Вверх

Глущенко Л. И., Смирнов Ю. М. Детские игрушки в Муроме

И о производстве, и о бытовании детских игрушек в Муроме известно крайне мало, а точнее сказать, неизвестно ничего. Эта тема, как и тема детских игрушек вообще, до самого недавнего времени оставалась за пределами внимания историков: изучалась, прежде всего, этнографическая игрушка, да и то преимущественно с позиций декоративно-прикладного искусства; в связи с детскими играми тема игрушки затрагивалась как средство психического развития и обучения детей; в 20−30-е годы большое внимание уделялось идеологическому воздействию игрушек и проч. Однако даже эти исследования обошли Муром стороной. При том, что педагоги, психологи, искусствоведы, художники, этнографы рассматривали сложные теоретические проблемы, связанные с игрушкой, практически вне поля зрения исследователей оставались вопросы бытования игрушки в конкретном историческом контексте. В известном смысле эта ситуация вполне объяснима: реальное бытование игрушки обнажает множество острых социальных противоречий, которых по официальной идеологии в советской жизни не было и быть не могло. Даже простое обозначение этих противоречий еще несколько лет назад могло быть небезопасным для исследователя.


Сложность в изучении бытования игрушки заключается, прежде всего, в том, что игрушка недолговечна: она ломается или ее ломают, стареет или устаревает, теряется или выбрасывается, надоедает или становится неинтересной. В конце концов, когда дети вырастают, она просто оказывается ненужной и рано или поздно от нее избавляются как от хлама. Редкие экземпляры хранят и передают из поколения в поколение и чаще уже не как игрушку, а как семейную реликвию. Долгое время, в том числе и в первые десятилетия советской власти, в обычных семьях игрушек у детей было мало. Зачастую покупных, фабричных, не было вообще; играли самоделками, которые, конечно не хранили. Игрушки выбрасывали еще и оттого, что жизнь в малогабаритных квартирах, — а чаще в бараках или «коммуналках», — просто не оставляла места, где можно было хранить игрушки. Однако многие выходцы из деревни, даже переехав в города, пытались остаться верными своему крестьянскому «накопительскому» менталитету. Старые игрушки — может быть потому, что в крестьянской жизни нередко использовались игрушки, сохранявшие сакральное значение, — хранили сначала в шкафу дома, затем в кладовке, если был сарай — в нем. С уходом старшего поколения из жизни, молодые, разбирая старые вещи, выбрасывали на помойку и игрушки, в которых уже не видели ни мемориальной, ни, тем более, сакральной и уж совсем никакой материальной ценности.


Большинство краеведческих и исторических музеев также не могут похвастаться систематическими коллекциями игрушек, а немногие частные коллекции до недавнего времени были или тематическими (например, оловянных солдатиков, автомашин, самолетов, какого-либо вида народной игрушки), или собранием антикварных раритетов (авторских или фарфоровых кукол) и т. п. Обычная повседневная серийная игрушка интересовала, пожалуй, только организацию, ныне именуемую Учреждение Российской академии образования «Художественно-педагогический музей игрушки» в Сергиевом Посаде, созданный в 1919 году художником и историком игрушки Н. Д. Бартрамом. Специализированные музеи игрушки, в большинстве своем — частные, в нашей стране появились только в последние десятилетия.


Иногда игрушки упоминаются в мемуарной литературе, но круг известных мемуаров о Муроме весьма ограничен1. Кое-какие сведения можно почерпнуть из дореволюционных каталогов промышленных выставок и прейскурантов промышленных артелей2, из местной периодической печати. Определенный интерес представляет и подборка фотографий, сложившаяся в муромском музее в ходе осуществления проекта «Фотолетопись Мурома». Около 220 отобранных снимков запечатлели с игрушками детей и взрослых. Фотографии, сделанные в период с начала XX века по 60-е годы, имеют разный художественный и технический уровень — есть выполненные профессионалами в фотоателье, есть снимки начинающих любителей, но почти все они постановочные. Это и плохо, и хорошо. С одной стороны, на фотографиях практически отсутствуют самодельные и простенькие игрушки, а зафиксированные мизансцены демонстрируют или «как должно быть», или близки по жанру к «парадному портрету», или это просто «фотография на память». С другой — волей участвовавших в съемке оказались отобранными самые престижные, модные и дорогие игрушки, из тех, которые во многих семьях дети только иногда, по особому разрешению старших, получали для игры. К тому же подборка фотографий носит случайный характер, и о ее полной репрезентативности говорить весьма сложно. Так что при статистической обработке проявляется, конечно же, не абсолютная картина, а лишь некоторые тенденции бытования игрушек в Муроме. При этом не следует забывать, что эти фотографии в ряде случаев являются едва ли не единственным источником, по которому можно составить представление, как выглядели те или иные конкретные игрушки. К сожалению, комплекс фотографий, относящихся к дореволюционному периоду в этой выборке весьма мал: всего семнадцать снимков. Следующая выборка условно отнесена к 1918−1940 годам. Такой значительный временной период во многом обусловлен не только тем, что бытовая фотография не имела большого распространения, но и тем, что фотографии этого периода чрезвычайно сложно поддаются более-менее точной датировке. Хронологическая атрибуция каждой из них — это практически самостоятельное исследование. В этом комплексе всего девять фотографий. Необходимо учитывать и то, что в этом жанре фотографии, во всяком случае, до революции, существовала своя мода, и фотоателье приобретали специальных кукол для фотографирования.


До 1917 года на шести снимках (т. е. более трети всей выборки) запечатлены куклы, причем, пять из них явно фабричного производства; два плюшевых медведя; по две дудочки, мячику и трехколесному велосипеду; по одной лошадке-каталке и собачке из папье-маше, погремушке, креслу-каталке, барабану. Кем и где произведены эти игрушки, установить пока не удалось.


Основную массу отечественной игрушки до революции производили кустари. В качестве особенностей русской кустарной промышленности исследователи уже давно отмечали ее сельский характер и так называемое «гнездование», т. е. компактное расположение в одной местности какого-то вида производства3. Во Владимирской губернии таким «гнездом» по производству деревянных резных игрушек была деревня Богородская, сельцо Ворсково и сельцо Гривино Константиновской волости Александровского уезда. В 1894 году в Ворскове и Гривине производством игрушек на дому занималось 100 мужчин и 70 подростков. Каждый из них из местного материала за зиму вырезал до 1800 штук. Себестоимость игрушки составляла 2 коп., а сбывали их по 3 коп. в Москву. Еще один мастер, нарабатывавший до 100 руб. в год, работал в д. Березино Тирибревской волости того же Александровского уезда и свои изделия продавал тоже в Москву4. Стоимость богородских игрушек по данным на 1912 год колебалась уже от 9 коп. до 20 руб. Ассортимент был весьма разнообразным, включал 174 наименования, где были звери, наездники, пистолет с мушкетом, развод солдат, бодающиеся барашки, суфражистки, броненосец, шествие царицы и многое другое5. Игрушки крупными партиями сбывались в Сергиевом Посаде (на сумму до 4200 руб.)6. Игрушки из Александровского уезда были известны и за границей. Газета «Муромский край», например, несколько раз сообщала: «В Германии… наблюдается большой спрос на дешевые деревянные изделия, главным образом, на деревянные игрушки»7; «Игрушки раскупались нарасхват. Большинство посетителей (Русской кустарной выставки в Берлине, март 1914 года. — Л. Г., Ю. С.) возвращались с выставки с игрушками»8; «На значительный и постоянный спрос в Германии могут рассчитывать всевозможные игрушки»9. Однако эти игрушки радовали не только столичных жителей и иностранцев. Довольно крупными партиями их привозили на Муромскую ярмарку, о чем писала та же газета: «Идет бойкая торговля игрушками кустарей Александровского уезда»10.


В селах Исаково, Большое и Малое Маркушино, Набережная делали санки и продавали их в основном в Коврове и лишь частью в других местах11. Пять мужчин из д. Горки Тейковской волости Шуйского уезда занимались изготовлением лукошек и детских повозок. Материал завозили из Суздальского района, а товар сбывали на базарах Шуи, Коврова, Суздаля, производя в год до 500 изделий. Производство одной повозки стоило до 150 руб., а ее базарная цена назначалась в 250 руб.12


Эти игрушки, если и попадали в Муром, то не слишком часто. Чаще в Муроме на базарах можно было встретить детскую плетеную мебель — столик, креслице (по 1 руб.), диванчик (1 руб. 75 коп.) — из корзиночной мастерской села Благовещенского Муромского уезда или «последовательную коллекцию погремушек» (1 коп.) из Санчурской земской мастерской Меленковского уезда. Бережковская кустарная сапожная артель шила покрышки для футбольных мячей по цене 3 руб. 50 коп. (для сравнения — туфли, пошитые в той же артели стоили 2 руб. 50 коп., а сапоги — 6 руб. 50 коп.)13.


Некоторые кустари и артели, специально не занимавшиеся выпуском игрушек, тем не менее, делали их из отходов своего производства. Муромская жительница Н. П. Вощинина-Киселева (1911−1989) вспоминала, что на Рождественской площади города торговали гончары, которые вместе с «серьезным товаром» в большом выборе продавали глиняную игрушечную посуду, которую ей часто покупала бабушка14. Надо полагать, что раз такую посуду покупали одной девочке часто, то и стоила она — посуда — недорого. Одной из причин отсутствия на рынке широкого ассортимента местных глиняных игрушек являлось, видимо, то, что во Владимирской губернии (кроме с. Коровина Меленковского уезда) не было естественных залежей пластичных глин. Владимирские глины среднего качества. Изделия из них грубые и ломкие; чтобы довести глину до нужной производственной кондиции, следовало потратить много времени и сил. Причем, если «выкручиванием» посуды занимались мужчины, то лепка одинаковых и дешевых свистулек была женским занятием. Обжигали свистульки вместе с посудой, чтобы рационально использовать все пространство горна15. Однако некоторые исследователи категорически утверждают, что «глиняную игрушку в Муромском крае раньше не делали», правда, речь в этом случае идет о производстве в промышленных масштабах16.


Неподалеку от гончаров в рядах, где предлагали столярные и плотницкие изделия, можно было выбрать детские колясочки или что-нибудь из деревянных игрушек17. Вполне возможно, что основными поставщиками были крестьяне Меленковского уезда, значительная часть которых занималась «выделыванием деревянной разного рода домашней посуды18».


Еще один канал поставки игрушек на муромский рынок обнаружился благодаря курьезу, описанному в местной газете. Там в разделе «Ярмарочная жизнь» сообщалось: «Привлекаются к ответственности: по ст. 169… крестьянина с. Карачарова А. П. Сасина за кражу металлической гремушки (курсив наш. — Л. Г., Ю. С.), стоящей 35 коп. из лавки игрушек на ярмарке крестьянина Ковровского уезда И. Ф. Казакова»19. Погремушка, видимо, была подобна той, которую держит в правой руке младенец на фото.


Дорогие фабричные игрушки можно было выписать из другого города или, судя по рекламным объявлениям, приобрести в магазине Г. И. Когана20 и в «книжном и писчебумажном» магазине Н. П. Мошенцевой21. Об ассортименте судить трудно. В рекламе Мошенцевой, например, говорится о детских играх и заводных игрушках. В основном же это обычно были немецкие, английские, французские, итальянские куклы. В России кукольные головки в небольшом количестве производили на фабрике Бенуа, на Хотьковской фабрике в Подмосковье, на кукольной фабрике Журавлева и Кочеткова22. В зажиточных семьях такие игрушки обычно дарили детям на Рождество23, Пасху. Поэтому и активная реклама в газете — «Покупайте к празднику» — приходится на предрождественские и предпасхальные дни, причем размещалась она на первой странице24. В 1914 году Пасха была 6 апреля, поэтому пик объявлений начался со второй половины марта. Перед летним выездом на дачу ассортимент игрушек менялся. Магазин Н. П. Мошенцевой, например, в это время предлагал «летние садовые и детские игры»25. Выезжая на дачу, детские игрушки обязательно вывозили с собой26.


На заказ игрушки делали в швейных мастерских Троицкого монастыря. Н. П. Вощинина-Киселева вспоминала: «Я со своей Кокой ходила (в монастырь. — Л. Г., Ю. С.) к монахине матушке Нине… Занималась матушка Нина стежкой одеял и шитьем тpяпичных кукол. Для нашей большой семьи бабушка заказывала и то и дpугое… Куклы были очень хоpоши и мы любили игpать ими больше, чем фаpфоpовыми. Лица кукол вышивали цветными нитками. Куклы были очень пpочными. Здесь же можно было заказать для кукол платье и пальто. Все выполнялось тщательно и кpасиво. Пальто отделывались меховой опушкой… Помню, у меня была кукла-девочка, а у Лени — кукла мальчик»27.


Самодельные игрушки делались, прежде всего, к Рождеству как украшения на елку. Эта традиция еще многие десятилетия сохранялась в Муроме. Н. П. Вощинина-Киселева вспоминала, что игрушки ее научила делать воспитательница: «Дети клеют, как умеют, игрушки для елки… К елке мы сами делали игрушки… Потом, уже будучи школьницей, я всему… учила своих младших братьев и сестер, когда мы клеили игрушки для своей домашней елки… Елки были необыкновенно красивы. Дети нарядные, как дорогие куклы, которые они получали в подарок»28.


Кроме того, были самоделки и для повседневных игр. Например, сосед Вощининой-Киселевой, восьмилетний Шурик, «очень хорошо рисовал, лепил из пластилина… глины и строил из всякого материала все на свете. Его изделия были так хороши, что их не ломали. Помню много кораблей и кораблик с хорошо выделанными мелкими деталями: якорями, мачтами, цепями, канатами; дома и замки из глины и песка в саду… Он построил даже настоящий маленький домик в саду. В доме было две или три комнаты и настоящая кирпичная печка, которую можно было топить29».


Места для игр выбирались самые разные, но предпочтение, конечно же, отдавалось укромным уголкам: «Верх амбара использовали для лишних в доме вещей… (ах, какое это было желанное место для детских игр!)»30. А В. К. Зворыкин вспоминал, что в огромном доме отца, великоватом даже для их немаленькой семьи, дети любили пробираться в незанятые комнаты и устраивать игры там31.


После октябрьского переворота какие-либо, и без того скудные, сведения об игрушках из муромской прессы практически исчезают. Во всяком случае, до 1923 года. Единственный раз встречается упоминание об игрушках в весьма специфическом контексте, где игрушка рассматривается не как детская забава, а как средство коммерческого обмена, или, говоря современным языком, бартера: «(Артель-Банк)… расширяются промыслы экспортных изделий (Богородская игрушка…) для обмена за границу на необходимые кустарям орудия производства»32. Оно и понятно, о каких игрушках может идти речь, когда в 1922 году, например, «за весь учебный год Усоцвос из скудных запасов прошлых лет и незначительных поступлений из Губстнароба осенью 1921 года распределил всего лишь по нескольку десятков книг самого разного содержания, по 40−50 шт. карандашей, небольшое количество чернил; на волость по 4−8 листов бумаги на 1-го учащегося. Перья, мел совершенно отсутствовали». Это называлось «дефектом в работе»33.


Новогодние елки еще не были запрещены, но получили классово выдержанное название «пролетарских». «Благодаря стараниям Фабкома для детей рабочих фабрики «Красный луч» была устроена «елка»… Были закуплены игрушки для «елки» (это второе упоминание об игрушках. — Л. Г., Ю. С.) и подарки для детей… Детям были выданы подарки (на 404 человека) по 1 булке, колбасы, конфект, яблок и по 1 головному платку»34. Весьма похоже, что закупкой игрушек местные власти убили двух зайцев, т. к. в этом году в Муроме во Дворце Труда при Союзе совработников работает артель безработных, которая в числе прочих изделий «по самой сходной цене» изготавливает елочные игрушки35.


В семьях на Новый год продолжали делать самодельные игрушки: «Хлопушки, цепи, коробочки, рог изобилия, бомбоньерки. Из картона вырезали разных зверюшек: зайца, лису, медведя и обклеивали золотой или серебряной бумагой… Были у нас и настоящие покупные игрушки, но очень мало, — вспоминает Н. В. Суздальцева. — Это игрушки маминого детства, и еще было 12 очень красивых клоунов. Их подарила нам на Новый год мамина сестра… Когда мы были уже взрослыми, мама этих клоунов разделила нам всем поровну»36.


В детских общественных учреждениях игрушек также не хватало. Например, в организованном для ста пятидесяти ребятишек детском саду игрушек просто не было. Однако руководство констатировало, что это лишь «немного затрудняет работу»37.


Недостаток игрушек и забав восполнялся идеологией. «Первый детский дом имени В. Г. Короленко (Мечникова, 24) праздник труда — «Первое мая» — отметил довольно удачно. Помещение дома декорировали зеленью. Большой портрет Карла Маркса был вставлен в рамку из зелени, перевитой красной лентой. Рамка изображала букву «С» (социализм). Вечер (30 апреля) открылся пением Интернационала и докладом воспитанника детдома Семы Вострикова о «значении 1-го Мая для трудящихся»»38. К слову сказать, портреты вождей, на которые, в отличие от игрушек, деньги находились, продавались (на дешевой распродаже со скидкой 20%) в том же книжно-писчебумажном магазине «Новая жизнь», что и «детские игры и забавы»39. Магазин пытался рекламировать игрушки и к советским праздникам, как, скажем, «к шестой годовщине Октябрьской революции»40, однако традиции дарить детям игрушки к таким дням так и не сложилось.


Между тем, значительная часть детей, лишенная возможности нормальной игровой деятельности, была предоставлена сама себе. В мае 1922 года газета «Луч» поместила заметку с чрезвычайно выразительным названием: «Одичание детей». В ней говорилось: «Через неделю наши школы закроются. Детей «распустят» на летние каникулы… Значительная часть школьных малышей будет скитаться по городу без культурного воздействия. Будут собираться в стайки маленькие босяки, сражаться в бабки, в орлянку с азартом, на деньги с матерной бранью. Начнутся походы за чужим добром, в огороды, в сады»41. Анонимный автор, видимо, и предположить не мог, проблема, изложенная им корявым языком, и многие десятилетия спустя так и не будет решена обществом.


В Муроме попытались возродить традиционную ярмарку, которая просуществовала несколько лет. Одна из старожилок вспоминает об ярмарочной лотерее: «Лотереи большие были. Я выиграла курочку с яичком. Вот такая вот дощечка и ручка… И, вот так вот крутишь эту дощечку, и курочки клюют зернышки. Вот такая игрушка. Наверно, лет восемь мне было»42. Судя по описанию, это была богородская игрушка.


Дети продолжали делать игрушки сами: кукол из глины и тряпочек («Платье разорвется — из него и шили. Из пуговиц глаза делали… Матери и бабушки только подсказывали»). Свистульки из ветлы делали «мастера»43.


На девяти фотоснимках с 1918 по 1940 годы зафиксированы две куклы фабричного производства, но гораздо более низкого качества, чем на фотографиях до 1917 года; пять плюшевых медведей; по одной погремушке, детской сумочке, мячику. Их производителей также не удалось установить.


Даже беглый обзор бытования игрушки в Муроме первых десятилетий XX века показывает, что собственного игрушечного производства в городе и уезде не было, практически все игровые средства привозились как из соседних регионов, так и издалека. Фабричные игрушки можно было приобрести или заказать в двух городских магазинах. Игрушки на заказ изготовлялись и в швейной мастерской Троицкого монастыря. Артельные кустарные игрушки привозились из центров их производства на ярмарки. Дешевые кустарные игрушки низкого качества как товар сопутствующего производства продавались на муромском базаре. После октябрьского переворота приток игрушек сократился. Показательно, что Н. П. Вощинина-Киселева, с упоением рассказывавшая о своих детских игрушка, об игрушках своих детей не упомянула ни разу…




1 См., например: Вощинина-Киселева Н. П. О. Муроме (Семейная хроника купцов Вощининых). — Муром, 2007; Суздальцева Н. В. Праздник Рождества в моей памяти о детстве // Муромский сборник. — 1993. — С. 154.


2 Каталог кустарно-промышленной выставки, устраиваемой в гор. Владимире при Губерн-ской Управе с 15-го ноября по 6 декабря 1912 г. — Владимир на Клязьме, 1912; Муромский межрайонный союз деревообрабатывающих, лесозаготовительных и лесо-химических кооперативов промысловой кооперации «Муромдревхимсоюз»: Иллюстрированный прейс-курант на изделия промкооперативов; Мебельные, Игрушек, Кузнечно-меховые, Судостроение, Лесохимической продукции, Бондарные и тары, Обозные, Разных промыслов. — М., 1937.


3 Кустарная промышленность РСФСР. — М., 1929. — С. 10.


4 Памятная книжка Владимирской губернии за 1894 год. — Владимир, 1895. - С. 480, 486.


5 Каталог кустарно-промышленной выставки, устраиваемой в гор. Владимире при Губерн-ской Управе с 15-го ноября по 6 декабря 1912 г. — С. 27.


6 Обзор Владимирской губернии за 1907 год. — Владимир, 1908. — С. 80.


7 Русские кустарные изделия за границей // Муромский край. — 1914. — № 82 (15 апр.). — С. 1.


8 Русские кустари в Германии // Муромский край. — 1914. — № 53 (7 марта). - С. 2.


9 Русские кустари за границей // Муромский край. — 1914. — № 103 (9 мая). - С. 2.


10 Ярмарочная жизнь. Кустари // Муромский край. — 1914.- № 143 (28 июня). — С. 3.


11 Памятная книжка Владимирской губернии за 1894 год. — С. 362.


12 Там же. — С. 526.


13 Каталог кустарно-промышленной выставки, устраиваемой в гор. Владимире при Губернской Управе с 15-го ноября по 6 декабря 1912 г. — С. 21, 22, 76.


14 Вощинина-Киселева Н. П. Указ. соч. — С. 24.


15 Сбитнева И. С. Гончарные и керамические промыслы во Владимире и Владимирской области: история и современность // Материалы областной краеведческой конференции (14 апреля 2006 г.) — Владимир, 2007. — Т. 1. — С. 164.


16 Кулешов А. Г. Мужские ремесла // Традиционная культура Муромского края. — М., 2008. — Т. 2. — С. 428.


17 Вощинина-Киселева Н. П. Указ. соч. — С. 25.


18 Владимирский сборник. Материалы для статистики, этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. — М., 1857. — Гл. XV. — С. 13.


19 Муромский край. — 1914. — № 149 (5 июля). — С. 3.


20 Муромский край. — 1914. — № 1 (1 янв.). — С. 1. № 71 (29 марта). — С. 1.


21 Муромский край. — 1914. — № 70 (28 марта). — С. 1; № 72. — С. 1; № 73. — С. 1; № 75. — С. 1; № 77. — С. 1; № 78. — С. 1.


22 Было ли в старой России крупное кукольное производство? // www.antiq.info/magazine_all_issues/6859.html


23 См., например: Суздальцева Н. В. Указ. соч. — С. 154.


24 Муромский край. — 1913. — № 2 (28 дек.). — С. 1.


25 Муромский край. — 1914. — № 118 (29 мая). — С. 1; № 126 (7 июня). - С. 1.


26 Вощинина-Киселева Н. П. Указ. соч. — С. 64.


27 Там же. — С. 50.


28 Там же. — С. 54, 55, 65.


29 Там же. — С. 67.


30 Там же. — С. 29.


31 Зворыкин В. К. Мемуары изобретателя телевидения // Парфенов Л. Зворыкин Муромец. — М., 2011. — С. 67.


32 Луч. — 1921. — 5 июля. — № 50 (333). — С. 3.


33 Позаботьтесь о пособиях // Луч. — 1922. — 1 июля. — № 49 (332).


34 Пролетарская елка // Луч. — 1923. — 3 февр. — № 10 (394). — С. 3.


35 Луч. — 1923. — 25 дек. — № 229 (607).


36 Суздальцева Н. В. Праздник Рождества в моей памяти о детстве // Муромский сборник. — 1993. — С. 154.


37 Вольник Н. Детский сад // Луч. — 1923. — 22 апреля. — № 44 (428). - С. 2.


38 Первое Мая у детей // Луч. — 1923. — 6 мая. — № 55 (489). — С. 2.


39 Луч. — 1923. — 12 июля. — № 102 (486). — С. 4; 17 июля. — № 104 (488). — С. 4.


40 Луч. — 1923. — 3 ноября. — № 183 (567). — С. 4.


41 Одичание детей // Луч. — 1922. — 5 мая. — № 32 (315). — С. 2.


42 Миронихина Л. Ф. Рассказы о прошлом // Традиционная культура Муромского края. — М., 2008. — Т. 1. — С. 519.


43Райкова И. Н. Детское творчество // Там же. — С. 446.