это вызвало, как нетрудно увидеть по жалобам верующих во ВЦИК, еще один пик в усилении гонений на церковь в 1930-е годы. Выразился он, в первую очередь, в массовом закрытии храмов за долги, в сумму которых зачисляли стоимость недостающего имущества (изделия из золота и платины оценивались по стоимости 30 рублей за грамм, из серебра — 70 копеек, драгоценные камни и жемчуг — экспертным путем9). То есть до этого, как правило, причиной закрытия храма было ходатайство местных властей об острой нуждаемости в здании церкви для склада, клуба, школы и других целей, либо ходатайство райфинотдела о расторжении договора с общиной верующих за неуплату налогов — налицо была стихийность процесса: время от времени в том или ином селе по какой-либо причине закрывают храм. Указ же от 25 февраля 1935 г. повлек за собой масштабную кампанию по перепроверке имущества религиозных общин. Фининспекторы посетили все самые отдаленные села районов.


Одной из жертв проверки имеющихся в церквях предметов культового характера из драгоценных металлов стала церковь в с. Монакове Муромского района (сейчас Нижегородская область). В результате проверки в ней обнаружилась недостача на сумму 900 рублей. Часть вещей действительно оказалась похищенной, но примечательно, что в недостачу записали и стоимость серебряного креста, изъятого в 1921 г. для спасения голодающих Поволжья10.


Власти не упустили возможность использовать факты недостач в целях дискредитации церкви — был разработан ряд лекций о расхищении церковниками госсобственности (после революции все имущество церкви было национализировано и считалось арендуемым верующими у государства). 30 марта 1936 г. в Монаковском сельсовете лектором Снегиревым перед 107 слушателями (членами сельсовета, учителями средней школы и комсомольским активом) был прочитан доклад «Соцстроительство и религия»: о возникновении религиозных верований у первобытного человека, возникновении христианства, о церкви на службе у капитала, а также о материальных расходах колхозников на церковь и расхищении церковниками государственного имущества. Кто-то из слушателей вспомнил, что до революции нарушалась тайна исповеди. После прочтения доклада лектор поставил вопрос о необходимости закрыть храм в Монакове. Предложение упало на нужную почву: все согласились, что молодежи нужен культурный очаг, а верующих мало. В итоге расширенный пленум сельсовета постановил просить Муромский райисполком закрыть храм в Монакове, отдав ее в аспоряжение местного колхоза, который берет на себя обязательство переоборудовать ее под клуб. За закрытие единогласно проголосовали все присутствующие, голосов против не было11. Последний факт объяснялся довольно просто: верующие, вероятно, знали, про что будет лекция, поэтому, считая свое присутствие там непозволительным, грехом, не пришли на нее.


На следующий день от имени 570 учащихся было составлено требование: «Мы, учащиеся Монаковской средней школы, просим сельсовет и требуем от своих родителей закрытия церкви, этого очага невежества, служившего в течение ряда веков орудием отвлечения трудящихся от классовой борьбы, от борьбы за создание лучшей жизни на земле, суля вместо этого беспечную загробную жизнь в раю. Нам, учащимся, комсомольцам и пионерам, кажется смешным, что в нашей стране, стране строящегося социализма, стране счастливого будущего имеются люди, которые еще слепо верят в религию и не понимают ее лжи и обмана. Мы просим передачи здания церкви под клуб, где бы мы могли разумно и весело вместе со взрослыми проводить время отдыха»12. Правда, в дальнейшем фигурировало требование уже от имени 530 учащихся. Архивные материалы не позволяют понять, почему на 40 человек сократилось первоначальное количество учащихся, якобы высказавшихся за закрытие: была ли это просто описка или действительно не все учащиеся подписались под заявлением, а если не подписались, то случайно ли это получилось или было сознательным шагом учащихся, проявлением протеста под влиянием собственных убеждений или настроений в семье.


В этот же день, 31 марта, Снегирев читал лекцию «Соцстроительство и религия» уже на общем собрании колхозников и единоличников, рабочих и служащих с. Монакова. Вероятно, к этому времени до верующих дошло известие, что над их храмом нависла угроза закрытия, поэтому они при­шли на судьбоносное собрание. Всего присутствовало 195 человек. После доклада разгорелся жаркий спор. Так, поначалу взяла слово Е. М. Панина: «Если в церкви откроют клуб, пойдем с удовольствием». Но А. Я. Бадина заявила ей: «Желательно все ж иметь церковь, т. к. коммунистам мы не мешаем». Ее поддержала Д. Д. Липова. Но тут высказался за закрытие А. С. Тренкунов. На это С. И. Вялова ответила: «Когда у Тренкунова померла жена, зачем он ее понес сначала в церковь, а не на кладбище?» Н. В. Гараев зачитал требование 530 учащихся за закрытие храма. На это С. И. Вялова заявила, что детей надо уважать, но только учащихся с. Монакова, а не всех деревень. Председатель сельсовета Н. И. Егоров напомнил про расходы на священника и двух монашек, что церковь старая и требует дорогого ремонта на сумму 22 000 рублей. Кто-то вспомнил, что попы поддерживали власть в войне 1914 г. — на смерть отправляли. После еще не менее восьми человек высказалось за закрытие; верующие то ли молчали, то ли их высказывания не были внесены в протокол собрания. В итоге «все оплодируют за исключением части людей». В конце собрания постановили согласиться с решением пленума сельсовета: имеющуюся церковь в с. Монакове закрыть, просить райисполком о передаче таковой в распоряжение Монаковского колхоза для использования под клуб. За закрытие голосовали единогласно, голосовавших против якобы не было13. На основании архивных материалов не представляется возможным понять, почему все проголосовали за закрытие, если «оплодировали» не все. Известно лишь, что «голосование о закрытии храма было в час ночи, народ утомился, верующие просили отложить обсуждение вопроса о церкви, но в этом им отказали», а также, что, воспользовавшись неграмотностью С. И. Вяловой и М. И. Жужилкиной, их фамилии внесли в число голосовавших за закрытие14.


1 апреля состоялось общее собрание колхозников и единоличников в д. Матрюшихе, на котором присутствовало 83 человека; после доклада Снегирева пять слушателей высказалось за закрытие; было вынесено постановление, аналогичное предыдущему15.


23 апреля Монаковский сельсовет выслал в райисполком материалы о закрытии храма на тринадцати листах, а также уверял, что «общее собрание прихода Монаковской церкви (с. Монаково и д. Мартюшиха) отказалось от содержания церкви и требует закрытия таковой с отдачей последней в распоряжение Монаковского колхоза под клуб»16. 5 мая 1936 г. Муромский райисполком, заслушав ходатайство колхозников обоих селений, постановил это «ходатайство… поддержать, о чем ходатайствовать перед Горьковским крайисполкомом», а также указал, что «ближайшая церковь того же вероисповедания в с. Чудь (2 км от Монакова и 3,5 км от д. Мартюшихи). Затраты на переоборудование церкви под клуб колхоз принимает на себя»17.


Сразу после этого райисполком запретил проводить в храме службы и снял священника с регистрации18. Подобные действия являлись нарушением законодательства того времени: закрывать храм можно было только через две недели после соответствующего постановления обл- или крайисполкома при отсутствии обжалования этого решения верующими, нижестоящие органы власти могли только ходатайствовать о закрытии, но не более того.


19 мая представитель райисполкома техник-строитель Широков, зам. председателя сельсовета Н. И. Зимин, председатель колхоза С. И. Чирдалев и парторг Бахарева осмотрели церковь с целью приспособления ее под нардом19.


22 мая 1936 г. верующие пишут письмо-жалобу в ЦИК М. И. Калинину. Так, они заявляют: «Мы считаем только такое собрание о закрытии храма законным, которое состояло бы исключительно из верующих нашего общества, но нам такого собрания делать не разрешают и даже в силу закона не разрешают произвести перерегистрацию своих верующих членов и произвести перевыборы органов управления. Все следуемые за здание налоги мы платим аккуратно, осталось недоплачено только суммы, следуемыя с нас за похищенныя путем взлома ценныя вещи 900 руб. Эти деньги мы также скоро уплатим, а еще скорее, если из этих похищенных вещей будут исключены те ценности, которыя были изъяты для спасения голодающих Поволжья в 1921 г., а за них также спрашивают деньги. На основании всего этого Муромский райисполком вот уже 3 недели как службу в храме нам совершать не разрешает и снял с учета нашего служителя культа. На днях мы обращались по существу вопроса с жалобой в Горьковский крайисполком, но последний нам содействия не оказал. Принимая во внимание вышеизложенное, мы вынуждены побеспокоить Вас, глубокоуважаемый Михаил Иванович, и просить Вашего содействия, а именно: 1) оставить храм в пользовании общества верующих с. Монакова и д. Мартюшихи; 2) не чинить препятствий в выборах органа управления и перерегистрировать своих членов; 3) исключить из суммы 900 рублей стоимость серебряного креста, который изъят на голодающих Поволжья; 4) обо всем этом соответствующе предписать Муромскому райисполкому и Монаковскому сельсовету и крепко надеемся заранее, что эта помощь от Вас незамедлительно последует»20.


Тем временем 27 мая Муромский райисполком высылает в сектор культа Горьковского крайисполкома материал на девятнадцати листах о закрытии церкви в Монакове и приспособлении ее под Народный дом. 28-го составляется смета, предполагающая разобрать иконостас, снять главы с колокольни и церкви, заделать образовавшиеся проемы в крыше, сделать кинобудку и фундамент для нее, сцену, кружковые комнаты, голландские печи, дверные проемы в кинобудку и коридор, окна, починить двери, обновить штукатурку, промыть и покрасить стены. Все работы должны были обойтись почти в 10 000 рублей21.


3 июня 1936 г. Комиссия по вопросам культов при президиуме Горьковского крайисполкома постановила: «Ходатайство колхозников с. Монаково Муромского района удовлетворить, с постановлением Муромского райисполкома от 5/V. — 36 г. согласиться, церковь в с. Монакове ликвидировать с последующим переоборудованием под клуб; ликвидацию поручить президиуму Муромского РИК’а с соблюдением ст. 40, 42 и 44 закона «О религиозных объединениях»»22. 8 июня решение утверждено президиумом крайисполкома. Выписка из протокола заседания комиссии была вручена верующим лишь 18 июня23, т. е. спустя две недели, хотя именно в эти две недели верующие имели право опротестовать постановление. Сделано это было, вероятно, специально. Но прихожане оказались довольно настойчивыми. Так, 14 июня, еще не зная про постановление крайисполкома о закрытии своего храма, верующие отправляли в канцелярию ЦИКа ходатая Георгиевского. Получив 18-го числа выписку из протокола заседания комиссии, 23-го верующие снова пишут жалобу во ВЦИК с просьбой оставить им храм. В ходатайстве подчеркивают, что сроки обжалования постановления ими не пропущены, подробно останавливаются на нарушениях при голосовании о закрытии храма. К заявлению приложен список верующих с примечанием, что «число верующих, помещенных в список, далеко не полно, т. к. райисполком не разрешил ни общее собрание верующих для разрешения вопроса о церкви, ни собирание подписей по домам»24.


9 июля Комиссия по делам культов при Президиуме ВЦИК затребовала у крайисполкома все дело о закрытии храма, что тот 17 июля и сделал. 26-го верующие снова направляют во ВЦИК письмо, спрашивая, получена ли апелляция от 26 июня25.


15 сентября 1936 г. Комиссия составляет заключение: «Церковь закрыта постановлением Президиума крайисполкома 8 июня 1936 г. Здание предполагается использовать под клуб. План переоборудования и смета на 9973 р. приложена. Средства на переоборудование выделяет колхоз. Ближайшая действующая церковь остается в 2 км. Основание закрытия: ходатайство населения. Массовая работа вокруг закрытия церкви проведена. Верующие в жалобах указывают, что они выполняют свои требования аккуратно, просят церковь не закрывать. ПОЛАГАЮ: церковь закрыть под клуб»26.


Президиум ВЦИК утвердил закрытие только 20 марта 1937 г.27.


Село Новашино


30 апреля 1936 г. на общем собрании колхозников с. Новашино Муромского района, на котором присутствовало 400 человек, был поднят вопрос об отсутствии помещения под школу и необходимости строить новое. Заслушав эту информацию, все собравшиеся, к тому времени их осталось уже 309 человек, за исключением одного, постановили закрыть церковь и использовать ее под школу. Колхозники встретили данное предложение бурной овацией, закрытие церкви прошло под бурные аплодисменты28. 2 мая на общем собрании членов колхоза д. Бельтеевка 67 человек, заслушав доклад председателя колхоза Антонова о закрытии церкви в с. Новашино под школу, также «постановили церковь закрыть и ходатайствовать об этом перед районом». 12 мая и колхозники д. Безверниково, заслушав доклад председателя колхоза С. С. Ценова, постановили «как ненужное и бездействующее в настоящее время помещение церкви закрыть»; правда, здесь из 82 присутствовавших только 66 проголосовали за это решение, 16 же воздержались29.


17 мая состоялось заседание расширенного президиума Новошинского сельсовета, на котором председатель сельсовета Н. Мукин зачитал пять выписок из протоколов селений Новашинского прихода о закрытии церкви. Пленум постановил «решения граждан… 5 селений утвердить и просить вышестоящие органы решение президиума сельсовета утвердить», добавив, что «все требуемые по закрытию церкви расходы колхозы берут на себя»30.


3 июня в присутствии техника Муромского райисполкома С. А. Широкова, счетовода Новашинского сельсовета И. М. Гордеева, учителей местной неполной средней школы Мокеева, Сунозова, Поселенова, Коротина и представителя верующих И. К. Миронова было составлено «Обследование здания церкви с. Новашино с приспособлением под культурное учреждение», гласившее: «Оштукатурка стен требует ремонта, стекла в оконных проемах местами выбиты» (сторожа нет), «печи также пришли в большую изношенность, требуют перекладки, окраска стен требует перекраски, приспособление церкви согласно его размерам благоприятствует под школу, т. к. существующая школа размещена в нескольких зданиях, пришедших в негодность»31. Составленная впоследствии смета предполагала: разобрать иконостас, главы, заделать образовавшиеся отверстия в крыше, переделать печи, сложить голландские печи, а в квартире сторожа русскую печь, переделать пол, выпилить решетки на окнах, сделать новые окна, дверные проемы, перегородки для классов, разобрать ход на колокольню и переоборудовать его, сделать пристройку под вестибюль, произвести оштукатурку и окраску — всего на 16 326 рублей32.


7 июня 1936 г. Муромский райисполком заслушал «ходатайство колхозников и общественности Новашинского сельсовета: с. Новашино, д. Бельтеевки, Безверниково о закрытии церкви в с. Новашино и переоборудовании ее под школу». Так как «расходы колхозы берут на себя» и «ближайшая церковь в с. Покров Волосовского сельсовета на расстоянии 3 км от с. Новашино», «постановили: поддержать ходатайство общественности и колхозников Новашинского сельсовета о закрытии церкви, о чем ходатайствовать перед Горьковским крайисполкомом»33. 10 июня райисполком переправил все материалы по закрытию в край­исполком; 19 июля крайисполком утвердил закрытие34.


В нарушение всех законов верующим (Д. М. Яшиной, М. М. Ворониной, М. П. Павлову) это постановление было объявлено только 28 августа35. Уже 1 сентября верующие пишут жалобу М. И. Калинину во ВЦИК: «Постановление это мы признаем неправильным по следующим основаниям: 1) церковь наша не имеет задолженностей, обслуживает несколько деревень, верующих более 2000 душ, соседняя церковь на расстоянии более 10 км; 2) никакого официального собрания верующих по вопросу о закрытии церкви не было, церковный совет не извещался. Было по частным случаям собрание неверующих, которые составили постановление о закрытии церкви. 3) мотивы, что церковь необходима под школу, есть не что иное, как дорога к закрытию, т. к. нужды в школе не было и нет. В нашем селе 2 школы: 4-л[етка] и 7-летка. Помещаются в хороших зданиях… Кроме того, в соседнем селе строится школа повышенного типа, а наше село отделяется от соседних деревень рекою, и не может быть мысли о постройке школы для окрестных селений. Даже и Комиссия при осмотре признала помещение церкви неподходящим под школу. 4) из выше изложенного ясно, что сельсовет под разными предлогами провел незаконное постановление о закрытии церкви, а Рик и обисполком не проверил путем опроса верующих с участием церковного совета и т. о. мы, такая масса верующих, лишены совершения нашего свободного религиозного обряда… А посему, прилагая список 300 верующих, мы просим Вас, тов. Калинин, обратить внимание, сделать распоряжение провести вопрос о церкви на официальном собрании верующих с участие церковного совета и открыть нам церковь, чтобы на основании Новой Советской Конституции мы свободно совершали наши религиозные обряды». К ходатайству прилагался список верующих на 10 страницах36. Каких-либо данных о загадочной «Комиссии, при осмотре признавшей помещение церкви неподходящим под школу», нет.


4 сентября ВЦИК затребовал у крайисполкома все дело о ликвидации церкви в с. Новашино, что 14 сентября крайисполком и сделал37. 23 октября ВЦИК потребовал у Муромского райисполкома «выслать точные сведения», какое расстояние до ближайшей церкви: 3 км, как указано в постановлении о закрытии, или 10 км, как утверждают верующие. 1 ноября райисполком ответил: «От д. Бельтеевки находится церковь того же течения в с. Сонино 2 км и от Сонино до Новошино 7 км, вторая церковь с. Покров от Новошина 3,5 км»38.


10 ноября Комиссия по делам культов при Президиуме ВЦИК составила заключение по церкви: «Церковь закрыта постановлением президиума крайисполкома от 21/7. — 36 г. Здание предполагается использовать под школу. План переоборудования и смета приложены. Средства на переоборудование берут на себя колхозы. Ближайшая действующая церковь остается в 3 км. Основания закрытия: ходатайство населения, об-во содержало церковь в бесхозяйственном виде. Массовая работа вокруг закрытия церкви — за закрытие высказалось 5 селений. Верующие в жалобе указывают, что их 2000 человек, ближайшая церковь в 10 км. Полагаю: церковь закрыть под школу»39. Сведения о «содержании церкви в бесхозяйственном виде», вероятно, взяты из решений собраний колхозников; примечательно, что ранее на этом не акцентировалось внимание.


30 декабря 1936 г. Президиум ВЦИК утвердил постановление Горьковского крайисполкома о закрытии церкви в с. Новашино под школу40.


Вскоре местные власти приступили к переоборудованию храма, начав его с уничтожения иконостаса. Верующие продолжали отстаивать свой храм. 22 марта 1937 г. они пишут жалобы М. И. Калинину и прокурору РСФСР (13 апреля последняя жалоба была перенаправлена в Комиссию по делам культов при Президиуме ВЦИК). В жалобах верующие снова доказывают незаконность проведения собраний по вопросу закрытия храма, повторяя аргументы из своего письма от 1 сентября 1936 г., кроме того, указывают, что ближайшая церковь, находящаяся на расстоянии 5 верст, отделена от с. Новашино рекой, из-за чего «в талую воду нет прохода и проезда 2 месяца». Особенностью жалобы была характерная для именно того времени ссылка на Сталинскую конституцию. Просили постановление о закрытии храма пересмотреть, церковь открыть, поломку приостановить, виновных в закрытии привлечь к ответственности41. Вероятно, жалоба верующих осталась без ответа, т. к. постановления Президиума ВЦИК о ликвидации храмов не пересматривались.


17 апреля 1937 г. во ВЦИК от председателя церковного совета Д. М. Яшиной поступила довольно необычная жалоба: «Закрывая церковь в январе 1937 г. председатель Новашинского сельсовета Мукин Н. Дм. не только что закрыл церковь и все церковное имущество, которое с зданием церкви не имело ничего общего, забрал, но еще находящиеся у меня деньги, принадлежащие гражданам прихожанам этой церкви, в сумме 367 рублей изъял как якобы имущественные деньги по ликвидации церкви — это было 9 января 1937 г. и в том выдал мне квитанцию за номером 10 885, а потом 17 января изъял у меня мои собственные деньги 83 рубля, назвав их тоже как якобы имущественными церковными деньгами, и в отобрании их выдал мне квитанцию за номером 10 890». Яшина просила вернуть деньги и движимое церковное имущество42. Какой был получен ответ, неизвестно. По законам того времени, все движимое церковное имущество в случае закрытия храма действительно подлежало изъятию; церковные деньги (кстати, верующие обязаны были хранить их на счете в сберкассе) тоже в этом случае изымались. Изъятие 83 рублей личных денег Яшиной, возможно, действительно является перегибом со стороны местных властей, решивших извлечь максимальную материальную выгоду из закрытия храма.


26 августа 1937 г. Комиссией по делам культов при Президиуме ВЦИК была заслушана докладная записка о выполнении горсоветами и райисполкомами постановлений Президиума ВЦИК о ликвидации и использовании молитвенных зданий под культурные цели. Комиссией у райисполкомов были затребованы данные об использовании церквей, закрытие которых было утверждено ВЦИКом в 1936 — начале 1937 г. Муромский райисполком 9 сентября 1937 г. доложил, что «Новошинская школа с мая месяца используется как клуб с временным переоборудованием, поскольку на 1937 г. селению средняя школа не разрешена, а на 1938−39 гг. проэктируется средняя школа (сейчас неполная средняя — 7-летка), она будет колхозом при помощи района переоборудована капитально»43. Данный факт подтверждает справедливость утверждений верующих, что село в 1936 г. не испытывало нужды в помещении под школу и что закрытие храма было самоцелью.


Село Санниково


В результате переучета в 1935 г. имущества в храмах были выявлены многочисленные недостачи. Власти не упустили возможности использовать данное обстоятельство в целях дискредитации духовенства и верующих.


10 августа 1935 г. в с. Санниково Муромского района на общем собрании жителей села агитатор Кузнецов выступил с докладом про церковь. Его продолжил И. П. Королев, рассказав, что старокотлицкий поп со старушками воровали церковное имущество, что в с. Борисове группа верующих во главе с попом вела антисоветскую агитацию, а в Муроме растаскивается церковное имущество и деньги. Следом взяли слово Л. А. и С. А. Ярцевы и В. М. Костаков, заявившие, что нужна культура, а не церковь. Так от имени всего собрания было вынесено постановление церковь закрыть и организовать ячейку СВБ44. 14 августа по сходному сценарию проходило собрание граждан колхоза д. Березовка: сначала выступление Клевакина про церковь, его продолжает Фадеева, заявляя, что церковь распространяет заразные болезни, наконец, Я. Ф. Войнов предлагает использовать санниковскую церковь под школу или клуб. Правда, после него взял слово Ф. В. Войнов (вероятно, отец последнего выступавшего) и стал доказывать, что не надо закрывать ее, ибо тогда негде будет крестить и отпевать, его поддержала М. О. Савина. Тем не менее, общее собрание вынесло решение закрыть церковь «в ответ на вылазку новокотлицкого попа, который расхищает церковное имущество»45. Проводилось собрание граждан по вопросу закрытия храма и в д. Саксино, где против закрытия выступили Е. Т. Семенова, А. С. Нюхалова и некоторые другие46.


18 августа 1935 г. Саксинский сельсовет пишет в Муромский райисполком ходатайство о закрытии церкви под клуб. Любопытной особенностью ходатайства было приведение данных голосования по каждому населенному пункту по вопросу закрытия храма. Так, в с. Санниково все 82 голосовавших были за закрытие, в д. Ивань 32 за и 1 против, в Березовке 60 за и 10 против, самым удивительным было то, что больше всего проголосовало против закрытия храма в самом Саксине, центре сельсовета: 47 за и 43 против. Таким образом, всего за закрытие было 220 человек, а против 54. Еще в ходатайстве сельсовет просил оставить четыре малых колокола для пожарной сигнализации, по одному каждому селению47.


15 октября того же года Муромский райисполком постановил поддержать ходатайство Саксинского сельсовета о закрытии храма, т. к. на расстоянии 1 км есть другая церковь — в с. Чаадаево48. Но этих материалов было недостаточно для закрытия, поэтому начинается их сбор. 9 декабря составляется акт о том, что зданию требуется ремонт (окраска, оштукатурка), стекла выбиты, колокольня отклонилась от основного здания на 3 см49. 25 декаб­ря составляется смета, включающая следующие пункты: снятие глав, разбор иконостаса и алтаря, оштукатуривание и покраску, установку новых печей, сцены и кинобудки; в алтаре предполагалось сделать комнату кружковых занятий, большая часть храма должна была стать зрительным залом на 110 человек50. 26-го все материалы высылаются в крайисполком51.


5 января 1936 г. Комиссия по вопросам культов при Президиуме Нижегородского крайисполкома постановила согласиться с постановлением Муромского райисполкома о закрытии церкви под клуб; 20 января протокол утверждает президиум крайисполкома52. Верующие воспользовались имеющимся у них правом обжаловать это решение в вышестоящих инстанциях — 4 февраля просят у ВЦИКа оставить им церковь, т. к. налоги уплачены, в 1935 г. ими был произведен ремонт на сумму 1200 рублей53. И в тот же день просят у Муромского райисполкома приостановить ликвидацию церкви, т. к. они обратились во ВЦИК54.


9 февраля 1936 г. Муромский райисполком высылает в Нижегородский крайисполком заявление Саксинского сельсовета о закрытии церкви и сообщает, что стройматериал готов — переоборудование храма можно закончить к летним полевым работам; против только священник и три женщины55. 27 февраля крайисполком пишет во ВЦИК, что церковь закрыта из-за ходатайства колхозников Саксинского сельсовета и крайней необходимости в здании, а храм есть на расстоянии 1 км56.


16 марта Комиссия по делам культов при Президиуме ВЦИК составляет заключение по делу, что т. к. церковь закрыта 20 января 1936 г., предполагается использовать ее под клуб; план переоборудования и смета на 8300 рублей имеется, материал заготовлен; до ближайшей церкви 1 км; 80% населения за закрытие, 20 — против (220 и 54); «верующие в жалобах указывают, что церковь им нужна, просят не закрывать, причин не выставляют», то можно ее закрыть под клуб57. 20 апреля 1936 г. Президиум ВЦИК утвердил закрытие храма58.


26 августа 1937 г. Комиссией была заслушана докладная записка о выполнении горсоветами и райисполкомами постановлений Президиума ВЦИК о ликвидации и использовании молитвенных зданий под культурные цели. Нетрудно догадаться, что закрытие церквей при последующем неиспользовании их служило благодатной почвой для нежелательных настроений среди верующих, наличие таких церквей было самой яркой и выразительной антисоветской и контрреволюционной агитацией. Комиссией у райисполкомов были затребованы данные об использовании церквей, закрытие которых было утверждено ВЦИКом в 1936 — начале 1937 г. Муромский райисполком доложил, что «Санниковская церковь переоборудована под клуб в июне месяце 1937 г. Разобрана колокольня, снят купол над алтарем, устроена сцена для постановки спектаклей, оборудована диванами (скамейками), сложена кинобудка, пропускаются регулярно кинокартины»59.


Крестьянское волнение на религиозной почве в с. Суморьево


Взаимоотношения церкви и государства в 1930-е гг. обычно рассматриваются в ключе притеснения вторым первой. Верующие в этих случаях иногда смирялись, иногда пытались оспаривать в вышестоящих инстанциях те или иные решения местной власти. Эти модели взаимоотношений неоднократно были описаны историками. Юридически незаконные методы борьбы верующих также представляют большой интерес. К сожалению, большая часть подобных материалов до сих пор засекречена. Кроме того, как известно, многие дела о заговорах духовенства и верующих были сфабрикованы ОГПУ, из-за чего к основной массе подобных дел требуется более чем осторожный подход. Но в то же время было бы странным, если бы за все послереволюционное время не произошло ни одного инцидента во взаимоотношениях верующих с органами власти, выходящего за рамки закона.


24 декабря 1934 г. верующие с. Суморьево Вознесенского района Горьковской области, некоторое время входившего в Муромский округ, пишут жалобу в «Московский Центральный исполнительный комитет». Приведем ее полностью с сохранением лексических и стилистических особенностей, но с исправлением орфографических и пунктуационных ошибок. «1934 года декабря 20 дня вечером поздно к нам в с. Суморьево приехала кая-то бригада и привезла с собой машину лебедку и канат для снятия колколов с нашей колокольни. На следующий день все наше селение узнало об етом и сильно встревожилось. Мы прибрели колкола добровольно, стало быть колкола наши и мы хозяевы над ними, а нам эта бригада объявила, что колкола наши, и пошел спор между ими и нами. Спор был около колокольни, и мы, граждане с. Суморьева, порешили не сдавать колкола, но бригада начала наступать на нас, ругались на нас, они растревожили нас от стара до мала. Мы просили, чтобы они нам дали бумажку от властей на снятия колколов, но оне не дали, а полезли нахрапом, и мы вынуждены были взять колья и не дупускать их к колокольне и говорили: «Уходите, не дадим колколов до тех пор, пока не покажете нам бумажку от высшей власти», - но оне нас не слушали, а стояли на своем, говоря: «Заморозим вас, а колкола снимем». <> И [бригада] учиняет как на улице, так и в домах хулиганство и беззаконье: ловют баб и водют в сельсовет к допросам. <> Это безобразие будет продолжаться долго, так местная власть объявила нам, что они (рабочие. — А. Е.) будут жить в с. Суморьеве до тех пор, пока не снимут колкола, а мы не разрешаем им, и за ето время у нас может получиться убийство, т. к. у нас не хватает терпение над их издевательством«60.


Эти данные дополняет жалоба верующих от 28 сентября 1936 г.: «В 1934 г. в коньце осени (20 декабря. — А. Е.) к нам в село прибыла из Мурома бригада по сьнятию колколов. Без всякой посторонней инициативы и всякого всестороннего внушения женский актив восстал против етого произвольного сьнятия колколов. Некоторые были в ето время НКВД арестованы, осуждены Нарсудом и в посьлесьвие освобождены«61. И жалоба верующих от 26 марта 1935 г.: «Когда приехала к нам бригада по снятию колколов, у нас народ очень стоял… Комсомольцы и колхозники и гоняли баб, или женщин, и били их, и давили на лошадях, и поэтому просим разобрать наше заявление и в просьбе не отказать, ублаготворить«62.


После первой же жалобы ВЦИК сделал запрос местным органам власти. 25 января 1935 г. Горьковский крайисполком доложил во ВЦИК: «Произведенной проверкой через органы Прокуратуры выяснилось, что со стороны местных органов власти ничего незакономерного в отношении религиозного объединения с. Суморьева, а равно и отдельных верующих допущено не было; колокольный звон в с. Суморьеве был прекращен постановлением Президиума РИК’а от 4/9−34 г., утвержденным крайисполкомом 3/Х-34 г. К снятию колоколов было приступлено на основании нарядов Госфонда, но бригада Металлолома встретила сопротивление церковников. На конспиративных заседаниях церковный совет организовал саботаж включительно до открытых сопротивлений мероприятиям по съемке колоколов, а равно и другим мероприятиям советской власти. В результате был произведен налет на Суморьевский с/совет, на квартиру пред. сельсовета Бабушкина, где выбили окна, рамы, нанесли побои жене избача; сожгли спортивный городок; в церковной сторожке скрыли около 3 тонн кулацкого хлеба и т. п. На место выезжали пред. РИК’а, секретарь Райкома ВКП (б) и районный прокурор. Произведенной массовой разъяснительной работой вопрос урегулирован, а винов­ные в организации открытых выступлений осуждены от 1,5 до 6 лет (5 человек, в т. ч. служитель культа Крюковский)»63.


Эти сведения были получены из отчета районного прокурора от 16 января 1935 г., который указал следующее: «1) налет на Суморьевский с/совет, где были выбиты окна, был организован во главе со священником Крюковским; 2) налет с кольями и топорами на квартиру преда с/совета т. Бабушкина, где выбили окна, рамы, а сам Бабушкин скрывался в подполье соседа; 3) налет на квартиру 2 общественников-активистов, где выбили окна, рамы и побили жену избача Шошину; 4) сломали и сожгли на костре спорт-городок с. Суморьева; 5) в результате этого посещаемость школы спустилась на 47%, а в последнее время на 63%; 6) полный саботаж по выполнению, ибо фин-план за год с/совет выполнил всего на 63%, точно так же и по натуральным подбавкам; 7) организация тайных заседаний церковного совета 20/12−34 и 24/12−34 г.; 8) устройство заговора 24/12−34 г. у гр. Шошина Тимофея Ивановича, где постановили активно бороться против снятия колоколов; 9) полный разврат и систематическая пьянка в церковной сторожке у священника Крюковского. Так в этой же сторожке кулачье скрывало хлеб от государства, где обнаружено около 3 тонн; 10) при снятии колоколов, вернее, при всей подготовительной работе по снятию колоколов, церковники не только организовали массовое выступление при снятии колоколов, но и против всех проводимых мероприятий советской власти. В момент активного выступления церковников, я сам там на месте присутствовал 5 дней, секретарь РК ВКП (б), председатель РИК и др., где вели массовую разъяснительную работу и насилия никакого ни от кого не исходило. 9/1−35 г. священник Крюковский, Куравин Илья, Лосев, Кулыгин и Шошин осуждены Нарсудом за угрозы и погромы от 1,5 до 6 лет лишения свободы»64.


Кроме того, прокурор выслал несколько копий допросов. Приведем некоторые из них для восстановления хронологии событий.


Обвиняемый Куравин Илья Николаевич: «На второй день после приезда в наше село бригады рабочих «Металлолома» для производства снятия колоколов с церкви поп Крюковский Николай созвал нас, членов церковного совета, поздно ночью на совещание в церковную сторожку. На совещании приняли участие я — Куравин, поп Крюковский, Шошин (прозвище Трусов) Николай Васильевич, Лосев Иван Андреевич, Лосева Фекла Прокофьевна, Казакова Наталья Тимофеевна, Устинова Ольга Пимовна, Селезнев Никита Павлович, Куравина Прасковья Архиповна, Рыжова Марфа Кузминична, Якуньков Алексей Тимофеевич. Кроме нас была полная сторожка верующих, которые пришли послушать, как мы решим вопрос о колоколах. На данном совещании мы, все члены церковного совета, молчали, говорил только один священник Крюковский Николай, который продиктовал секретарю Якуньковскому [он же Якуньков. — А. Е.] о том, что постановляем не давать снимать колокола. Записанное Якуньковским объявил присутствовавшим в сторожке верующим»65.


Несколько по-другому описывает эту ситуацию проходивший по делу как свидетель Алексей Тимофеевич Якуньков: «Во время обсуждения вопроса о колоколах высказывались против снятия Куравин Илья, Лосева Фекла и Куравина Прасковья, они говорили: «Мы должны решить, что снять колокола не дадим». После этого встал поп Крюковский Николай и сказал мне: «Пиши, что мы снять колокола не дадим». Все остальные присутствовавшие частью молчали, женщины кричали: «Правильно, пиши, что мы не дадим»»66.


Свидетель Ольга Пимовна Устинова: «Во время нашего заседания пришли председатель сельсовета Бабушкин и еще какие-то с ним люди и наше собрание нарушили уводом 3 участников совещания»67. Последним событием и был вызван «налет на сельсовет».


Свидетель Андрей Николаевич Егорушин: «Из числа ворвавшихся в с/с, помню, были: Кулыгин Григорий Васильевич, который, будучи впереди толпы, ударяя себя в грудь, кричал: «Я пришел защищать колокола, перебьем всех жидов и будем спасать Россию!»»68.


Вопрос обвиняемому Григорию Васильевичу Кулыгину: «Признаете себя виновным в том, что в ночь на 21/12−34 г. вы принимали участие в нападении на с/с с целью освободить 3 задержанных церковников, при этом ведя к[онтр].р[еволюционную]. агитацию погромного характера?


Ответ: Да, признаю»69.


Свидетель Степан Федорович Шляпугин: «21/12−34 г. с утра член церковного совета Куравин Илья Николаевич, собрав толпу возле церкви, говорил: «Бабы, держитесь за колокола и церковь, колокола не отдавайте». Затем упал на колени и стал молиться со словами: «Знаю, что меня сожгут, но я не боюсь и буду держаться за религию, а эту машину /показывая на рабочий инструмент — лебедку и бабку/ уберите с глаз!»»70.


Вопрос обвиняемому Степану Павловичу Лосеву: «Признаете себя виновным в подстрекательстве толпы к оказанию организованного противодействия снятию колоколов, а также в призыве тащить и топить рабочий инструмент, привезенный для работ по снятию колоколов?


Ответ: Себя виновным признаю, в том, что я действительно выступал перед толпой во время выступления верующих на почве снятия колоколов»71.


Свидетель Митрофан Васильевич Фролов: «Бабка с лебедкой была в яме закидана снегом, а трос находился за церковной сторожкой в ограде закидан снегом, и конец троса был развит и поломан, около 3 метров. Около церкви тоже была толпа народа до 300 человек. Из толпы были выкрики: «Убьем, разорвем бригаду, но колокола снимать не дадим и сами умрем на этом месте». В эту толпу народа пришел Куравин Илья Николаевич, член церковного совета, который, выступая около церкви, говорил: «В решении 17 партсъезда нигде, ни в одном пункте не сказано, что надо снимать колокола»»72.


Об «устройстве заговора 24/12−34 г. на квартире у Шошина Т. И..».


Вопрос обвиняемому И. Н. Куравину: «Скажите, кто с вами участвовал 24/12−34 г. на собрании в доме Шошина Тимофея Ивановича, кто и как из вас высказывался по поводу снятия колоколов?


Ответ: Присутствовали я — Куравин, Шошин Тимофей Иванович, Лосев Степан Павлович, колхозница Интянина Акулина Ивановна, мать и дочь Шошина Тимофея Ивановича. Шошин Тимофей по вопросу колоколов сказал: «Вся сила, бабы, в вас, если вы будете организованно стоять за колокола, то их не снимут»»73.


На этом же собрании, можно предположить, и была написана первая жалоба во ВЦИК.


Таким образом, большинство фактов, указанных прокуратурой, подтверждается селянами, верующими и неверующими, обвиняемыми и свидетелями: инцидент в сельсовете («налет»), организация тайных заседаний церковного совета 20 и 24 декабря 1934 г., массовое выступление при снятии колоколов. Также вполне допустимы налет с кольями и топорами на квартиру председателя сельсовета Бабушкина, где выбили окна, рамы, и налет на квартиру двух общественников-активистов, где выбили окна, рамы и побили жену избача Шошину, и снижение посещаемости школы на 47−63% во время всех этих событий. Непонятно, какое отношение к волнению имеет якобы спрятанный в сторожке хлеб, и был ли он там вообще спрятан. Невыполнение финплана на 37% тоже едва ли связано с волнением в с. Суморьеве, произошедшем всего за десять дней до окончания года. Остаются непонятными причины сожжения прихожанами спортгородка; можно лишь предположить, что сначала он пошел на изготовление кольев для стихийных баталий между верующими и рабочими муромской бригады, а потом на дрова для костров (вспомним угрозы рабочих заморозить верующих). Но при подтверждении селянами большинства фактов, указанных прокуратурой, следует отметить, что все они носят более будничный, рядовой, во многом стихийный характер.


Таким образом, взаимоотношения верующих и представителей властей далеко не всегда проходили в рамках закона, но если ОГПУ, как правило, пыталось показать это как заговоры, контр­революционные, антисоветские, то в действительности чаще всего это был стихийный протест верующих на особо вопиющие случаи притеснения.


Примечательно, что причиной народного волнения было снятие колоколов. Объяснение этому можно найти. В отличие, например, от индивидуального налогообложения, запрет колокольного звона и снятие колоколов затрагивали интересы больших групп людей. За почти тысячелетнюю историю христианства на Руси колокольный звон стал неотъемлемой частью народного православия, он не был только средством для созыва на молитву, а имел глубокий духовный, мистический смысл, чего не понимали советские власти. Кроме того, если запрет крестных ходов и хождений священника по домам верующих местные власти часто объясняли эпидемиями, при закрытиях храмов (временных или навсегда) такими «объективными причинами» были налоговая задолженность, аварийность здания, отсутствие двадцатки либо священника, те же эпидемии, то судьба звона и колоколов зависела исключительно от субъективной воли местных властей. Наконец, незаконно, а иногда и законно закрытые храмы ВЦИК верующим возвращал, но абсолютно не фиксируются случаи, когда бы отменялось запрещение колокольного звона и возвращались на место уже снятые колокола. Все это и приводило к тому, что верующие, не зная, где уже можно найти защиту, прибегали к крайним мерам — открытому физическому сопротивлению.


Деревня Тереховицы


К началу 1930-х гг. в Муромском районе официально действовало три старообрядческих молельных дома: в Муроме, д. Федорково (в 1932 г. во время коллективизации переделан под детские ясли) и в д. Тереховицы Саксинского сельсовета. Последний в 1931 г. закрывали, именно как закрытый он проходил по данным Нижегородского крайисполкома, предоставленным им для Комиссии по делам культов при Президиуме ВЦИК в 1931 г. (был закрыт под клуб по ходатайству населения — отношение крайисполкома от 18 апреля 1931 г.)74. Видимо, на тот раз молельный дом не удалось закрыть — в первой половине 1930-х гг. он функционировал.


В конце 1920-х годов старообрядческая община состояла из 28 хозяйств и была представлена торговцами и землевладельцами (размеры наделов 25−50 десятин). Уже к 1934 г. богослужения посещали 8−9 человек75. Едва ли резкое уменьшение прихожан было вызвано успехами на религиозном фронте; вероятно, что многие из них как кулаки были репрессированы и высланы. В 1935 г. осталось 6−7 прихожан. С того же года дом перестал использоваться для богослужений, т. к. пришел в аварийное состояние: печи дымят, пол проваливается, местные «активисты» выбили окна — зданию требовался дорогостоящий ремонт. У верующих же отсутствовала даже возможность купить дрова для храма, т. к. все они были пенсионного возраста и жили за счет состоявших в колхозе членов семей (своих трудодней не имели по возрасту). А родственники отнюдь не считали нужным выделять старикам средства на подобные цели; как писал 15 октября 1936 г. Муромский райисполком в Горьковский крайисполком, «молодежь над ними просто иронизирует». Правда, все налоги верующие продолжали уплачивать. Главой общины, начетчиком был Ф. Ф. Селихов, до него — Киселев76.


В 1936 г. местные власти пошли в решительную атаку на верующих. 20 марта на заседании колхоза «Безбожник» собравшиеся вынесли решение о закрытии молельного дома. 144 человека проголосовали за и по 3 человека против и воздержались. Храм планировалось использовать под детплощадку. 13 апреля постановление утвердил Саксинский сельсовет, 15 апреля — Муромский райисполком77. 8 мая была подготовлена смета. Предполагалось разобрать иконостас, переделать печи, сделать несколько перегородок, одно окно, уборную, снести старую уборную около здания, провести покрасочные работы, всего на сумму 1850 рублей78. Сооружение уборной в здании храма имело ярко выраженные антирелигиозные цели — для верующих наличие ее в храме было кощунственным. 8 июня 1936 г. Горьковский крайисполком утвердил ликвидацию молитвенного здания79. Именно постановление крайисполкома считалось законным, постановления же колхоза, сельсовета и райисполкома с точки зрения законодательства тех лет являлись лишь ходатайствами перед крайисполкомом.


Верующие имело право опротестовать постановление о ликвидации храма, что они 22 июня и сделали. В жалобе прихожане писали, что другого здания поблизости нет, все налоги уплачены, весь инвентарь — старинные громоздкие вещи, установленные капитально, а значит, при перевозке испортятся; также ссылаются на Сталинскую конституцию80. Под ходатайством собирались подписи, всего их набралось девять. В случае обжалования постановления окончательное решение о судьбе храма выносил ВЦИК.


21 августа 1936 г. Комиссия по делам культов при Президиуме ВЦИК возвращает крайисполкому дело на доработку; высланных дополнительных материалов также оказалось недостаточно, 20 октября Комиссия снова возвращает дело на доработку81. 15 октября Муромский райисполком высылает в крайисполком доклад по делу. В нем обстоятельно описывалось положение общины, ее фактический распад, аварийное состояние здания, в т. ч., что печи опасны в противопожарном отношении. Указывалось, что зданию требуется ремонт на 3−4 тысячи рублей (как говорилось выше, все переоборудование под детплощадку обошлось бы в 1859 рублей). Также акцентировалось внимание на то, что из девяти подписей одна принадлежит старушке из д. Александрово, от которой 2 км до Мурома и 14 до Тереховиц, а три подписи собраны в д. Пестенькино, от которой как до Тереховиц, так и до Мурома по 7 км82.


8 декабря 1936 г. крайисполком высылает все материалы о закрытии храма во ВЦИК. 14 декабря Комиссия по делам культов составляет заключение, гласящее, что церковь изымается из пользования верующих, т. к. пустует, находится в бесхозном состоянии и не ремонтируется, переделана будет в детплощадку, средства на переоборудование имеются, ближайшая церковь в 12 км, 144 человека за закрытие и по 3 человека против и воздержались. 20 марта 1937 г. Президиум ВЦИК утвердил постановление Горьковского крайисполкома от 8 июня 1936 г. о ликвидации храма с целью использовать его под культурные цели83.


Так был закрыт старообрядческий молельный дом в д. Тереховицы. Возможно, это был один из немногих примеров, когда община сама практически исчезла, и, несмотря на то, что верующие пытались отстоять свой храм, объективно общины уже не было, и заботиться о здании также было некому.



1 ГАРФ. — Ф. Р-5263. — Оп. 1. — Д. 523. — Л. 14, 17.


2 Там же. — Л. 7−10.


3 Там же. — Л. 11, 14.


4 Там же. — Л. 20.


5 Там же. — Л. 19.


6 Там же. — Л. 6, 16, 5.


7 Там же. — Л. 3, 25, 4.


8 Там же. — Л. 3, 1.


9 Там же. — Д. 38. — Л. 7.


10 Там же. — Д. 524. - Л. 32.


11 Там же. — Л. 12.


12 Там же. — Л. 11.


13 Там же. — Л. 13.


14 Там же. — Л. 26.


15 Там же. — Л. 21.


16 Там же. — Л. 10.


17 Там же. — Л. 9.


18 Там же. — Л. 32.


19 Там же. — Л. 24.


20 Там же. — Л. 32.


21 Там же. — Л. 6−8.


22 Там же. — Л. 28.


23 Там же. — Л. 26, 1, 3.


24 Там же. — Л. 26.


25 Там же. — Л. 31, 4, 3.


26 Там же. — Л. 2.


27 Там же. — Л. 1.


28 Там же. — Д. 525. - Л. 17.


29 Там же. — Л. 18, 19.


30 Там же. — Л. 15.


31 Там же. — Л. 16.


32 Там же. — Л. 20.


33 Там же. — Л. 14.


34 Там же. — Л. 13, 10.


35 Там же. — Л. 12.


36 Там же. — Л. 25−35.


37 Там же. — Л. 24, 3а.


38 Там же. — Л. 3, 2.


39 Там же. — Л. 4.


40 Там же. — Л. 1.


41 Там же. — Л. 7 — 9.


42 Там же. — Л. 5.


43 Там же. — Д. 51. — Л. 41.3


44 Там же. — Д. 526. - Л. 14.


45 Там же. — Л. 20.


46 Там же. — Л. 23.


47 Там же. — Л. 13.


48 Там же. — Л. 8.


49 Там же. — Л. 9.


50 Там же. — Л. 10, 25.


51 Там же. — Л. 7.


52 Там же. — Л. 4.


53 Там же. — Л. 27.


54 Там же. — Л. 6.


55 Там же. — Л. 5.


56 Там же. — Л. 3.


57 Там же. — Л. 2.


58 Там же. — Л. 1.


59 Там же. — Д. 1. — Л. 11а, 41.


60 Там же. — Д. 461. — Л. 284−285.


61 Там же. — Л. 255.


62 Там же. — Л. 263об.


63 Там же. — Л. 264.


64 Там же. — Л. 266.


65 Там же. — Л. 270, 269.


66 Там же. — Л. 278.


67 Там же. — Л. 274.


68 Там же. — Л. 281.


69 Там же. — Л. 273.


70 Там же. — Л. 280.


71 Там же. — Л. 272.


72 Там же. — Л. 276.


73 Там же. — Л. 270.


74 Там же. —  Д. 527. — Л. 3;


Д. 454. — Л. 4.


75 Там же. — Д. 527. - Л. 3.


76 Там же. — Л. 3.


77 Там же. — Л. 5, 8.


78 Там же. — Л. 17.


79 Там же. — Л. 1.


80 Там же. — Л. 20.


81 Там же. — Л. 4, 28.


82 Там же. — Л. 3.


83 Там же. — Л. 2, 5, 1.